Я дождался когда трактирщик куда-то отлучится из-за своей стойки, схватил охотника на меня за шкирку и уволок в свою комнату. Там связал, а сам вылез через окно и перемахнул через частокол вокруг трактира. Стоял тот за городской стеной, так что я направился к Кольцевой дороге и по ней на юг. С рассветом в первом же городке купил у старьевщика потертую рясу. В церковной лавке разжился нашейным святым символом в виде лежащей на боку восьмерки, в лесу выломал увесистую палку, которая прекрасно сошла за посох… да собственно и всё… Дальше уже шел, изображая бродячего монашка. Так себе изображая. И походка у меня твердая, и молитв, если что, я вообще ни одной не знаю. Но и так сойдёт. В крайнем случае прикинусь немым. Или больным на всю голову. Или в морду дам.

Ещё утро не закончилось, когда я дошел до небольшого городка Дос-Катан, к стене которого снаружи прилепилась башня, в которой живет местная колдунья госпожа Хели, она же немолодая эфили леди Хелиаль, ловко маскирующаяся под человека. А компанию ей составляют две моих подружки, оборотницы из Шаньшаня, Аласи и Онила.

Я не видел веселых озорных девчонок уже месяца полтора и… Ну хоть обнять смогу.

Пройдя городские ворота, в которых с монаха денег за вход требовать не стали, и даже имени не спросили, я дошел до двери, встроенной прямо в городскую стену, на которой висела примечательная табличка, которая скорее не приглашала, а отваживала назойливых посетителей почти официальной городской колдуньи.

Пару раз дернул за веревочку, торчащую рядом с дверью и связанную с колокольчиком в башне, и принялся ждать. Тут же вспомнил, что вежливо здесь можно протоптаться хоть час, так что принялся просто размеренно дергать шнурок, но сильно не налегая, а то опять порвётся.

Уже через пару минут за дверью зацокали четыре каблука, почти не слышно повернулась задвижка глазка, спрятанного в декоративном оформлении двери, затем лязгнул засов, и дверь приоткрылась. Я быстро вошел, задвинул за собой засов, и на мне тут же повисли две невысокие ладные девушки с монголоидными чертами лиц, тихо визжа от радости.

— А ты хитрец! — весело произнесла оборотница Аласи, основной ипостасью которой была кошка. — Тут город на ушах стоит. Повесили на ратуше и главном храме объявления, что разыскивают Дима из Лорденики, и все конечно же вспомнили, что как-то нанимали тебя.

— А ты хитрец, — подхватила лиса Онила. — В монашка переоделся. И как тебя теперь зовут?

— А как хотите, — пожал плечами я, поддерживая девчонок, которые спускаться с меня и не собирались, под попы. Так и пошел по коридору, а затем и по лестнице. — Я ещё не придумал.

— Зато мы придумали, — почти мурлыкнула кошка. — Ты будешь Дим Катан.

— Так… Но ведь… Это слово на местном означает «кровь», — нахмурился я. — Не слишком ли толстый намёк?

— Не слишком, — улыбнулась лиса. — Наоборот, никто не подумает, что ты такой наглый. А так-то фамилия хоть и редкая, но не совсем. Только ты её уж не свети лишний раз, а именно перед теми, у кого энергию добываешь.

— Ладно, — махнул рукой я. — Катан, так Катан. А в случае чего, вы мне новую выдумаете.

Тем временем мы зашли в дорого отделанный зал, где в кресле величественно сидела хозяйка. Красивая женщина по виду лет так около сорока и с очень непривычными чертами лица. А ещё с ярко-голубой кожей. Похоже сегодня леди Хелиаль в город не собиралась, а значит и маскироваться под человеческую старушку не стала.

— О, Дим! — усмехнулась она, приветственно кивая. — Мы твои визиты сразу распознаём. Только у тебя хватает нахальства так трезвонить.

Я кивнул в ответ и уселся в кресло, посадив обеих девушек на колени. Им это и просто нравится, а в последние визиты это у нас стало уже традицией. Так они делятся со мной жизненной силой, раз в кровати нам делать нечего. Пока я не сниму проклятье.

Тут я заметил висящее на стене то самое объявление и усмехнувшись произнес:

— Одно, я смотрю, вы уже спёрли.

— Оба спёрли, — не согласилась Аласи. — Но второе уже и использовали.

