В итоге на следующее утро Кента вместо поисков скрытой дороги в школу Кёкан был вынужден с Мацумото Хизаши гулять по улицам и посещать различные лавки. Унизительное безденежье по первости заставляло злиться и спорить, но постепенно, ближе к обеду, он смог уговорить себя, что новая одежда – темно-серые хакама, зеленовато-коричневое, почти под цвет глаз, кимоно из тонкой, но теплой шерсти и накидка-хаори – куплена ему в долг, который он непременно отдаст. К тому же, насмотревшись на прохожих, Кента убедился в правоте своего спутника – даже простые лоточники здесь выглядели лучше.

Хизаши, напротив, в средствах не стеснялся и привел Кенту перекусить в идзакаю, где заказал много разнообразной и дорогой еды. Тут уж Кенте стало любопытно, и он ел не торопясь, вникая во вкусовые оттенки и пытаясь разобраться, как именно приготовлено то или иное блюдо. Ему нравилось помогать матери на кухне.

– Итак, – протянул Хизаши, опираясь подбородком о переплетенные в замок пальцы, – с чего же ты вдруг решил, что тебе нужно становиться учеником оммёдзи?

– Я вижу ёкаев, – просто сообщил Кента, без задней мысли, однако при взгляде на Хизаши сообразил, что мог его разозлить. Все же до сих пор оставалось загадкой, какие цели он преследует и кем на самом деле является. – И могу с ними общаться.

– Вот, значит, как. Это не настолько уж редкое явление, чтобы из-за него отправиться в такое дальнее путешествие, прости уж, не имея при этом никакой подготовки. Что же стало настоящей причиной?

Кента перестал есть и с сожалением отложил палочки.

– Не имеет значения. Это мое решение, и оно таково. Лучше скажи сам, откуда держишь путь? Вряд ли издалека, ведь твоя одежда выглядит новой, а обувь не подходит для дальней дороги. Ты говоришь, что тебя ограбили, но у тебя более чем достаточно денег. Что же разбойники тогда украли?

Хизаши довольно сощурился.

– Прекрасно! Ты идеально вписался бы в ряды Дзисин.

– Не начинай.

– Может, у меня украли нечто гораздо более ценное?

– Ты нес с собой императорскую яшму[18]? – пошутил Кента.

– Еще ценнее, – загадочно ответил Хизаши, и его глаза больше не сверкали ехидством, а губы не кривила улыбка.

Кента решил, что если не хочет сам говорить лишнего, то и спрашивать не стоит, поэтому вернулся к еде, полагая, что неприятные обоим темы закрыты.

– Там мой друг! – раздался зычный голос на всю идзакаю, и Кента втянул голову в плечи, но поздно. Зоркий глаз Мадоки Джуна его уже заприметил. – Не думал, что тебя будет так сложно отыскать!

Мадока подошел к их столику и без спроса плюхнулся на дзабутон.

– Так себе у тебя друзья, Куматани-кун, – заметил Хизаши и отодвинулся от Мадоки.

– А? – не понял тот. – Ты кто такой?

– Про манеры вообще молчу.

– Это Мацумото Хизаши, – поспешил представить Кента, – мы случайно встретились по пути и вместе пришли в город в поисках ночлега.

– Ах, да. Ты же собираешься к этим, – пренебрежительно махнул рукой Мадока и наклонился к Кенте. – А может, ну их? Давай со мной в Дзисин? Получим возможность снискать себе славу в веках.

– Мне не…

– Не нужна ему твоя слава, – перебил Хизаши надменно. – И к столу тебя не приглашали.

– Пока у меня есть монеты, я могу сесть, где мне вздумается!

– Тогда раз и у меня еще есть монеты, я приплачу хозяину, чтобы тебя отсюда вышвырнули, если уж из рёкана постеснялись.

Щеки Мадоки налились багрянцем. Кента понял, что спокойно продолжить обед уже не получится, и кашлянул.

– Прошу прощения, но если вы не прекратите ругаться, то доставите неудобство остальным посетителям.

Кента не знал, всегда ли тут собиралось столько людей, или причина в предстоящем фестивале, но в идзакае их было, что иголок на сосне. И если честно, шум стоял такой, что их пререкания едва ли кому-то могли помешать, даже вздумай эти двое перейти на крик.

– Прости, – буркнул Мадока и жестом подозвал разносчика.

