— Ну, ты у меня попляшешь!
— Ты что? Вызываешь меня на поединок? — спросил Дэвид. — Что ж, сцепимся, как две обезьяны, которые дерутся не на жизнь, а на смерть. В конце концов, можно разок и пострадать, если выступаешь с собственным шоу! Как просто: пять стаканов — и из администратора превращаешься в актера! Вот так превращение! За «Фрости-О»!
Он стал лицом к разбитому тривизору и отсалютовал, словно римский гладиатор:
— Идущие на смерть приветствуют тебя!
Затем стремительно развернулся и ударил противника в челюсть. Однако верзила устоял и тут же бросился на Дэвида. Вокруг них моментально сгрудились посетители, жаждавшие нового развлечения.
Тут бармен решил, что настало время вмешаться. Он сделал знак двум здоровякам, которые резались в карты в дальнем углу. Те оставили игру и умело разняли дерущихся.
Бармен, конечно, не обладал мудростью Соломона, но дело знал.
— Тощего вытолкайте через парадный вход! — распорядился он. — А толстого — в заднюю дверь!
Покрытых ссадинами и синяками противников вытолкали вон, так что они оказались на разных улицах. Разочарованные зрители неторопливо разошлись к своим столикам.
Дэвид чудом удержался на ногах и, обернувшись, обругал вышибалу последними словами. Тот пропустил ругательства мимо ушей, словно они его не касались.
Неожиданно Дэвид ощутил во рту какой-то странный привкус. Ощупав голову руками, он обнаружил на лбу глубокую кровоточащую ссадину. Дэвид достал носовой платок и, оглядываясь по сторонам, принялся старательно вытирать кровь.
Он проглотил быстродействующую антиалкогольную таблетку и вскоре начал приходить в себя. Затем отыскал телекоммуникационную кабину. Каждое движение причиняло ему боль. Дэвид не без труда извлек на кармана кредитную карточку и сунул ее в прорезь переговорного устройства. Пока он дожидался ответа автомата, трубка больно давила ему на поврежденное плечо.
— Частный номер. Код четыре шесть два. Назовите, пожалуйста, номер абонента, — прозвучало в трубке.
— Семь шесть семь четыре четыре пять три три, — сказал Дэвид.
Свободной рукой он обхватил голову, лицо его исказила гримаса боли. Перед ним засветился экран, как бы заштрихованный зигзагами помех.
Зигзаги вдруг исчезли, та экране появился дядюшка Дон Тексас. В шелковой домашней пижаме, он сидел на широкой тахте, со стаканом мартини в руках. Где-то «за кадром» звучала негромкая музыка и звенел женский смех. Общий план неожиданно сменился крупным: теперь на экране была только голова Дона Тексаса.
— На моем экране почему-то нерезкое изображение. Это ты, Дэвид?
— Да. Послушай, дядюшка Дон, мне нужно немедленно с тобой поговорить!
Сбоку в поле зрения появилась женская рука с длинными пальцами и узкими, покрытыми лаком ногтями. Дон шлепнул по ней ладонью, и рука исчезла. Снова раздался женский смех.
— Что случилось Дэвид? Ты в своем уме? — спросил дядюшка.
— Дело не терпит отлагательств, дядюшка Дон. Я… я думаю выйти из игры.
Сказанное явно произвело впечатление на собеседника. Лицо дядюшки Дона приняло озабоченное выражение.
— Что? Да ты с ума сошел!
Взгляд его, устремленный на передающую камеру, приобрел привычную твердость.
— Что у тебя с лицом?
Дэвид дотронулся до засохших кровоподтеков на лбу.
— Да так, пустяки. Поспорили о достоинствах нынешних тривизионных программ. Критикам доставалось во все времена.
Дядюшка Дон неодобрительно хмыкнул.
— Тебя самого сейчас можно показывать в любой развлекательной программе. Ладно, приезжай. Но если ты задумал меня разыграть, берегись!
Дядюшка беззвучно повесил трубку. Дэвид еще немного постоял перед погасшим экраном, потом вышел из кабины.
Был третий час ночи. С восточного побережья дул холодный потер, шел дождь. Дэвид почувствовал, что вымок до нитки.
Дом, в котором обитал дядюшка, был оснащен новейшей электронной аппаратурой, делавшей его неуязвимым для злоумышленников. Дэвид вступил в холл, стены которого были отделаны под дерево, и задержался возле чучела райской птицы.
