Рядом с пляжем располагалась большая столовая на открытом воздухе, где у яркого сине-зеленого огня вовсю играла группа мариачи. Несколько пар изящно покачивались на танцполе, но меня привлек квартет мужчин, трудящихся в сильную жару. Подойдя ближе, я увидела одного из них с закрытыми глазами, корпус его большой гитары прижимался к круглому животу. Я подошла ближе и сфотографировала его страсть.

— Синьорита! — Другой мексиканец, красивый и молодой, с блестящими черными волосами, зачесанными назад, поймал меня и подошел ко мне с широкой улыбкой. — Что делает такая красивая женщина на земле? Ты, должно быть, танцуешь!

— Нет, спасибо, — возразила я, когда полукруг хорошо одетых посетителей повернулся ко мне. Каким — то образом я стала вечерним развлечением.

— Приходить Синьорита, — продолжал он уговаривать, его бедра покачивались в такт пламени свечи. — Такая красавица, как ты, должна танцевать.

Я почувствовала пламя румянца на своих щеках и покачала головой, униженная множеством пар за ужином, смотрящих на меня.

— Возможно, мне удастся тебя убедить.

Мое дыхание превратилось в один длинный свист, когда я посмотрела на мужчину передо мной. Свет свечей был у него за спиной, освещая его высокое телосложение и отбрасывая тени на его черты. На самом деле это мог быть кто угодно, и его английский был безупречен, но я знала, кто это был. Дрожь пробежала по моей спине, и я вздрогнула.

Француз протянул руку, и в тот момент, когда я взяла ее, я оказалась в его объятиях, плавно потянулась туда и поднялась. Я была ошеломлена его запахом и силой его тела напротив моего.

— Дама танцует, — воскликнул ведущий, вызвав вежливые аплодисменты. — Моя работа этой ночью закончена, дамы и господа. Пожалуйста, наслаждайтесь.

Музыка становилась громче, наполняя тяжелый ночной воздух ритмами и вибрациями. Я почувствовала, как они струятся сквозь подошвы моих ног, и засмеялась, когда пара рядом с нами грациозно покружилась по танцполу.

— Приятно видеть тебя снова. — Он ждал, пока я назову свое имя, и я вздрогнула, осознав, что он не узнал его в самолете.

Я закусила губу и обдумывала варианты. Мое общение с незнакомцем было захватывающим, и я не хотел слишком много себя выдавать, поэтому с внезапной уверенностью, хотя никто никогда не называл меня таким именем, я сказала:

— Эль.

Он повторил этот слог, и звук моего имени был грешным, как будто он откусил декадентскую сладость.

Я посмотрела на него и криво улыбнулась.

— Я бы так не подумала. Сегодня утром ты практически выбежал из самолета.

Легкая улыбка искривила его губы, но руки сжались: одна в моей, другая на моем бедре. — Любой здравомыслящий человек бежит от сирены.

— Хорошее чувство самосохранения. — Я посмотрела на него из-под ресниц и была вознаграждена его сверкающими голубыми глазами. — Я не вижу, чтобы ты сейчас бежал.

— Нет. — Казалось, он был так же обеспокоен этой идеей, как и я. — Я здесь, чтобы работать, и обычно я не из тех людей, которые смешивают бизнес и удовольствие, но когда я увидел, как ты сидишь здесь… — он пожал плечами, раздраженный отсутствием контроля, даже когда он мастерски перемещал нас по танцполу. — Я тоже не тот тип человека, который отказывает себе в чем — то, хотя очень этого хочет.

Музыка теперь пульсировала быстро. Я чувствовала биение сердца, и любые вопросы, которые я могла бы задать, были потеряны из-за моего затаившего дыхание энтузиазма, когда француз поворачивал меня быстрее. Мы исполняли какую — то версию танго. В детстве я посещала достаточно уроков танцев со своими сестрами, чтобы знать это, но чем больше мы двигались вместе, тем менее формальным это становилось. Одна сильная рука подняла мою ногу через его бедро, и я дюйм за дюймом восхитительно скользнула вниз по его стальному бедру, пока он снова не поднял меня в вертикальное положение. Положив руки ему на грудь, я покачивалась, как колеблющееся пламя низко над землей, а его руки на моих плечах вели меня вниз. Я задыхалась, но не от танцев. Я была в интимной близости с мужчиной, которого почти не знала, и могла бы поклясться, что ничто никогда не было столь эротичным. Музыка достигла своего стремительного крещендо, и меня отправило кружиться по полу, ведя тесными кругами под его сильной рукой. И только когда музыка внезапно замедлилась и закончилась задыхающимся хныканьем, он остановил меня, прижавшись всем телом к моему.

