Другой человек был вместе с вами все время, даже если вас разделяли многие километры. Как в песне Коула Портера, когда мы влюблены, мы несем отпечаток этого особого человека под кожей, у сердца, как нашу часть, порой ближе, чем мы сами для себя.
ЧТО ВЫ НАДЕЯЛИСЬ ПОЙМАТЬ?
Пока рыбак ждет, что рыба заглотит наживку, с ним остаются только грезы наяву. Это точная метафора того, как мы занимаемся повседневными делами, едва осознавая свои фантазии о том, какой была бы жизнь, если бы мы встретили этого особенного человека. Чаще всего мы просто отдаемся на волю течению, пока леска свободно свисает, а наши представления о том, что мы хотим поймать, расплывчаты. Мы заняты мыслями о том, как хорошо нам будет, когда принесем улов домой.
Так что, когда крючок уходит в воду и мы ощущаем, как дергается леска, мы уже убеждены, что это то самое – мечта, воплощенная в реальности. И поначалу так и происходит.
Первое серьезное изменение заключается в том, что мы начинаем себе нравиться. Проявляет ли влюбленность нашу подлиннейшую природу или мы просто ведем себя наилучшим образом, сложно сказать. Может, все это взаимосвязано. Но очевидно, что в это время мы можем подняться над наиболее неприятными чертами, которые в обычном состоянии скрываются в темных уголках личности. Как будто в присутствии волшебного возлюбленного уродливые части просто исчезают. Возможно, именно это послужило основой для пословицы: «Любовь побеждает всё».
Все хорошо, пока мы впервые мельком не увидим обратную сторону возлюбленного. Поначалу наше внимание далеко от этого. Недостатки могут первое время даже очаровывать. Разве не в этом вся суть – в том, чтобы научиться любить другого человека со всеми его странностями? Хорошо быть тем, кто справляется с этой задачей, а ведь все мы жаждем проявить собственную доброту. Поэтому теперь чувствуем себя не только любимыми и желанными, но и любящими. Мы справились. Паруса поставлены, дует теплый ветерок, рыба резвится, солнце на горизонте.
Но есть одно облачко. В какой-то момент предупреждающий голос, что звучит в ночи, начинает тихо нашептывать: «Но ты же еще ничего не видел!» Первый момент беспокойства не уходит. Помните, когда вы в первый раз поняли, что в вашем возлюбленном есть что-то, кроме того, что бросается в глаза, и предпочли это проигнорировать? Она женщина рассказала нам, как это произошло в день ее свадьбы.
Мы покинули церковь под приветствия друзей и родственников и пошли к машине, которая должна была отвезти нас на прием. Мой новоиспеченный муж поспешил сесть в машину первым, оставив меня саму подбирать платье и неловко забираться в машину после него. Он так ничего и не заметил и продолжил махать и улыбаться гостям, как будто ничего не случилось. Для него это было так. Но за один этот миг в моей голове пронеслось множество мыслей и чувств. Я была в шоке, чувствовала обиду и злость. Глаза наполнились слезами. Все произошло так быстро, что я даже не замедлила движений.
Когда я села рядом с мужем, он обернулся и с любовью улыбнулся мне, и вспышка эмоций повторилась. На этот раз я все себе объяснила. Я никогда не ждала от него, чтобы он открывал перед мной двери: я была сильной и здоровой и забиралась в машину, не выказывая никаких проблем. Он, вероятно, чувствовал возбуждение и облегчение от того, что все прошло хорошо – и, возможно, обдумывал речь, которую должен был произнести позже. Мне даже удалось убедить себя, что слезы в глазах невесты никому не покажутся странными.
Все это произошло так быстро, что у меня едва ли было время осмыслить все это. Все, что видел мой муж – его невеста, улыбающаяся ему в ответ со слезами на глазах. Прием был чудесный, и вскоре я забыла об этом эпизоде. И все же, как видите, он оставил о себе длительное и странным образом детальное впечатление.
