– Няню – да! Но мне не нужна кормилица, мама. Я просто лопаюсь от молока.

Лицо Серафины застыло от этих слов, Пауль тоже не считал эту тему очень уместной за столом. С другой стороны, он радовался материнскому счастью Лизы. С мужем или без – казалось, впервые в своей жизни она была полностью довольна собой. С безмятежным выражением лица она села на свое место, позволила матери намазать маслом булочку и мешала сахар в чашке чая.

– Если я правильно поняла, Додо и Лео придут в гости после обеда, верно? Ты уже придумал, что будешь с ними делать, Пауль?

Почему все члены семьи считали обязанным поднимать с ним этот щекотливый вопрос?

– Я еще не пришел к окончательному решению, – угрюмо ответил он.

– Додо, наверное, захочет посмотреть самолеты, а у Лео на уме только одно: играть на фортепиано, – добавила Лиза с язвительной улыбкой.

– Дети с раннего возраста должны научиться уважать желания своих родителей, – поучала Серафина. – Им это может не всегда нравиться, но это необходимость. Мы же не хотим вырастить революционеров, верно? Пунктуальность, трудолюбие и прежде всего чувство долга – вот залог успешной жизни.

– Вы правы, дорогая Серафина, – заметила мама, прежде чем Лиза успела возразить.

– Я также считаю, что мы должны учитывать прусские методы в воспитании наших детей.

Лиза сосредоточенно чистила яйцо на завтрак. Пауль хранил молчание. В принципе, в этих заявлениях не было ничего плохого. Хотя…

– Если вы не возражаете, дорогой Пауль, я бы хотела взять детей на прогулку, – предложила Серафина.

– Очень мило, – согласилась мама. – А после мы вместе посидим за чашечкой кофе и поиграем в «Приятель, не горячись».

– О да, они будут в восторге! – иронично заметила Лиза.

– Моя дорогая Лиза, – заговорила Серафина с мягкой улыбкой. – Тебе еще многое предстоит узнать о воспитании детей.

Лиза жевала булочку с маслом, молча глядя на Серафину. Наступило неловкое молчание, когда со второго этажа послышался детский плач. Лиза хотела встать, но Серафина мягким, но уверенным жестом взяла ее за руку.

– Нет-нет, так не пойдет. Ты должна приучить своего сына к фиксированному распорядку, Лиза. Иначе из него вырастет маленький тиран.

– Но он же голодный!

Госпожа фон Доберн аккуратно сложила свою салфетку и поместила ее рядом с тарелкой.

– Он не умрет, если будет реветь даже целый час, Лиза. Это укрепит легкие.

Пауль подозревал, что сейчас что-то будет, в конце концов, он знал свою сестру. Лиза накапливала гнев и потом обычно взрывалась, когда этого уже никто не ожидал.

Посуда задрожала, целый кофейник чуть не опрокинулся с подноса, когда Лиза ударила по столу обоими кулаками.

– С меня хватит! – воскликнула она, сердито оглядывая всех вокруг.

– Лиза! – испуганно произнесла мама. – Прошу тебя.

Но Лиза не обращала на нее внимания.

– Ты можешь водить маму и Пауля за нос, Серафина. Но ты не будешь диктовать, как мне обращаться с моим ребенком!

Серафина дышала так учащенно, что можно было опасаться, что она вот-вот упадет со стула.

– Но Лиза, возьми себя в руки. Алисия, дорогая, сохраняйте спокойствие. Женщины в послеродовый период склонны к истерике.

Это было неправильное слово в неподходящее время, потому что теперь она по-настоящему разозлила Лизу.

– Может, хватит прятаться за мамой, ты, подлая змея! – закричала она пронзительным голосом. – Мари абсолютно права. Ты – подлая интриганка! С тех пор, как ты поселилась в этом доме, здесь только одни беды и раздоры! – Лиза теперь была похожа на Эринию – древнегреческую богиню мести. На упитанную богиню мести. Серафина взглядом, ищущим поддержку, посмотрела на Алисию, затем на Пауля. Он почувствовал необходимость успокоить Лизу, но не мог вставить ни слова. – Я скажу тебе кое-что, мама, – продолжала Лиза, сердито фыркая в сторону Серафины. – Отныне я не желаю есть в присутствии экономки. Если ты и дальше будешь принуждать меня, я заберу своего ребенка и перееду к Китти на Фрауенторштрассе!

