— Нет, ты неисправима, Холли Коффин. Она улыбнулась.

— Да ты на себя лучше посмотри, муженек! У нас все получится, Роберт! Вот увидишь! Так и быть, все детали можешь спихнуть на меня. У тебя и так много дел. А теперь попробуй только сказать, что наш приезд сделал тебя несчастным человеком!

Он не смог глядеть ей прямо в глаза и отвернулся в другую сторону.

— Тебе не следовало приезжать сюда. Тебе здесь не место. Ее голос был все таким же тихим, но стал заметно суше и требовательнее.

— Скажи, что ты не рад нашему приезду. Ну? Скажи!

— Кроме того, не забывай про то, что здесь не Европа. Здесь живут маори, — промямлил он.

— Ну и что?

— Нельзя, конечно, сказать, что в них есть дух предательства. Но, по крайней мере, эти дикари очень непредсказуемы. Например, один абориген станет тебе другом на всю жизнь, а его родной брат перережет тебе горло, как только ты повернешься к нему спиной, и понесет твою голову продавать на толкучку.

Представив себе такую картину, она поморщилась, но решила не отступать.

— Повторяю свой вопрос: ты не рад, что мы приехали? Роберт! Отвечай же!

Понимая, что смотреть в сторону далее невозможно, он вновь повернулся к ней.

Ее темные глаза светились ярким блеском. Он тонул в них.

— Если бы я знал…

И снова он вынужден был затаить дыхание, когда она бросилась ему на шею. Он знал наверняка, что не сможет дать определенный ответ на этот мучительный вопрос. Объятие было долгим, поцелуй бесконечным…

— А как с твоими родителями? — наконец смог спросить он.

— Ты правильно догадался. Они, разумеется, категорически возражали против моего решения. Выражали недовольство, которое с твоим не идет просто ни в какое сравнение.

— Так как же тебе удалось все-таки приехать? Что ты им сказала? Насколько я знаю твою мать, она вполне могла запереть тебя на замок, чтобы ты не смогла осуществить свой замысел.

— Все просто. Я сказала им, что они могут иметь дочь только при условии ее переезда в Новую Зеландию. В другом случае — у них нет дочери.

Он знал семью своей жены. Родители были строгих правил и придерживались старых добрых традиций, не допускавших никаких вольностей. Но жена тем не менее приехала к нему. Ему оставалось только восхищаться крепостью ее духа и смелостью.

— Тебе не нужно было идти на такие жертвы.

— Еще как нужно! Я просто должна была это сделать. Для тебя, мой муж. Для нас. Разве это не причина для важного жизненного шага?

На это у него не нашлось достойного ответа.

— Тебе не следовало сжигать за собой мосты.

— Что сделано, то сделано, — непререкаемым тоном проговорила она. — Теперь мой дом здесь. Там же, где и твой. Ну неужели ты совсем не рад этому?

Теперь она его уже дразнила.

— Я всегда держал в голове мысль о возвращении в Англию после того, как мне удастся сколотить тут состояние.

— Ты не подходишь для лондонской жизни, Роберт. Тебе ли шататься по театрам и балам? Я-то уж тебя знаю! Сколоти состояние, если это так нужно, и мы заживем здесь просто чудесно! Отстроим себе прекрасный дом. Это новая, свежая земля, Роберт, разве ты не ощущаешь? У нас появится второе дыхание. А лондонского джентльмена из тебя все равно не получится, поверь мне. Да не стоит и жалеть об этом, милый. — Она положила руку на голову мальчишке, который все вертелся возле ее юбки. — И потом надо подумать о Кристофере. Я не позволю мальчику расти без отца.

— Ну зачем ты так говоришь? Меня и так все последние годы мучило чувство вины.

— Я говорю это вовсе не для того, чтобы ты терзался и чувствовал себя виноватым! Я сказала это потому, что надо было сказать. От этого никуда не уйдешь, дорогой. Разве я не права?

— Нет, ты права. Ты всегда говоришь то, что нужно сказать.

На секунду Коффин вдруг отвлекся чем-то, повел носом.

— Что такое? — удивилась жена.

— Чувствую…

— Что чувствуешь?

— Аромат странный…

— Тебе не нравится?

— Не нравится?! — изумился Коффин. — Да ты что! Он просто великолепен! Что это такое?