— Тут один местный жрец стал докапываться до Хели, пытаясь обвинить в том, что ты якобы приходил к ней несколько раз.

— Этот придурок начал ко мне докапываться с самыми непристойными предложениями когда ещё молодым был, — вздохнула эфили, тайком бросив на меня мечтательный взгляд.

Я сделал вид, что не заметил. Эта дамочка вроде как не попадает под моё очарование тьмы, но… просто мечтает о ночи любви. Точнее о четверти часа. В любом случае, больше часа ей рядом со мной не выдержать. В эфили очень мало жизненной энергии, и дальше она просто уснет, и очень крепко. Можно даже сказать, впадет в сонную кому. И не сказать, что ей нужен именно я. Но так получилось, что я единственный мужчина, который знает её тайну.

Вот только напрасно она вздыхает, даже если проклятье именно её не оттолкнет, как совсем не человека. Ей же на самом деле лет сто! Ну нафиг!

Хозяйка еще разок вздохнула и продолжила:

— Это было пятьдесят лет назад. Я тогда только приехала в этот городишко и изображала молодую даму. А он был двадцатилетним помощником пардия, и ему сильно не хватало любви. Пардиям и их помощникам жениться не запрещено, но за него выходить никто не хотел, так как характер у него очень уж паскудный. Даже девки, берущие деньги за ночь любви, его избегали. С него станется потом не заплатить, а начать запугивать недовольством церкви. А проявил он себя чуть ли не с детства в лавках, сначала упрашивая продать ему запрещённые товары, а потом желая забрать их себе бесплатно.

— Что за запрещёнка? — спросил я.

— Легкие наркотики, резные фигурки обнаженных девушек из Шаньшаня… Всегда что-то найдется, — усмехнулась эфили и продолжила. — Вот он на меня и обратил внимание. И в своём стиле — ты мне любовь, а я не буду преследовать тебя как жрец ведьму. Но я его так послала, что эхо по улицам ходило. Однако он не успокоился и раз-два в год делает попытки подката. И методы не меняет. А тут он пришёл ко мне и заявил, что или любовь, или он расскажет, что ты ходил ко мне несколько раз. Хотя я не понимаю, нафига ему это теперь-то. Ему же за семьдесят. Я его, конечно, послала, но твои подружки всё слышали и решили отомстить. Подсунули ему в карман одно из объявлений.

— Эти бумажки долго не провисели, — захихикала Аласи. — Инквизиторы приехали позавчера в обед и повесили их на ратуше и на базарной площади. А мы ночью сходили и сняли.

— Зачем? — рассмеялся я. — Все равно все заинтересованные уже успели увидеть.

— Как зачем? — аж завопила Онила. — Там же о тебе написано! Хотя портрет и отвратный. Ты в сто раз лучше рисуешь! Да и пригодился один листок. Мы как услышали, что этот старый скунс следующим утром говорил Хели, так пошли за ним и листок ему подсунули в карман. А потом на площади одному мальчишке шепнули, что украл объявления этот жрец. Оборванец ещё кому-то рассказал, и через полчаса об этом уже вся базарная площадь судачила.

— А инквизиторы ещё не уехали к тому времени и страшно злые были, — подхватила Аласи. — Как мы думаем, эти листки часто воруют. А тут и сам старый хрыч явился. Листок нашли и ему всыпали десять плетей. Прямо по голой сморщенной жопе!

— Пардию? — не поверил я.

— Помощнику, — поправила улыбающаяся хозяйка. — Он со своим характером карьеру так и не сделал. Точнее, служил пардием месяц. Но после исповеди одного местного торговца принялся шантажировать того. Скандал был знатный тогда. Вот его от греха подальше и сняли. Нет, всё равно не положено, конечно, пороть жреца, но инквизиторы были и вправду очень злые.

— А не вспомнят всё-таки, что я к вам ходил? — забеспокоился я, запоздало понимая, что именами стоило пользоваться разными.

— Ой! — отмахнулась эфили. — Как вспомнят, так и забудут. Потому как если я рот раскрою, то половине города мало не покажется. Я про этих засранцев всё знаю! И от каких срамных болезней кто лечился, и кто с кем кому изменял. А кто-то может и в тюрьму отправится. Городскую волшебницу лучше из-за мелочей не задевать, особенно если про неё нередко шепчутся, что она ведьма.