Некоторое время они, застыв, сидели на полу, потом Додо чихнула, и Лео подумал, что теперь все, конец. Но женщины в комнате были слишком взволнованы и ничего не заметили.

– Юбка наоборот… вот так… Надень бюстгальтер, иначе блузка не подойдет… Подожди, у тебя прядь волос свисает на лицо… Шов кривой… Не коричневые, а горчичного цвета туфли… Подожди, застежки еще расстегнуты…

Из служебного помещения ателье доносился мамин голос. Она рассказывала людям, какие платья они видят, из каких тканей они сшиты и по какому случаю их нужно надевать. Между фразами слышались восклицания вроде «О-о-о-о», «Как красиво!» или «Нет, это восхитительно». Госпожа Гинзберг играла Шумана и Моцарта, кто-то постоянно кашлял, где-то разбился бокал…

Лео чувствовал, что он вот-вот задохнется под этим покрывалом. Ему нужен был воздух, не важно, что произойдет. Если бы он умер, мама тоже была бы недовольна. Осторожно он слегка приподнял край ткани и с облегчением вздохнул.

Пахло странно. Не так, как в маминой швейной комнате дома. Больше похоже на духи. И как густой воздух после стирки. И как-то… как… как… как женщины.

Чтобы увидеть, что происходит в комнате, ему пришлось немного отодвинуть платье на вешалке перед собой. Это было захватывающе. Две молодые женщины стояли перед зеркалом, он мог видеть их спины и отражение спереди. Одна из них была рыжеволосой, она снимала блузу, а затем и юбку. На другой был купальник, темно-синий с белыми краями, теперь тетя Китти надела на нее синюю соломенную шляпу. Молодая женщина двигала бедрами и дергала за узкие бретельки купальника. На другой женщине был бюстгальтер, который Герти теперь застегивала на спине… У Лео закружилась голова. Он никогда раньше не видел женщину без одежды. Девочек видел, конечно. Еще два года назад он купался в ванне с Додо, и больше ему не хотелось этого делать. Но у Додо еще не было груди даже сейчас. А вот у этой женщины была.

– Повернись ко мне, – услышал он голос тети Китти. – Хорошо. Возьми накидку, но оставь ее открытой. В конце дорожки сними ее, чтобы все могли видеть купальный костюм. Давай, живо!

Вошла третья молодая женщина, вся разгоряченная. Оказавшись внутри, она перестала улыбаться и стянула свое зеленое платье. На ней были подвязки из зеленого шелка.

– Голубой?

– Нет, сначала фиолетовый…

Кто-то взял с вешалки платье, и вдруг Лео увидел широко раскрытые глаза Ханны, полные ужаса. Он не учел, что платья снимаются и надеваются поочередно, и теперь ему негде было прятаться.

– В чем дело, Ханна?

– Ничего… совсем ничего… У меня немного закружилась голова, такое со мной иногда случается, когда я наклоняюсь.

Ханна не умела лгать. Это было видно по ее лицу. Тетя Китти, во всяком случае, в таких вещах разбиралась даже лучше мамы.

– Нет! Этого не может быть! – Тетя Китти обеими руками раздвинула платья и уставилась в бледное от ужаса лицо Лео.

– Додо? Хенни? – раздался ее зловещий голос. Додо вылезла из серой горы ткани, Хенни оставалась неподвижно лежать на полу. – Кто вас сюда впустил?

Додо взяла весь удар на себя, Лео был слишком смущен, Хенни вообще сделала вид, что ее там нет.

– Мы просто хотели посмотреть на красивые платья.

У тети Китти не было ни времени, ни терпения слушать объяснения, позади нее молодая женщина в купальном костюме уже ждала свою шляпку. Герти сняла с вешалки клубок черных кружев и прозрачной сеточки.

– Дай мне вечернее платье, Герти, – велела тетя Китти. – Отведи детей к Юлиусу. Скажи ему, чтобы он немедленно отвез их на виллу. Хенни! Выйди сюда. Я знаю, что ты там сидишь!

Дальше все развивалось очень быстро. Герти вытащила ее из-под вешалки для одежды, сорвала серое покрывало, и вот они уже в кабинете, а затем в зимнем саду, где Юлиус наслаждался бокалом вина и курил сигару.

