Правда, на кухонной плите еще стоял кофейник с остатками теплого кофе. Она налила немного в чашку, добавила молока и наконец нашла сахарницу. Фух, столько кофейной гущи, что напиток можно было буквально жевать. Тем не менее кофе оказал бодрящее действие. Элизабет с глубоким вздохом села за кухонный стол и подумала о том, что у нее все еще есть имение. Плюс ее муж, который с Рождества был внимательным и приятным спутником жизни. Она отказывала ему в близости после совершенного проступка, и все же он очень старался исправить положение. Да, следовало признать, что Клаус не был так внимателен даже в дни их свадьбы. Это было знаком судьбы? Не должна ли она стоять рядом с ним, как верная жена, и забыть о том, что когда-то верила в большую любовь?

Она задумчиво смотрела в окно. Отсюда был виден огород, который был гордостью и радостью Риккарды. Зеленый лук и бурачник уже поспели, петрушка была еще маловата, зато кусты смородины, росшие вдоль забора, цвели.

– Откуда я знаю, – раздался женский голос невдалеке. – Ведь у моего брата хозяйство по соседству…

– Твоего брата?

Это был Йошек. Женщина, должно быть, была кухаркой. Они стояли рядом с забором огорода и не подозревали, что кто-то сидит на кухне. Элизабет не особенно интересовали деревенские сплетни, но они по крайней мере отвлекали ее от забот.

– Старший, Мартин. Он женился в Мальцове три года назад… Он рассказал мне об этом. Каждый второй день он там. Приносит подарки, даже для ее родителей. Он подарил ей духи. И новые туфли. Шелковую рубашку.

– Он все врет…

– Мартин не врет. И Эльза, его жена, говорит про это. Она видела рубашку, которая висела во дворе.

– Только держи рот на замке.

– Ты думаешь, я дура? Но когда-нибудь это всплывет. По крайней мере, когда родится ребенок.

Элизабет почувствовала, как участился ее пульс. Разве она не подслушивала похожий разговор раньше? Не здесь, в Померании, а в Аугсбурге, на вилле.

Она услышала богохульное проклятие. Это был Йошек.

– Ребенок, говоришь? Ну, конечно, это обнаружится…

– Чего ты так волнуешься? У его жены нет детей, поэтому вполне естественно, что он обеспечивает потомство в другом месте. Не первый раз такой ребенок становится потом владельцем имения.

– Такой… которого словно пыльным мешком из-за угла ударили.

Они оба засмеялись, и Йошек добавил, что Паулина крепкая женщина и гораздо больше подходила на роль матери помещика, чем изысканная дама из Аугсбурга. Она все равно сидит наверху только с учителем Винклером и понимает в сельском хозяйстве столько же, сколько корова в счетах.

– Странное хозяйство в этом имении, – вздохнула кухарка. – Но это не мое дело. Я делаю свою работу, и все!

Что-то упало рядом с Элизабет на выложенный плиткой пол, глиняная посуда разбилась на осколки, светло-коричневый кофе брызнул на ее обувь и юбку. Она лишь краем глаза заметила, что это чашка выпала из ее руки. Вдруг у нее возникло ощущение, что исчезает опора, мыслей не было, все казалось холодным, ледяным, словно зима вернулась. Ее тело было легким. Она летела.

Дверь на кухню, казалось, открылась сама собой. Прихожая, входная дверь. Три ступеньки вниз во двор, изумленные взгляды двух людей, стоявших у забора огорода. На крыше стрекотали воробьи, стучал зяблик, у входа в сарай грелся на солнышке серый кот, подергивая правым ухом.

– Госпожа, вам нездоровится?

На самом деле у нее все еще было ощущение, что она парит над землей. Ее сознание было словно в тумане, но это ни в коем случае не давало кухарке права задавать глупые вопросы.

– Что ты тут стоишь? Разве тебе нечем заняться на кухне?

Женщина сделала неловкий реверанс и пробормотала что-то похожее «на подышать свежим воздухом».

– Йошек! Оседлай мне кобылу!

– Но ведь Солянка с дамами на прогулке.

– Тогда другую. Давай-давай!

Он не задавал больше вопросов и побежал за кобылой с пастбища. Элизабет не часто выезжала верхом, а когда это случалось, предпочитала спокойных, уравновешенных животных.