Пауль видел, как мама замерла и клубничное варенье вытекло из булочки на ее тарелку.

Пауль предпринял осторожную попытку вмешаться:

– Пожалуйста, Лиза. Не надо драматизировать ситуацию.

– Я совершенно серьезно, Пауль! – повернулась к нему сестра. – Я сегодня же соберу свои чемоданы!

– Нет, – с внезапной решимостью сказала мама. – Ты не сделаешь этого, Лиза. Я не позволю тебе. Серафина, мне очень жаль.

Произошло невероятное. Под настоятельным взглядом мамы госпожа фон Доберн медленно поднялась со стула, еще раз вопросительно посмотрела на Пауля, который поднял плечи, давая понять, что не собирается вмешиваться в происходящее. Юлиус стоял у двери с безучастным выражением лица, но с широко раскрытыми глазами, которые, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Когда он открыл дверь, чтобы выпустить Серафину в коридор, его движения были порывистыми, как никогда раньше.

– Вот так! – Лиза допила остатки чая из чашки. – Теперь я чувствую себя намного лучше!

– Обязательно было устраивать этот спектакль? – недовольным тоном спросил Пауль. – Твои чувства я, конечно, понимаю, но можно было решить этот вопрос и более деликатно.

Лиза посмотрела на него странным взглядом. Вызывающим и торжествующим одновременно. Не отвечая ему, она обратилась к Алисии:

– Будь добра, мама. Мне нужно помочь с пеленанием прямо сейчас. Герти ведь внизу, на кухне.

– У меня опять ужасная головная боль, Лиза. Пусть Эльза поможет тебе.

Лиза встала, теперь она была полна энергии.

– Эльза? Боже, она упадет в обморок, когда откроет пеленки и увидит пипиську. А теперь пойдем, мама. Твой внук нуждается в тебе. Голова может немножко потерпеть.

Алисия слабо улыбнулась и заявила, что уже давно не пеленала ребенка, к тому же раньше это обычно делала няня. Однако она поднялась и последовала за Лизой. Когда Юлиус открыл перед ними дверь, послышался громкий плач маленького Иоганна.

Какая сцена! Настоящее землетрясение! Пауль, оставшийся в столовой, внезапно почувствовал себя подавленным. Он встал и подошел к окну, отодвинул штору и уставился в зимний парк. Именно здесь он стоял тогда. Папа налил ему виски, чтобы успокоить, потому что Мари рожала наверху. Сколько времени прошло? Девять лет. Теперь папы больше нет в живых. Мари тоже здесь нет. И своих детей он мог видеть лишь урывками. Как это случилось? Он любил Мари больше всего на свете. Он также любил двух своих детей. Черт! Даже если они не были тем, на что он надеялся, они были его собственной плотью и кровью, и он любил их.

Нужно было что-то делать. Стена должна быть разрушена. Камень за камнем. Неважно, чего ему это будет стоить. Неважно, от чего ему придется отказаться. Он не отступит, пока она не вернется к нему. Потому что без нее у него не было смысла жить.

После обеда, который прошел без Серафины, он стоял у окна своего кабинета и ждал. Вороны сидели на голых ветвях, земля была насквозь промерзшей, в воздухе витали маленькие хлопья снега, крошечные, как ледяные иглы. Когда он увидел, как машина Китти неуклюже свернула в парк, а затем медленно подъехала к вилле, у него все еще не было плана. Он знал только одно: этот день он хотел провести со своими детьми, быть рядом с ними.

Он наблюдал, как Китти дважды объехала клумбу во дворе, очевидно для того, чтобы доставить удовольствие детям. Когда она наконец остановилась, из машины вылезла сначала Додо и затем Лео. Они делали это не спеша, с неохотой. Лео держал в руке свою меховую шапку, Додо попыталась скользить по обледеневшей мостовой, но тут же прекратила.

«Скользкая дорожка, как каток, – подумал он. – Мы с мальчишками делали так на тропинке в поле. Один за другим катались по ней, пока она не стала гладкой, как лед. А потом, когда стало совсем весело, нас прогнал фермер».

Он спустился по лестнице в прихожую, где Герти взяла у детей пальто и заставила их снять ботинки. Додо хихикала, потому что потеряла левый носок, Лео пытался бросить меховую шапку так метко, чтобы она зацепилась за один из крючков. Увидев Пауля, дети сразу прекратили дурачиться.