– Ты должен отвезти их домой…

Юлиус угрюмо смотрел на троих детей, на лицах которых было написано угрызение совести. Он был не в восторге от этого задания, ведь он только что уютно устроился и отдыхал от суматохи.

– Для тебя все еще «господин Кронбергер», – огрызнулся он на Герти.

Ей было все равно.

– Надеюсь, что ни один камушек не выпадет из твоей короны.

– Не надейся.

Герти оставила детей и вернулась в швейную комнату. Показ мод приближался к кульминации, ей срочно нужно было быть там.

Юлиус одним глотком допил свой бокал и, взяв сигару, встал со стула.

– Ну что ж, пойдемте, молодые господа. Через черный вход, не через магазин. Надевайте пальто.

Он принес их одежду и надел шерстяную шапочку на голову Хенни. Удивительным образом она не возражала. Обычно бы уже был крик. Сейчас же, казалось, она искренне раскаивается.

Они прошли через сад, затем в узкий, темный переулок, который вел на Каролиненштрассе. Там им пришлось немного постоять на холоде, ожидая, пока Юлиус вернется на машине.

– Позднее время, мелюзга, да? – сказал он, когда они все трое молча и спокойно уселись на заднем сиденье.

– Вы абсолютно правы, – отозвалась Додо.

Лео молчал. Он все еще находился под впечатлением от увиденного и чувствовал себя очень скверно. Хенни издавала странные булькающие звуки.

– Нет! – закричал Юлиус. – Не на сиденье. Ради всего святого. Только не на сиденье!

Он выскочил из машины и рванул заднюю дверь, надеясь успеть положить «Последние новости Аугсбурга» на обтянутое кожей сиденье. Однако было уже слишком поздно.

– Фу, – с отвращением произнесла Додо и отошла в сторону.

– Теперь мне лучше, – вздохнула Хенни.

Субботним вечером на кухне виллы царило оживление. Юлиус только что убрал с господского стола в столовой. Августа перекладывала остатки продуктов в маленькие емкости и относила их в кладовую, а Герти, которая уже две недели занимала место Ханны, мыла посуду. Сама Ханна тоже была на кухне, хотя за это время она прошла обучение на швею в ателье, но по-прежнему жила на вилле и здесь же питалась. Сегодня она с угрюмым видом сидела за столом, ела бутерброд с ветчиной и разглядывала указательный палец правой руки, обмотанный марлевым бинтом.

– Я с самого начала знала, что ты слишком неуклюжая для портнихи, – бросила Августа, проходя мимо. – Прошить собственный палец! Откуда у тебя такие способности? Фройляйн Ханна фон Растяпа – вот твое имя….

– Оставь девочку в покое! – приказала ей повариха. Она стояла у стола и резала сельдерей, морковь и лук. Завтра вечером на ужин были приглашены несколько деловых друзей хозяина с женами, и уже сейчас нужно было начать готовить несколько блюд. Прежде всего говяжий бульон, который будет подаваться с маульташенами[2] в качестве второго блюда. Отварная говядина предназначалась для рагу, которое будет есть прислуга. Гостям же предложат фаршированное свиную грудинку с красной капустой. Начинку она также приготовит сегодня вечером, чтобы специи пропитали грудинку к завтрашнему дню.

– Что входит в начинку? – крикнула Герти от мойки.

– Все увидишь, – проворчала Брунненмайер, которая не любила раскрывать свои рецепты.

– Свиной фарш – да? И толченые сухари – да? А затем соль и перец… и… я думаю, мускатный орех – да?

– Измельченный хвост ящерицы, сапожный воск и печная сажа, – со злостью буркнула Брунненмайер.

Юлиус громко захохотал, Августа тоже засмеялась, только Ханна была слишком удручена, чтобы присоединиться к общему веселью.

Герти не так-то легко было заткнуть. Это было не первое ее место, но она никогда раньше не работала в таком большом доме. У Мельцеров был даже домашний слуга, а также повариха, горничная и помощница на кухне. До войны в доме работали два садовника, две горничные и две камеристки. Была также экономка. Те блаженные времена, вероятно, прошли, но как говорили, дела на ткацкой фабрике теперь идут лучше. Возможно, даже рассмотрят вопрос о привлечении дополнительных рабочих.

Герти не была в восторге, когда госпожа Катарина Бройер предложила ей место помощницы на кухне на вилле.