– Впечатляет! – Я гулко сглотнула.

Косицина с Сойкиной вытаращились на нас, разинув рты, вожатая хмурилась и кусала губы, слуга вжался в стену и старался быть незаметным. Наверное, только я понимала истинный смысл сказанного.

Гнездо! Натуральное, тмырь его побери, вампирское гнездо! А перед нами, готова поклясться, глава вампирского клана. Если бы такое сказал отец, то я бы посчитала, что он решил отойти от дел и передать власть сильному потомку. Но я единственная дочь и наследница, а у этой… низшей твари полно детишек, вскормленных ее кровью.

– Тебе здесь понравится, Майя! – Бабка истерично расхохоталась и, наконец, отпустила меня.

Гордо вскинув голову, она чинно прошествовала вниз по лестнице. Мысленно пожелала вампирше грохнуться и свернуть шею. Жаль, что новое тело не приспособлено к магии. А не то мой посыл быстро превратился бы в действие.

– Идемте, нам сюда! – нарушил неловкую паузу Семен Бонифатиевич. – Виталина Захаровна сегодня в благодушном настроении. Она любит общаться с молодежью, но забывается иногда. Вы уж, пожалуйста, отнеситесь со снисхождением к ее странностям и не обижайтесь, почтенный возраст сказывается.

– Ну, что вы, Семен Бонифатиевич, и в мыслях не было обижаться, – высказалась старшая вожатая, ничуть не интересуясь нашим мнением.

– Ваша комната, леди! – мужчина угодливо распахнул перед нами массивные створки их беленого дуба с золотой окантовкой, резными вставками и ручкой, в виде оскаленной пасти летучей мыши.

Слуга не зря упоминал название «синей комнаты», когда рассказывал, где нас поселили. В помещении преобладал небесный цвет. Первое, что бросалось в глаза – двуспальная кровать под балдахином. Текстиль синего цвета повторялся в атласном покрывале и декоративных наволочках, в портьерах с ламбрекенами, шелковых обоях и пушистом ковре, устилавшим пол. Оттенялся насыщенный оттенок белоснежной органзой занавесок балдахина, кожаной обивкой кресел и кушетки, установленной в изножье кровати, гладким потолком с гипсовыми галтелями. Мебель и детали интерьера вызолотили и разбавили белыми полированными вставками.

Посреди этого великолепия на пуфе возле резного туалетного столика сидела незнакомая девчонка с золотисто-русыми волосами. Будь на ней другой наряд, вроде вечернего платья с оголенной спиной, она бы идеально вписалась в композицию. Красивые черты лица, высокомерный взгляд, который мельком отразился в старинном зеркале, как нельзя лучше подходили образу породистой аристократки.

– Светлана! Смотрю, ты уже тут обживаешься, – чересчур доброжелательно улыбнулась Лариса Михайловна девушке. – Вот, познакомься, твои соседки: Зоя, Лида и Майя.

– Привет! – я небрежно бросила распространенное в этом мире приветствие и протопала к кровати. Бухнулась навзничь и раскинула руки. Наконец-то!

– Ого! – Косицина приблизилась к секретеру и погладила пальцем сверкающую поверхность. – А золото настоящее?

– Так, позже насмотритесь! – опомнилась вдруг вожатая. – Собирайтесь скорее, а то на торжественное открытие опоздаем.

– Мы успеем! – Лида первой бросилась к чемодану, вытаскивая оттуда бережно сложенную белую рубашку с коротким рукавом.

Проследив, как Сойкина переодевается, я нехотя поднялась и подошла к своему чемодану. Понятия не имела, что там лежит. Внутри обнаружилась смена дешевого белья, купальник, выцветшая длинная майка и серая кофточка, заштопанная в нескольких местах. Судя по всему, комплект парадной одежды был один, и он уже на мне.

Мда, негусто. Но откуда Майе взять новые вещи?

Мать покупала их по необходимости, и носились они до тех пор, пока не приходили в негодность или же не становились малы. Но и потом одежда не выкидывалась, а тщательно реставрировалась и переходила младшей сестре.

Новенькая уже переоделась к нашему приходу и деланно закатила глаза, когда ее попросили подвинуться. Но Косицину вряд ли чем-то можно смутить. Она плюхнулась на пуф и принялась деловито переплетать темные волосы в косу. Я подошла к зеркалу с единственной целью – оценить внешние данные доставшегося тельца.