На какое-то мгновение завеса приподнялась. Но прошли годы брака, прежде чем это воспоминание вернулось в ее сознание и обрело более глубокий смысл.
Причины, по которым мы не уделяем большого внимания подобным ощущениям на начальных этапах, одновременно просты и чрезвычайно сложны. Сложность в следующем: никто не осознает, что на самом деле лежит в основе первоначального влечения друг к другу. Даже обширные психологические знания дают мало гарантий того, что осознанность принесет какую-то пользу. Ведь влюбленность развивается в обход рациональных процессов. Она поднимает что-то из глубины и призывает вас на другой уровень приключений – тот, на котором мы мало что контролируем. В современной Франции закон по-прежнему смягчает наказание за поступки, совершенные под влиянием влюбленности – le crime passionnel[14].
А простое объяснение – не такое уж легкое. Оно заключается в том, что нам нужно полностью попасться – на крючок, на леску, в сачок. Такая простота больше похожа на невинность. На архетипическое качество, приписываемое Дураку в колоде Таро, который стоит на краю пропасти. Влюбленность подразумевает отчаянный прыжок, который делает по-настоящему невинная часть внутри нас. Это нельзя сделать с умом или сознательно. Нужна невинность, чтобы дураки ворвались туда, куда боятся ступать ангелы.
И в этом красота влюбленности: мы становимся доверчивыми дураками и, забыв о себе, шагаем с обрыва и на какое-то благословенное мгновение мистическим образом удерживаемся в воздухе. Мы выпадаем из привычных ролей и определений. Естественно, мы не тратим время на мысли о том, почему нам так хорошо, когда находимся рядом с этим особенным человеком. Мы присутствуем и наслаждаемся. В процессе, по-видимому, это обеспечивает какой-то встроенный механизм. На стадии влюбленности любые негативные аспекты жизни теперь дают нам передышку по той простой причине, что эти части в текущий момент совершенно удовлетворены. Обычное становится необычным. Мы можем расслабиться и насладиться чувством полноты своего бытия.
Была половина седьмого, вечер пятницы. Лондонская подземка была забита, насколько это вообще возможно. Люди были повсюду, кишели, как муравьи, целенаправленно пробивая себе путь вверх и вниз на движущихся лестницах, бежали за поездами со своими сумками и портфелями и прыгали через турникеты. Холодный ветер, гулявший по станции, казалось, усиливал стремление сесть на поезд и добраться домой.
Но его это не тревожило. Он стоял внизу эскалатора, как парализованный, со странной силой прислушиваясь к пению уличного музыканта. Это была старая любовная песня, которую он слышал много раз, но ни разу не вслушивался до этого вечера, до этого момента. Его влажные от слез глаза сияли. Он не замечал толпу и тех, кто пытался протиснуться мимо.
– Да! – крикнул он, не переживая, что кто-то его услышит. – Это та самая!
Он торжественно покружил ее, и, проскользнув по бетонному полу, как единое целое, они наконец заняли место на переполненном эскалаторе, тесно прижавшись друг к другу, чувствуя тела друг друга даже через толстые зимние пальто.
– Как люди могут слышать такую песню и просто продолжать идти? – спросил он ее, не ожидая ответа.
Она сжала его руку.
– Вот дурачок, – сказала она нежно, заглядывая ему в глаза и улыбаясь той самой улыбкой, что могла озарить весь мир.
Она любила эту его безумную, восторженную сторону. Когда они были вот так, вместе, даже мрачный старый Лондон казался веселым Парижем – неважно, где они были – она была рада уже тому, что живет. Даже тогда, когда они были не вместе, она порой ловила себя на ощущении теплого свечения, как будто каким-то образом стала действительно цельной, наполненной, одновременно восторженной и глубоко спокойной. Порой на работе она настолько погружалась в это чувство, что, когда кто-нибудь заговаривал с ней, она могла совершенно их проигнорировать. Но, когда оборачивалась и замечала это, она улыбалась своей особенной улыбкой, и ее прощали.