Элизабет стояла, прислонившись к забору, и ждала. В ее голове возникла мысль, которая овладела ею: «Я хочу увидеть это своими глазами. И если это правда, я выцарапаю глаза той бабе».

Шелковая рубашка на веревке. Как она развевалась над навозной кучей и всяким грязным хламом во дворе! Мальцов, сказала она. Это было недалеко отсюда. Едва ли полчаса на повозке. Всадник мог бы доехать за десять минут, а Клаус был хорошим наездником… Она поняла, что смеется, и взяла себя в руки. Неужели она теряет рассудок?

– Она немного беспокойная, – предупредил Йошек. – Это весна так действует. Но в остальном Кора очень послушная.

Йошек хотел помочь взобраться на лошадь, но она покачала головой, и он отступил. Гнедая Кора была не такой высокой, как остальные, но все равно Лиза с трудом смогла забраться в седло. Но сегодня ей было все равно, несмотря на скептический взгляд конюха. Пусть он смеется над ней – что ей с того?

Кобыла привыкла к решительной манере управления: приходилось следить, чтобы она не грызла молодые ветки по сторонам тропы. Элизабет пустила свою лошадь легкой рысью и поскакала по дороге в Гервин. Постепенно, когда уже не нужно было контролировать каждый шаг животного, вернулись мысли.

Значит, он все еще обманывал ее. Улыбался и спрашивал, как она себя чувствует, не может ли он оказать ей услугу, а потом уезжал развлекаться в постели с крестьянкой. Что там говорила тетя Эльвира? Душевное здоровье и физическая разрядка. Она снова засмеялась. Физическая разрядка. Как странно, что другие женщины беременели от него. Только она не могла.

Она не годилась в жены. Потому что у нее не было детей. Она не годилась и в любовницы. Потому что не могла соблазнить мужчину. Она потеряет их обоих, Клауса и Себастьяна. Возможно, она потеряла их уже давно. Возможно, она никогда их и не имела. Она была полной и непривлекательной, некрасивой старшей сестрой очаровательной Китти. Почему Клаус тогда женился на ней? Только потому, что не получил Китти. Зачем Себастьян приехал сюда, в имение Мейдорн? Только потому, что она хитростью заманила его. А ведь всего несколько часов назад она испытывала удовлетворение от того, что в браке Пауля и Мари возникли разногласия. Это было подло с ее стороны, и судьба немедленно наказала ее.

Кобыла Кора уже давно перешла на шаг, и пока ее наездница была занята своими мыслями, щипала светло-зеленые пучки травы по краю тропы. Элизабет заставила ее вернуться на середину дороги, а затем подумала, что, конечно, разумнее было бы поехать коротким путем через рощу. Так бы она добралась до деревни Мальцов не по дороге, а через луга, и было бы легче застать Клауса врасплох. Найти двор будет несложно, нужно только обнаружить его лошадь.

Кобыла охотно поскакала по луговой тропе, она по собственной воле пустилась рысью и перешла на шаг, только когда они достигли опушки леса. Там, однако, она упрямо отказывалась идти дальше: узкая лесная тропинка явно пугала ее.

– Ну же, давай… с тобой ничего не случится. Не будь такой упрямой.

Дважды она загоняла животное на тропинку, дважды кобыла пугалась и отскакивала в сторону, так что Элизабет с трудом могла удержаться в седле. Затем произошло нечто, что она смогла объяснить только позже. Красновато-коричневая стрела пролетела через тропу, кобыла в дикой панике взвилась на дыбы, и ее наездница свалилась с седла. Элизабет видела корни дуба, стремительно приближающиеся к ней, но не почувствовала боли, только удар, а затем наступила темнота.

Когда Элизабет снова смогла ясно видеть, она лежала на земле, а над ней раскинулись ветви дуба, сквозь которые просвечивало голубое небо. Белка, что-то искавшая в прошлогодней листве, торопливо взбежала по стволу и скрылась в ветвях.

«Моя лошадь!» – пронеслось в голове.

Она поспешно села и огляделась вокруг – гнедой кобылы нигде не было видно. Затем ветки, небо и стволы деревьев стали кружиться вокруг нее с бешеной скоростью, и ей пришлось поспешно лечь, чтобы не потерять сознание. Ничего страшного, подумала она. Я просто испугалась. Сейчас все пройдет, и я смогу встать и проверить, где Кора. Она, наверное, стоит где-нибудь на лугу и набивает живот травой…