Его практически не смущал самый чувственный опыт в моей жизни, он был крутым и сдержанным до самых кончиков великолепных прядей волос. Но эти электрические глаза расширились, глядя на меня сверху вниз, а его тело напряглось от беспокойства. Я почувствовала, что таю еще сильнее на его мраморных краях, и на мгновение мне показалось, что у меня хватит смелости поцеловать совершенно незнакомого человека, но руки опустились на наши плечи, разъединив нас.

— Очень красивая пара, очень красивая! — воскликнул ведущий, вызвав бурю аплодисментов. Обняв нас обоих, он ухмыльнулся толпе. — Думаю, сегодня вечером у нас есть победитель в номинации «Лучшая пара». Си?

Другие посетители выражали протесты и некоторое согласие, и он насмехался над ними, чтобы они вышли на танцпол и показали нам.

— Эти двое снова будут танцевать!

Чья — то рука из воздуха выхватила его микрофон и мой француз с непостижимым хладнокровием посмотрел на лицо гораздо более мелкого человека.

— Нет. Мы не будем.

Ведущий кивнул и нервно засмеялся, но мне пришлось скрыть смешок, когда меня уводили с танцпола.

Его стол находился вплотную к пляжу, рядом с огнем, но по другую сторону от навязчивой музыки, так что ее острые припевы затихли, уступив место нежному шороху волн о берег. Это была совершенно романтическая обстановка, но у меня было ощущение, что мой француз мог бы сделать завод по переработке промышленных отходов сексуальным.

— Ко мне должны присоединиться люди, — раздраженно пробормотал он, даже выдвигая для меня стул.

Я колебалась, неловко балансируя на своем месте.

— Мне нет необходимости находиться с вами.

Как ни странно, моя хладнокровность, похоже, позабавила его. Даже в колеблющемся свете я могла видеть ухмылку, прорезавшую его левую щеку.

— Извини, как я уже сказал, я не привык смешивать дела и удовольствие. Я возражаю против моих ожидаемых коллег, а не против тебя. Пожалуйста, поешь со мной, Эль.

Я прикусила внутреннюю часть щеки, но наконец уселась на свое место. Я молчала, когда подошел официант, чтобы принять заказ на напитки, хотя обычно я была очень самоуверенна в отношении вина. Когда он начал отдавать приказы на тяжелом, отточенном испанском, было очевидно, что он знает, что делает.

Когда мы снова остались одни, он томно откинулся на спинку стула и уставился на меня с такой похотливостью, что жар разлился по моей коже, а соски бесстыдно сморщились под тонкой тканью моего платья. Он был таким гладким и сильным, что его трудно было не связать с камышовым котом, чем — то темным и одиноким, бродящим по ночам по лесу в поисках добычи.

— Знаешь, — я попыталась завязать непринужденную беседу, что угодно, чтобы снизить температуру между нами, — Я даже не знаю твоего имени.

Его рот скривился, а руки лежали на столе, как будто он собирался с силами. Я нетерпеливо поерзала на своем месте, пока ждала, но когда он все-таки поднял глаза, желание в его глазах парализовало меня.

— У тебя когда-нибудь был курортный роман, Эль?

Я моргнула и нервно облизнула губы.

— Ты поверишь мне, если я скажу «да»?

Он снова улыбнулся, маленькой и слишком мимолетной улыбкой, чтобы её можно было уловить.

— Ты потрясающая женщина. Так что причин твоей неопытности может быть только две: отсутствие возможностей или отсутствие смекалки.

Даже покраснев, я подняла подбородок и посмотрела на него сверху вниз.

— Думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос.

— Да. — Он наклонился вперед, опираясь на предплечья, и его глаза поймали пламя так, что оно засверкало, как бриллианты, загоревшиеся в огне. — Вопрос в том, что теперь у тебя есть такая возможность, но хватит ли у тебя смелости ею воспользоваться?