– Убирай своих шавок, нет возможности нормально жить.

– Но вы же сами выбрасывали, калечили, подкидывали к моим дверям! Куда же их убрать? Убить? Усыпить? Скажите, кого я должна усыпить, кого? Как можно быть столь чудовищно жестокими?

– Не уберёшь – всех изведём, всех… – шипели за спиной.

В нашем безбожном обществе большая часть людей очерствела душой, беспощадна, немилосердна к окружающему миру и к тем, кто не приемлет эту жестокость, бесчеловечность, поскольку сама жизнь великодушных, гуманных, сострадающих доказывает бессмысленность, убогость и никчёмность существования бездуховного большинства. И мстят людишки с грязной душой, жестоко мучая, уничтожая беззащитных и бесправных животных, чтобы доставить как можно больше душевных страданий их защитникам.

Когда по всей России разнеслась молва о праведнице Евфросинии, её доброте, прозорливости, целительских способностях, повелела игуменья серпуховского Владычнего монастыря убить всех собак блаженной, дабы больнее ранить душу почитаемой всеми «дурочки», земной славе которой люто завидовала:

– Слишком много грязи от её животных!

И плакала старица:

– Собак убили – лучше б меня.

Не смогла оставаться более при монастыре – отправилась она странствовать пешком по полям и лесам Тульской губернии. И везде, где останавливалась, лечила людей, подбирала бездомных собак и кошек, выхаживала.

Помещица Протопопова в благодарность за исцеление построила в имении своём недалеко от Алексина светлую горницу для старицы. Мягкой мебелью обустроила, деревья и цветы посадила вокруг. Но блаженная поселила в хоромах своих друзей: собак да кошек, индеек, кур да цыплят – и жили они в полном согласии друг с другом. Сама же ютилась в маленькой, убогой каморке.

Каждый раз, собираясь с собаками на прогулку, Ольга чувствовала тревогу, сердцебиение, дрожание рук. Постоянное унизительное чувство страха стало причиной бессонницы. Уехать бы из душного, суетливого города, покинуть каменные джунгли городского Ада! На свободу, где свежий воздух, в бескрайние поля, леса! Дышать полной грудью, валяться в душистой траве, купаться в озере, греться на солнышке! Обрести успокоение, чтобы душа, наконец, смогла расправить крылья.

– Мой внук астмой заболел из-за собак твоих! Умирает! – визг соседа прервал Ольгины грёзы. – В суд подаю! И добьюсь – собак твоих усыпят!

Суд состоялся – телевизионный… И Ольга его выиграла: выяснилось, что «умирающему ребёнку» было 25 лет и он попросту «косил» от армии.

Конечно, содержать такое количество животных в городской квартире уже было нельзя, но и выпустить на улицу, где их отловят, убьют, сдадут на опыты, не могла. Муниципальных же приютов в ту пору не было. Дочери предложили помощь в покупке дома за городом. Подальше от «людей», в глуши! Где животные будут свободно гулять по участку!

И вот, наконец, долгожданная покупка домика с участком в 40 соток! Заброшенная деревня Игумново в Тульской области, где живут лишь несколько старух да пара алкоголиков, находится в 160 километрах от Москвы. Не страшно, что нет водопровода, отопления, газа. Колодец в километре от дома – воду всегда принесём, есть электричество – кашу сварим. Зато гуляем по своей земле, и весенний воздух наполняет лёгкие, и голова кружится от восторга!

С продуктами проблема: передвижная продовольственная лавка работает только летом, а зимой не всегда и на тракторе до деревни доберёшься. Крупы и консервы привозил муж Вадим из Москвы.

Летом, когда Ольга появилась в лавке, её встретило грозное молчание местных старух. Она давно заметила: с ней не общаются. Поджимают губы, смотрят с осуждением.

– Ишь, прикатила! Москвичка! Тут наша земля! Пришлые – не нужны! – зашипели бабки.

– Людям жрать нечего, а она собак кормит!

Ольга вдруг физически ощутила тяжёлую человеческую злобу, и невозможно стало дышать: она и здесь – не как все…

– Участковый сказал: вам продукты не продавать – собакам скормите, – торжественно объявила продавщица. – Ехайте в свою Москву – там покупайте!