— О, я уже успела познакомиться с твоим поваром и экономом Сэмюэлом. Я также успела заглянуть на кухню и знаешь… не скажу, что осталась в большом восторге от кулинарных достижений племени маори.

— Он хороший человек, — возразил Коффин.

— Сэмюэл-то хороший, только немного староват, на мой взгляд. Людям такого возраста трудно одновременно следить за домом и готовить пищу.

— Я нетребователен и многого от него не прошу. Мои запросы просты, и он вполне способен удовлетворить их.

— Больше этого не будет. Я беру кухню в свои руки. Она произнесла это таким тоном, что сразу стало понятно — спорить бесполезно.

— Сэмюэлу это не понравится.

— Мы с Сэмюэлом уже потихоньку находим общий язык между собой, так что не волнуйся.

Тонкий аромат, доносившийся с кухни, вызывал у него слюну.

— Да что это такое, в конце концов?

— Скоро все сам узнаешь, муженек. Я даю тебе торжественное обещание, что начиная с этого дня запросы твои будут существенно повышены и обедать ты будешь, как нормальный человек. Теперь, славу богу, ты не будешь полностью зависеть от усилий усердного, но малограмотного Сэмюэла. Кстати, почему это ты вдруг решил завести себе такого пожилого эконома?

— Молодые маори считают ниже своего достоинства работать у пакеа, — то есть у белых людей, — по найму. В последнее время отношение к этому у них резко поменялось, но все равно на то, чтобы наняться работать к белому в Корорареке маори необходимо получить разрешение от своего вождя, а вожди с большой неохотой расстаются с молодыми членами племени, так как берегут их для военных действий.

— Для военных действий? О чем ты? Они что, с нами воюют?

Он рассмеялся.

— Как правило, слава Богу, нет. Впрочем, Бог свидетель, я нище не видел других таких людей, которые с удивительным наслаждением и радостью занимаются истреблением себе подобных. У них даже не развито учение о загробной жизни. Казалось бы, каждый маори должен цепляться за свою жизнь изо всех сил, однако на деле наоборот. Они с удовольствием затевают войны со своими соседями, пользуясь для этого самыми незначительными и надуманными предлогами. Тысяча чертей, это даже забавно!

Он с интересом ждал ее реакции.

— В таком случае, они, должно быть, слишком заняты разборками друг с другом, чтобы мешать жизни поселенцев, разве не так? — спокойно проговорила жена. — Бедняжки, мне их даже жаль. А ругаться, Роберт, в присутствии малолетнего сына, я бы тебе не советовала.

Коффину потребовалось несколько секунд на то, чтобы до конца осознать, что перед ним действительно стоит отнюдь не провинившийся матрос, а его собственная жена. К тому же, она и тут оказалась права. Она всегда была права. В этом как раз и состояла одна из причин его весьма нечастых посещений Англии. Его раздражало, что он является мужем жены, которая всегда говорит правду и всегда оказывается права в своих мнениях по тому или иному вопросу. Впрочем, в женщинах ему случалось обнаруживать недостатки и похуже этого, правда, нечасто.

Роскошный, насыщенный аромат пищи, доносившийся с кухни, однако, рассеивал все раздражение в его душе.

— Мне пришлось на первый раз обойтись тем, что я смогла наскрести в твоей кладовке, — извиняющимся тоном проговорила жена. — Но я завтра же пойду покупать нормальные продукты. И Сэмюэла возьму с собой. Ему это должно понравиться. Он поймет, что мы вовсе не увольняем его. Ведь мы здесь являемся не единственной семьей белых поселенцев? Значит, должно быть хотя бы одно более или менее безопасное место для закупки продовольствия, куда не страшно было бы пойти добропорядочной английской даме, а?

— У нас здесь есть один-единственный магазинчик, который обслуживает постоянных поселенцев. Сэмюэл покажет тебе, где он находится. Но я вынужден настойчиво просить тебя попридержать свое естественное любопытство и не приближаться к тем заведениям, основным предназначением которых является удовлетворение нужд моряков. Любая женщина, которую занесет в подобное место, рассматривается тамошними посетителями в качестве красивой игрушки. Боюсь, даже мое имя и репутация не смогут уберечь тебя. Помни об этом каждый раз, когда соберешься куда-нибудь выходить из дома.