Он увидел, как дядюшка Дон мягко, но решительно выпроваживает из кабинета прелестное юное создание.
— Ну, пупсик!..
— Не беспокойся, Шейла! С продюсером я все улажу.
— Ну… ладно. Но получается как-то смешно. Я надеялась…
— Надеялась не только ты, дорогая. Помешали серьезные обстоятельства.
Дядюшка встретился взглядом с Дэвидом, который о интересом наблюдал за этой сценой.
— Ба, да ты уже здесь! Прощай, крошка…
Дядюшка демонстративно чмокнул Шейлу, и юное создание нетвердой походкой проследовало мимо Дэвида к выходу.
Дэвид подмигнул Дону.
— Привет, дядюшка Пупсик!
Дон внимательно оглядел племянника.
— Эге! Слушай, а тебя правильно собрали после оказания первой помощи? Входи, входи же!
У дядюшки Дона были роскошные, просторные апартаменты. Он усадил Дэвида за низкий стел, на котором стояли три металлических сосуда причудливой формы. Дэвид сделал вид, что не замечает их.
— Посиди здесь и отдышись, а я поищу, чем бы заделать твой череп.
Дядюшка встал, подошел к овальной двери, но на пороге обернулся.
— Вот здесь, — указал он на сосуды, — ром, водка и выдержанный бренди. Что-нибудь тебе подойдет.
Дэвид плеснул себе в рюмку бренди и сделал небольшой глоток. Действие антиалкогольной таблетки, видимо, уже закончилось. Дэвид огляделся но сторонам.
В дядюшкином доме все было по-старому. Обстановка, выдержанная в навязчивых эротических тонах — красном и розовом, совершенно не сочеталась со старой рухлядью вроде стоявшего в дальнем углу письменного стола периода колонизации Америки. Стол был завален бумагами, на краю примостился магнитофон для микрокассет, который словно приклеился к тонкому пластику.
Вернулся Дон с дезинфицирующими салфетками и баллончиком обезболивающего средства в руках.
— Вот! Кое-что нашлось.
Дядюшка принялся обрабатывать рану на голове Дэвида, не обращая внимания на его стоны и вздохи.
— Прежде чем ты испустишь дух, расскажи, ради бога, что у тебя там случилось? Из-за чего мне пришлось прервать… э-э-э… деловое свидание?
Дэвид усмехнулся, потом начал серьезным тоном:
— Дон, с тех пор, как умерли мои родители, ты был мне отцом…
Дядюшка перебил его:
— Если ты явился сюда для пьяной болтовни, вставай и выкатывайся, племянничек! А если догонишь красивую девушку… с которой мы… э-э… беседовали о делах, скажи ей, чтобы возвращалась…
Дэвид улыбнулся.
— Ладно, Дон. Извини. Я уже сказал тебе, что окончательно решил выйти из игры.
Дон окинул его пристальным взглядом.
— Ты что, серьезно? Я думал, ты просто валяешь дурака. Мне даже захотелось хлебнуть чего-нибудь покрепче!
Он наполнил свою рюмку и уселся в большое мягкое кресло.
— Итак, почему ты задумал выйти из игры? Мне кажется, твоя нелепая выходка нынче утром на заседании правления была вызвана именно этим… Мне чертовски долго пришлось уламывать старика Мусфейса и прочих.
— Дон, тебе никогда не приходило в голову, что сейчас на тривидении показывают слишком много сцен насилия?
— Ах вот что не дает тебе покоя! Послушай, Дэвид. Мы лишь поставляем публике то, чего она хочет. Домашние пульты для голосования, установленные на тривизорах, позволяют нам узнать желания зрителей, а мы со своей стороны делаем все возможное, чтобы обеспечить их вожделенным зрелищем. Этим занята вся наша индустрия шоу-бизнеса и так называемые независимые компании, готовящие программы для тривидения! Разве ты согласился бы, чтобы наша аудитория свелась к горстке замшелых консерваторов, как это произошло в кинематографе? В кино теперь практически никто но ходит. Там нет живых актеров и ничего интересного там не увидишь! Хочу обратить твое внимание еще на одну особенность, — продолжал дядюшка. — Как ты думаешь, почему современное тривидение пользуется таким успехом? Как известно, было время, когда в эфир шли только передачи, записанные на пленку. Можешь ты такое вообразить?