В целом неплохо, но хотелось бы лучше. – Невольно покосилась на Светлану, устроившуюся в кресле. – Лучше бы в нее переместилась. Хотя бы выглядела достойно, а так, черты лица приятные, средней густоты волосы соломенного цвета, серо-голубые глаза. С фигурой непонятно пока, организм еще растет, но до желаемых параметров вряд ли дотянет.

Торжественное мероприятие прошло невыносимо скучно. Первым слово взял директор лагеря, Кипятков Валентин Сергеевич, лысоватый, лет под шестьдесят, с брюшком и невероятно громким командирским голосом. Успел повоевать в молодости, носил наградные медали на выцветшей гимнастерке, в которой выходил и в пир, и в мир. Майя помнила его по открытым урокам по патриотическому воспитанию в школе, куда Кипяткова приглашали почетным гостем, как участника Великой Отечественной войны.

Мужчина поприветствовал прибывших ребят, поздравил с открытием сезона. Под дружные аплодисменты пионеров торжественно поднял флаг – ту самую тряпку на металлической конструкции. Затем познакомил с педагогическим коллективом. В него входил ответственный за воспитательную работу, Погорелов Андрей Владимирович – худощавый мужчина с прилизанными светлыми волосами и круглыми очками на переносице, и старшая вожатая, Лариса Михайловна Теплицына. Медицинский блок представлял Наум Петрович Блошкин с Ариной Ильиничной Коноваловой. За спортивную подготовку отвечал физрук Павел Геннадьевич Курганов – подтянутый, мускулистый молодой человек, на которого с интересом поглядывали некоторые девчонки из моего отряда. Последними представили пионервожатых, парней и девушек от восемнадцати до двадцати двух лет.

Отряды сформировали, в основном, ориентируясь на возраст. В первый традиционно определили старших подростков от четырнадцати до шестнадцати лет. Во второй попали дети двенадцати и тринадцати лет, в третий – десяти- и одиннадцатилетки, и так далее.

Пока длилась нудная речь Кипяткова, память Майи подкидывала различную информацию. Например, что через три недели ей исполнится шестнадцать. День рождения как раз приходился на последний день в лагере. В школу Майя пошла в восемь, поэтому большинство ее одноклассников на год младше. Той же Косициной пятнадцать стукнет только в конце августа.

Нашими вожатыми назначили круглолицую девушку Надю, студентку второго курса пединститута, и долговязого парня по имени Сергей. Он прибыл по распределению из института физической культуры. Всего в первом отряде числилось восемь девчонок и семь ребят. Среди мальчишек особенно выделялся один – высокий, симпатичный парень спортивного телосложения. Косицина, знающая все и обо всех, подсказала, что это Вениамин Хватов, сын первого зама горисполкома Хватова. Отличник и спортсмен, гордость школы. Учился он в параллельном классе вместе с Фарцевой, нашей соседкой по комнате.

Возле Вениамина постоянно крутился Вова Симочкин. Еще парочка ребят инстинктивно держались поближе к лидеру, но вели себя не столь заискивающе. Уже то, что парни из нашей группы впятером делили одну комнату, тогда как Хватов и Симочкин поселились в отдельной, говорило за себя. Правда, вдвоем старшакам шиковать никто не позволил, третьим соседом с ними устроили Сергея – нашего вожатого.

После линейки нас, как желторотых новобранцев, выстроили в колонну по двое и повели в столовую. Младшие отряды еще и песню затянули, которую подхватили средние группы. Среди наших петь желающих не нашлось. За исключением Косициной, конечно. Но я попросила ее помолчать, мотивируя просьбу приступом внезапной головной боли. Пела Зоя чересчур громко, и при этом жутко фальшивила.

В столовой я, как и остальные, встала в очередь на раздаче. Наблюдая, что делают другие ребята, обзавелась подносом, постепенно заставила его тарелками и прошла за столик, закрепленный за первым отрядом.

В животе у меня подозрительно урчало, однако я всегда настороженно относилась к питанию. Дома потребности организма удовлетворяла кровь. Наши тела не были приспособлены к твердой пище, а необходимость поглощать человеческую еду считалась уделом низших новообращенных. Из-за поломки «Зеркала миров» мне прежде не доводилось посещать другие миры и получать подобный опыт. Я узнавала подробности из рассказов отца и других вампиров клана. Попадая в чужие тела, они вынужденно приспосабливались. Самым неприятным процессом считалось как раз поглощение чужеродной пищи.