Хизаши закатил глаза, но тоже не продолжил спор.

– Так вы остались посмотреть Ониби-мацури[19]? – полюбопытствовал Мадока, уплетая закуски. Вчера он едва на ногах стоял, а вот сегодня просто пылал энергией.

– Да, – кивнул Кента. – Один день ничего не решит.

– И правильно. Праздник каждый год устраивают в разные дни, говорят, это в Дзисин дают предсказание на нужную дату, и тогда гуляния длятся всю ночь.

– Почему Ониби? – спросил Кента.

– Есть легенда, – загадочно произнес Хизаши и покосился на их незваного соседа.

– Какая же? – обратился к нему Кента. – Расскажи, если знаешь.

Мадока пробормотал что-то вроде «да кому интересны эти ваши сказочки», но открыто не возразил, и Хизаши с достоинством продолжил:

– Есть легенда, что когда-то, еще до того, как оммёдзи построили на Тэнсэй свою школу, гора называлась по-другому. На ней поселился снежный демон, и едва ночи становились холоднее, как он спускался с горы и каждые семь ночей забирал людей из окрестных поселений, когда одного или двух, когда нападал на целые семьи. Вместе с ним с вершины Тэнсэй спускался плотный туман, который скрывал демона от человеческих глаз, и потому никто не мог ни увидеть его, ни изловить, ни спрятаться от него.

– Они не позвали оммёдзи? – удивился Мадока.

– Думается мне, – сказал Кента, – без школ отыскать помощь от зла простым людям было гораздо сложнее.

– Все так, – согласился Хизаши. – В те времена один талантливый оммёдзи брал не более трех учеников, чтобы передать знания и умения, но, как мне известно, не все они жили долго. К тому же такие оммёдзи предпочитали выбирать для себя очень труднодоступные места. Так что у бедных жителей этих краев, похоже, не было иного выбора, кроме как пойти с демоном на сделку.

– Возмутительно! – воскликнул Мадока. Хизаши бросил на него кислый взгляд, и тот неожиданно стушевался. – И что же было дальше?

– А дальше, чтобы усмирить аппетиты снежного демона, люди всех окрестных деревень стали выбирать по одной жертве каждые семь дней, а чтобы одна жертва перевесила многих, что демон мог забрать сам, она должна была быть добровольной.

Кента нахмурился. Он представить не мог, чтобы кто-то по своей воле отпускал друга, соседа или родственника на заклание. Поистине, то были темные времена.

– Так и повелось. Каждую седмицу кто-то расставался с жизнью ради других, уходил к подножию горы и исчезал в густом тумане. Что происходило с тем человеком, никому не ведомо. Только появился в одной деревне, на этом самом месте, герой. Был он, говорят, то ли монахом, то ли оммёдзи, то ли просто путешественником. Имени его не осталось, но он пошел на гору один в день, когда снежный демон восседал на своем ледяном троне, и тоже исчез в тумане. Однако в назначенный час демон не забрал жертву. И люди возликовали.

– Хорошая история, – обрадовался Кента.

– Хорошая. Да только еще не вся. Самое главное случилось после. Прошло еще семь дней, и гора затряслась. Осень едва наступила, и среди месяца нагатсуки вдруг повалил снег, разбушевалась метель, ветер свистел так, что казалось, это злые духи вырвались на волю и оглашают окрестности горестными воплями. Люди заперлись в домах, но ветер проникал в них, задувал огонь. А лишь становилось темно, как холод сковывал тела и заставлял смертельно напуганных крестьян выходить на улицу и собираться в толпу. И явился им снежный демон.

– Как же он выглядел? – не сдержал любопытства Мадока.

– Большой, страшный, синий, – принялся бесстрастно перечислять Хизаши, – в общем, почти как ты.

И, пока тот обдумывал услышанное, продолжил рассказ:

– Демон собрался разом пожрать всех людей, но тут метель стихла, землю покрыл густой туман, в котором вспыхнули вдруг множество блуждающих огней, и каждый из них был чьей-то загубленной раньше срока душой. А ярче всех горел один, и он вел за собой остальных. Ониби окружили крестьян и до самого утра не размыкали светящегося круга, защищая от яростного взгляда снежного демона. И наутро, не получив добычи, он скрылся на горе и, как говорят, вернулся в Ёми, ведь без поглощенных жизней демоны не могут долго существовать под всеведущим оком небожителей.