Илару очень нужен был отдых от дороги. Не трястись по колдобинам, не жариться на солнце и не мёрзнуть по ночам. Не вслушиваться в вечерние звуки, не сжимать нож и не видеть, как тень вины пробегает по красивому лицу Купавы.

Он позволил зашить себе раны на руке и ноге и принял другую помощь от местного лекаря, потому что понимал: если та загноится, Купаву некому будет защитить. Илар успел возненавидеть свою беспомощность и начал с тоской вспоминать дни, когда всё тело не терзала боль, а голова была свободна от тяжести и тумана.

После того сражения в деревне и вспышки света, о которой ему рассказала Купава, ему стало ещё хуже. В груди пекло, а руки и ноги, наоборот, стали слабыми. Постоянно хотелось спать, и если бы в пути на них напали упыри, Илар смог бы только кинуть нож наугад, в темноту – и будь что будет. Такое положение его не устраивало.

В Сыром Ольшаке их приютила местная семья: позволили занять сарай, пристроили лошадь с телегой, даже пустили вымыться и дали мешки, набитые соломой, чтоб мягче было спать.

У забора примостилась лавка среди разросшихся кустов калины, и Илар выбрался подышать воздухом. Ему удалось удобно устроить ногу, оперев её на крупный камень так, что она почти не болела. Купава ушла отнести молочнице деньги за сыр, который покупала утром, и должна была вот-вот вернуться. Илару хотелось встретить её не лежащим на тюфяке, а хотя бы сидя перед двором.

Сейчас снаружи было непривычно многолюдно. На главной улице собралась едва ли не вся деревня: жители столпились по обеим сторонам дороги, будто для чьих-то проводов. Илар нахмурился и, встав, проковылял к старику, которого уже видел пару раз.

– Что тут у вас происходит?

Старик поднял на него водянистые глаза.

– Так это, невесту… провожают.

Илар понимающе хмыкнул.

– Свадьба, значит.

Старик сперва кивнул, но тут же прошептал:

– Не-а, не свадьба. На тот свет проводы.

Илар слышал, что в некоторых деревнях свадьбы и правда сравнивают со смертью и обряды проводят соответствующие: девушка умирает для своей семьи, чтобы воскреснуть в семье мужа. Но сейчас многие и правда плакали и выглядели совсем не радостно, да и слова старика сквозили безнадёжной жутью. По спине пробежали мурашки, Илар передёрнул плечами. Вечер стоял прохладный, и рубаха влажно приставала к коже.

– Ты ходишь? – через толпу к Илару пробралась Купава, строго разглядывая его. – Полежал бы. Куда понёсся? А что тут?..

Илар притянул Купаву поближе к себе, чтоб не затолкали местные, и молча указал на дорогу.

Вдалеке послышался тонкий звон бубенцов. Все вглядывались в начало улицы, вытягивая шеи, и скоро откуда выкатилась повозка. Илар всматривался вместе с другими, постепенно различая белую лошадь, телегу, возницу и девушку. Скоро Илар разглядел, что и лошадь, и телегу убрали по-праздничному: украсили венками и лентами, бубенцами и охапками цветов.

Повозка ехала медленно, и когда она проезжала мимо дворов, под колёса кидали веточки полыни и каких-то тонких белых цветов. Когда повозка ещё приблизилась, Илар увидел, что в телеге сидела совсем юная девушка, лет четырнадцати, не больше: с красным носом и опухшими глазами. Рыжие волосы ей заплели в тонкую косу и украсили лентами, а платье и правда напоминало свадебное.

– А кто жених-то? – Купава тоже обернулась к старику.

Тот повёл плечом и утёр нос рукавом.

– Так это… Нежакам отдаём на откуп.

Илар не поверил своим ушам.

– Что?

Старик моргнул несколько раз, сосредоточенно глядя на повозку, будто боялся взглянуть прямо на Илара, который навис над ним грозовым облаком.

– Раз в месяц спровадим невесточку, зато до следующей луны свободны. И нас больше не трогают. Всем хорошо, – пробормотал он, будто оправдываясь.

– Вы отдаёте своих людей? – зашипела Купава. – Вместо того, чтобы защищаться всем вместе?

