Комнатка получилась светлой, уютной, милой, настоящим мирком маленькой голубоглазой принцессы. Машка спала.

Боясь потревожить ребенка, Злата осторожно прилегла рядом на кровать и натянула на ноги плед. В доме царила тишина. Родственники сразу после обеда уехали домой. Завтра всем надо было на работу. Остались только родители. Они собирались уехать завтра с утра. Папин «Москвич» по-прежнему был на ходу, так что подстраиваться под расписание автобуса им не было нужды. Стараясь не шуметь, Елена Викторовна хозяйничала на кухне, а папа во дворе складывал дрова. Злата закрыла глаза, собравшись вздремнуть, и как наяву пред ней предстали глаза Витали. Более того, ее кофта источала аромат его парфюма, а ладонь хранила тепло и нежность его пальцев…

Злата в отчаянии застонала и, зажмурившись, попыталась прогнать его образ, но уходить он не желал. А вместе с ним пришли и воспоминания, те самые, которые она так надежно запрятала в глубине своего сердца, а за ними и непреодолимое желание поддаться искушению… Она долго ворочалась в постели и не заметила, как все же провалилась в тяжелый сон… Вот тогда ей впервые и приснился сон, который потом будет приходить к ней не единожды…

Ей снилось лето. Небо, ярко-голубое, бездонное и безоблачное, и бесконечные просторы лугов и полей. Они шли с Виталей по высокой траве вдоль огородов Горновки. Ветер рябью пробегал по наливающейся ржи и качал деревья. И их шум, как приглушенный шум прибоя, долетал до них. Солнечный свет слепил глаза, а в поднебесье слышалось пение жаворонка. Они шли, держась за руки, шли неторопливо и о чем-то разговаривали. Злата снова и снова оборачивалась, чтобы увидеть его белозубую улыбку на смуглом лице. И от счастья, от невероятного, острого счастья, у нее замирало сердце, а на душе было так светло и легко, как никогда в жизни. От счастья она, кажется, готова была взлететь, и только рука мужчины в ее руке удерживала ее на земле…

Когда девушка открыла глаза, предзакатное солнце заливало комнату золотисто-багряным светом. Дочки рядом не было, а где-то в глубине дома «Лунной сонатой» заливался телефон. Сев на кровати, Злата потерла лицо ладонями, прогоняя прочь наваждения, и, поднявшись, отправилась искать мобильный. Он лежал на крышке пианино, и, увидев светившееся на экране имя мужа, Полянская ощутила, как угрызения совести шевельнулись в душе. И даже не потому, что сегодня разговаривала с Виталей, ходила с ним к ручью и держала его за руку, а потому что во сне чувствовала себя такой счастливой, какой не чувствовала себя рядом с мужем.

– Привет! – сказала она, нажав на соединение.

– Привет! Сообщаю, что мы уже добрались до Брянска и даже заселились в гостиницу. Здесь, конечно, не пять звезд, но ты ж знаешь, мы не привередливые. Доехали без происшествий. К отцу заехал, все передал. Он шлет тебе привет и огромную благодарность родителям. Вот сейчас мы с ребятами поедим, а потом отправимся узнавать программу конкурсных дней. Не поверишь, но конкурсантов здесь целая девятиэтажная гостиница! Мы успели разглядеть парочку любопытнейших персонажей, но о них я тебе потом расскажу. А как у вас там дела? Чем занимались сегодня?

– Мы спали с Машкой. Правда, она проснулась раньше меня. И сейчас слышу, они с мамой на кухне ужин готовят. Хорошо, что ты позвонил и разбудил меня, не знаю, сколько бы я проспала!

– Я не давал тебе сегодня ночью спать… – как-то виновато изрек Блотский. Злата рассмеялась.

– А то ж! Впрочем, я не против, ты ж знаешь! Но это что! Я тебе сейчас такое расскажу… Короче, сегодня после обеда я гуляла за огородами и наткнулась на выводок диких поросят во главе с самкой! Ты представить себе не можешь, какой огромной была кабаниха! Огромной, черной и страшной! Вот и верь после этого научным энциклопедиям, что они не гуляют днем! Если честно, я перепугалась и едва унесла ноги. Погони, конечно, не было, но я струхнула!

– Злата… – укоризненно начал Блотский. – Леш, да я не ходила в лес! Я клянусь тебе, они у балки паслись. Ну помнишь, там, куда папа ходит рыбу удить? Ты ж знаешь, я часто хожу туда гулять и на велосипеде катаюсь по той дороге… Не представляю, чего вдруг они пришли к балке? Вообще, Лешка, я думаю, мы просто обязаны позвонить в лесничество. Пусть они там решают вопрос с отстрелом. Если так и дальше пойдет, дикие кабаны скоро будут по улицам гулять и во дворы ломиться.