– Да, я приказал! Я здесь власть и хозяин! – в лавке появился Вадим Родионов – хамоватый и наглый местный участковый. – И собак твоих перестреляю! Так что лучше убирайся, пока жива!

– Вот и правильно! А мы ещё и красного петуха пустим! – ржали алкоголики.

Ольга молча покинула лавку. Да и что она могла ответить? Напомнить Писание: «Блажен, иже и скоты милует»? Православных подвижников, предпочитавших зверя накормить, нежели самому поесть? Рассказать, как болит душа человеческая за всё живое вокруг? За утопленного котёнка, избитого, замученного щенка, бессмысленно срубленное дерево, загаженный мусором лес… Разве поймут её те, кто милосердие возводит в разряд преступлений?

Вольеры для животных строить не стали: страшно селить собак на участке, где в любой момент их могли застрелить, отравить, поджечь. Жили все вместе в доме и каждый день встречали как последний.

Вскоре Вадим потерял работу – практически не на что стало существовать. И теперь часто уезжал в Москву в поисках любого заработка. Из столицы привозил только хлеб, и Ольга делила его на равные части для всех животных. Когда же удавалось достать крупы, круглые сутки варила кашу. Ни о каких гуляниях в лесу, купании в озере речь уже и не шла. Одно было счастье – животные и их любовь. Экономили на всём, даже на дровах. И когда закружили метели, ударили морозы, согревали кошки и собаки замерзающую хозяйку не только своим душевным теплом.

– Может, уехать оттуда? – волновались родные.

– В Москву? Опять скандалы начнутся. Не поеду никуда. Придут убивать – погибну вместе с ними, сгорят – и я с ними, в огонь. Не брошу их никогда.

А ещё повадились алкаши.

– Ты собак на мясо откармливаешь, в ресторан продаёшь? – дышал перегаром в лицо и ухмылялся местный урка. – Денег, наверное, уйма!

– Вот, забери шавку! – вытащил он из мешка крохотного щеночка. – Дашь на бутылку – не убью его, не дашь – голову об дерево размозжу!

И Ольга отдавала последнее, что у неё было, и даже кольцо обручальное.

То, что случилось дальше, известно лишь со слов свидетелей трагедии.

13 февраля 2001 года соседи увидели, как из-под крыши домашнего приюта Клягиных валит дым. И мечется Ольга в дыму, собак выносит. Выбегает из дома, кашляя, с собаками на руках, под ногами, вышвыривает их подальше в снег. И снова в горящий огонь, чтобы успеть спасти ещё кого-то.

– Брось своих шавок, погибнешь! – кричали ей.

Но Ольга вновь нырнула в дом, за животными… И раздался хлопок, вышибло окно пламенем, рухнул дом, погрёб под собой Ольгу, тридцать собак, десяток кошек и двух котят.

Двадцать собак всё же удалось ей спасти. Так они и сидели на пепелище растерянно до приезда участкового Родионова.

Тогда-то он и убил первую – Рыжуху, защищавшую останки хозяйки.

Спустя два дня вернулся из Москвы Вадим – ему сообщили о трагедии через третьих лиц. Долго потерянно бродил по участку. Не смог он тогда увезти всех спасённых женой животных. Забрал малую часть, остальных запер в уцелевшем сарае.

– Присмотрите за ними, пожалуйста, – попросил соседей, – договорюсь с машиной, приеду через пару дней.

Но спасти их от местных живодёров не успел – опоздал на два часа.

Когда несколько собак, убежавших во время пожара, вернулись на пепелище, местные алкоголики злобно кривились:

– Оказывается, не все твари сдохли! – жажда крови переполняла упырей.

Ведь даже в трагической гибели Ольга превзошла их своим жертвенным подвигом.

18 февраля Родионов, собрав из соседних деревень охотников, устроил на участке Клягиных кровавую бойню. Обложив собак, словно лютых хищников, десяток здоровых мужиков методично расстреливали мечущихся в ужасе пуделей, болонок и щенков. Били прицельно – в голову. Убить же запертых в сарае и вовсе не составило труда. Так погибли Милка, Хвост, Черныш, Верный, спасённые Ольгой дважды: от голодной смерти в столице и на пожаре в деревенской глуши…