Повозка почти сравнялась с ними. Рядом громко всхлипнула женщина, но все остальные молчали, глядя кто с сочувствием, кто с пугающим равнодушием. Илар вгляделся в лицо девушки: заплаканное, несчастное, с яркими веснушками на щеках. Она чем-то напомнила ему Мавну. Такая же веснушчатая, с покатыми плечами и мягкими руками, разве что волосы у сестры темнее. В горле встал ком. Что, если бы Мавну так же «спровадили» упырям? Нарядив красиво, убрав венками и лентами, словно дорогой подарок. Нет, он без раздумий убил бы любого, кому такое пришло бы в голову.

– Ты, сынок, не суди нас, – прошамкал старик, опустив взгляд. – Ты не знаешь, как мы страдали и сколько наших парней полегло на болотах. Что им девка? Лишний рот, двенадцатый ребёнок в семье. Некрасивая, замуж такую не скоро отдашь. А родной деревне службу сослужит, выкупит месяц спокойной жизни. Всё лучше, чем отправлять парней на бойню. А мужики пусть на стеночку лазят и смотрят – раз какая мразь осмелится раньше срока полезть, так её быстро и застрелят.

Все слова застряли в горле. Илар шумно втянул воздух и сглотнул. В голосе старика сквозила обречённость, но вместе с тем он будто оправдывался за то, что говорит. Прожил немало лет и понимал, конечно, что так нельзя, но уверил себя, будто иначе сейчас невозможно.

Купава тронула Илара за локоть и горячо зашептала на ухо:

– Мы же не можем этого допустить? Мы же поможем ей? Правда?

Старик покряхтел и отвернулся от Илара – то ли услышал слова Купавы, то ли самому надоело объяснять местные порядки чужакам. Повозка проехала мимо них, лошадь ступала медленно и всхрапывала; из её ноздрей вырывался пар, в котором можно было разглядеть моросящий дождь, взвесью кружащийся в воздухе. Бубенцы на повозке звенели тонкой трелью, и теперь в ней Илару слышалась похоронная песнь.

Он не отвёл глаза, как другие, когда обречённая девушка подняла на него заплаканное лицо – встретил её взгляд спокойно и едва заметно кивнул.

– Попробуем, – шепнул он Купаве на ухо, не отворачиваясь от «невесты».

Купава просияла.

Илар украдкой прижался губами к её макушке – всего на миг, да так, чтобы никто не заметил. С того поцелуя между ними ничего не изменилось, Илар всё ещё не понимал, как вести себя с Купавой, но ясно знал одно: она до жути ему нравилась уже много лет. Но сперва казалось, что как-то нехорошо засматриваться на лучшую подругу сестры, а потом, как пропал Раско, так и вовсе думалось: не до девушек, нужно заботиться о своей семье.

Нравился ли он Купаве так же? На поцелуй она вроде бы ответила, но быстро засмущалась. От неловкости оба не знали, куда себя деть, потому решили просто продолжать ехать куда глаза глядят. Глаза глядели на Сырой Ольшак.

С натужным скрипом медленно открылись створы ворот. В деревню сразу пополз туман, будто так и ждал под стеной, когда его впустят. Те, кто стоял ближе к воротам, отпрянули, словно он мог их отравить.

– Как думаешь, упыри теперь станут приходить днём? – Купава обернулась к Илару.

Он тихонько шикнул на неё.

– Не пугай людей. Вдруг придумают что-то ещё.

Повозка медленно выехала за ворота, скрываясь в белом тумане. Ещё шаг, два – и яркие ленты полностью поглотила мгла, только бубенцы ещё позвякивали, тонко и тихо.

Люди стали расходиться. Кто-то бросил на дорогу цветы, неуместно яркие на грязи с бороздами от колёс и следами копыт. Снова раздался скрип: ворота закрывались. Илар осмотрелся и взял Купаву под локоть, чтобы её не снесло толпой.

– Пошли, поговорим со старостой.

– И мы не пойдём сейчас за ней?..

Илар качнул головой.

– Ворота закрываются. Снова откроют, наверное, когда вернётся возница. Мы не станем просить выпустить нас сейчас же, это будет выглядеть подозрительно.

Они прошли через улицу вместе с деревенскими. Люди расходились по своим делам и по домам, будто ничего и не случилось. Кто-то, конечно, вытирал слёзы, но никто не пытался спорить с происходящим. До ушей Илара доносились обрывки разговоров:

– Ну, ещё месяцок покоя выменяли…

– …А что поделать, кто-то должен был пойти.