– Злата, родная, давай я вернусь, и мы решим этот вопрос. Обещаю, я сам съезжу в лесничество, но пока… Можешь пообещать мне, что не будешь гулять по окрестностям в одиночестве? Давай я вернусь, и мы будем гулять вместе дни напролет…

– Леш, я не буду больше одна гулять за деревней, обещаю! Не хочу, чтобы в Брянске ты волновался за меня. Тебе нужно думать о конкурсе. Не прощу себе, если из-за меня у вас там что-то пойдет не так. Да и вообще мне некогда будет теперь гулять! Ты забыл? В следующие выходные День города в нашем городке, а потом еще и в Гомель нас с тобой приглашали… Так что дел у меня будет невпроворот.

– Я не забыл, но мы все равно найдем время и погуляем вместе за деревней. Ты ж знаешь, я люблю такие неспешные прогулки с тобой не меньше, чем их любишь ты! Бабушка сегодня не заходила?

– Нет, но еще ведь не вечер. Думаю, к вечернему чаю обязательно заглянет, а нет, так мы сами завтра с Машкой сходим к ней в гости. Родители ведь уезжают завтра, им на работу. Так что мы остаемся одни. Ты позвонишь еще?

– Конечно. Вечером обязательно позвоню, чтобы пожелать моим девчонкам спокойной ночи! А пока я тебя целую!

– Я тебя тоже! Девушка послала мужу воздушный поцелуй и, простившись, отключилась. После звонка Блотского Злата еще немного посидела у фортепиано, задумчиво вертя в руках телефон, а потом прошла на кухню. Выпила чашечку чая, поболтала с мамой и дочкой и снова вернулась в зал. Обхватив себя за плечи, девушка остановилась у окна. Вчера Анька спросила, счастлива ли она. И Полянская, не задумываясь, кивнула в ответ. Она и была счастлива, Злата признавалась в этом даже себе самой, но… Но чего-то существенного и очень важного не хватало в ее жизни. До сегодняшнего дня она не задумывалась над этим, но после встречи с Виталей, после того, прочувствованного во сне, поняла, чего именно ей недостает. Не было в ее жизни того невероятного, пьянящего ощущения полета, не было будоражащих кровь желаний, нетерпения, ожидания и страсти, той, которая заставляла содрогаться тело…

Много это было или мало, Злата никогда не задумывалась, и без этого было о чем подумать, и все же что-то шевелилось в душе, от чего не так-то просто было отмахнуться. Интимная жизнь с мужем очень отличалась от того, что было у нее с Дорошем. Близость с мужем не поднимала на вершину блаженства, от воспоминаний о ней не бросало в жар. Она была, но если бы ее не было, Злата не опечалилась бы, как бы ужасно это ни звучало. Да, их связывало много больше, чем просто постель, но каждый раз Полянская беспокоилась о том, как бы Леша не понял, что страсть ее и огонь в большей степени наиграны. Ну не вспыхивала она от одного лишь мимолетного взгляда или легкого прикосновения мужа, а почему так происходило, не знала.

Она любила Блотского и не мечтала о другом. Но почему все было так и как это исправить, не представляла.

Сегодняшняя встреча с Виталей всколыхнула воспоминания, а приснившийся сон оставил в душе какой-то горький осадок, но если бы не эти два события, Злата и не вернулась бы мыслями ко всему этому. Девушка стояла у окна, глядя, как вдали стремительно гаснет закат и густые сентябрьские сумерки окутывают землю. И вдруг увидела Дороша.

Он неторопливо шел по дороге, засунув руки в карманы куртки. Шел так, как будто просто вышел прогуляться по деревне, но то и дело посматривал на окна домов, и на окна ее дома тоже…

Злата отпрянула от окна, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди и кровь приливает к щекам. Дорош, конечно, не мог видеть ее за шторой, но интуиция подсказывала девушке, что не просто так он решил прогуляться по улице. Прогулки по Горновке были не в его стиле. Мужчина бродил по улице, уверенный, что она непременно выйдет. Он ждал ее. Злата закрыла глаза, чувствуя, как у нее слабеют колени. Там, у ручья, Виталя, конечно же, все понял, ее ложь не была убедительна. Вот только это все равно ничего не меняло. Их дороги, пересекшиеся однажды, давно разошлись в разные стороны, и пусть земля круглая, они все равно никогда не сойдутся вновь. Полянская открыла глаза и увидела в дверном проеме застывшую фигурку дочки.