– Сделайте мне подарок к Рождеству. Скажите, что вы из отдела убийств и что сука лежит на плите в морге.

– Именно это я и собираюсь вам сказать.

– Серьезно? Ну тогда созывайте оркестр, я буду играть на геликоне.

– Как я понимаю, вы не член ее фанклуба.

– Я ненавидела ее до печенок. Я ненавидела атомы, составлявшие ее печенки. Если вы взяли тех, кто с ней это устроил, я хочу пожать им руку.

– Может быть, вы мне скажете, где вы были с прошлой субботы до понедельника?

– Бога ради! Я была здесь. Я хочу сказать, на побережье. Даже я не торчу на работе круглые сутки. В субботу, с восьми до полудня, у меня общественная работа в монастыре Святой Агнессы. Я тренирую волейбольную команду девочек. Могу дать вам список участниц, если хотите проверить. Потом прошлась по магазинам с приятелем. Рождественские покупки. Потратила слишком много, но это же Рождество! Могу дать имя приятеля и предъявить чеки. В субботу вечером была на вечеринке. Домой вернулась в третьем часу ночи. И вернулась не одна. Секс и завтрак в постели воскресным утром. Сходила в спортзал, прибралась дома. Воскресным вечером немного поработала дома. Ну, поделитесь деталями! Она страдала? Ну, я вас очень прошу, скажите мне, что она страдала!

– Лучше вы мне скажите, почему вам так хочется это услышать.

– Девять месяцев она держала меня в аду. Если вы не полная недотепа, а этого вроде не скажешь, у вас сейчас перед глазами мое личное дело. Я попала в детский дом, когда мне было восемь, после того как мой старик забил мою мать до смерти и довел-таки свою жалкую задницу до тюремной камеры. Никто не захотел меня взять. Госсистема спихнула меня этой подлой садистке. Она заставляла меня тереть полы зубной щеткой, запирала в спальне каждую ночь. Иногда даже электричество перекрывала, чтобы я сидела в темноте. Говорила, что моя мать получила по заслугам и что я кончу, как она. Я начала воровать, копить деньги на побег, но она меня подловила. Пожаловалась копам, показала им синяки у себя на руках и на ногах, заявила, что это моих рук дело. Будто бы я на нее напала. Я эту дрянь ни разу в жизни пальцем не тронула. Меня упекли в колонию. Я озлобилась, стала ввязываться в драки. Вам такая картинка знакома?

– Да, мне случалось ее видеть.

– К десяти годам я уже начала толкать наркотики. Совсем пропащая, – сказала Макси. Ева поняла, что она стыдится своего прошлого. – Не вылезала из колоний, пока мне не стукнуло пятнадцать. Сделка накрылась. Меня порезали. И это было самое лучшее, что со мной случилось за всю мою жизнь. Там был один священник… Знаю, это звучит как «Лучший фильм недели», но со мной это случилось на самом деле. Он боролся за меня, он не сдавался. Он меня наставил на путь истинный.

– И вы пошли в юриспруденцию.

– Это было как раз то, что мне нужно. К этой садистской сволочи я попала, когда мне было восемь. Я была запугана. Я видела, как умерла моя мать. А эта сука использовала мою историю, она из кожи вон лезла, чтобы меня уничтожить. И ей это почти удалось. Я не пошлю цветов ей на похороны, лейтенант. Я надену красные туфли на шпильках и буду пить французское шампанское.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Я не встречалась с ней лицом к лицу последние четыре года.

– Лицом к лицу?

Макси медленно отпила еще глоток.

– Я юрист, дело свое знаю. Я прекрасно понимаю, что сейчас мне нужен адвокат. Мне не следует с вами разговаривать. Но я вправду рада, что она мертва! В общем, я рискну. Четыре года назад я работала на одну влиятельную фирму. Младший партнер. Я была помолвлена с парнем, который метил в Сенат и имел все шансы. Я получала хорошую зарплату, правда, я и вкалывала как проклятая. И вот она появляется у меня в кабинете. На работе, разрази меня гром! Вся так и тает от улыбок. «Ну-ка дай-ка мне на тебя посмотреть!», «Надо же, как ты выросла!» Меня чуть не стошнило.

Макси умолкла на секунду, чтобы перевести дыхание.

– Надо было вышвырнуть ее пинком под зад, но она застала меня врасплох. И тут она меня оглоушила: у нее есть копии моего дела, и там все. Наркотики, тюремные сроки, нападения, кражи. Нехорошо будет, не правда ли, если все это выйдет наружу? Что ж хорошего, когда у меня такая шикарная работа в такой важной фирме. Да еще с таким женихом, фаворитом гонки, главный приз которой – Вашингтон.

– Она вас шантажировала.

– Я сама ей позволила. Так глупо! Я дала ей пятьдесят тысяч. Через три месяца она опять возникла: добавки захотела. Я не зеленая дура, знаю, как это работает. Я все знала, но заплатила ей еще раз. Даже когда моя помолвка полетела ко всем чертям. По моей вине. Я так нервничала, так старалась, чтобы он не узнал… В общем, я сама все разрушила.

Макси замолчала, а когда снова заговорила, ее тон изменился, как будто смягчился.

– Я до сих пор об этом жалею. Ну, словом, я платила ей два года. Она выкачала из меня четверть миллиона. Я не могла больше терпеть. Я ушла с работы. И когда она опять явилась, я ей сказала: полный вперед. Валяй, делай свое черное дело! Мне больше нечего терять. Я уже все потеряла, – тихо добавила Макси.

– И как она это восприняла?

– Взвилась под небеса. По крайней мере, этот кайф я словила. Она так вопила, будто я тыкала горящие палки ей в глаза. Да, для меня это был кайф. Она пригрозила, что меня исключат из адвокатуры. Ну, это она, конечно, загнула. Что ни одна фирма меня больше никогда не возьмет на работу. В этом есть доля правды, но мне было плевать. Я ей так и сказала, и она ушла. А теперь, слава богу, она больше никогда не вернется.

– Вам надо было обратиться в полицию.

– Возможно. Да, я могла бы, я должна была, мне бы следовало… Но я выбрала свой путь. Теперь у меня своя фирма, уж такая, как есть. Я счастлива. Я ее не убивала, но я готова безвозмездно предложить свои услуги тому, кто это сделал. Она заставляла меня мыться в холодной воде каждый вечер. Говорила, что мне это полезно. Остужает горячую кровь.

Ева не удержалась и невольно вздрогнула. Она хорошо помнила эти холодные купанья.

– Мне понадобятся имена людей, которые могут подтвердить ваше алиби, Макси.

– Без проблем. Скажите мне, как она издохла.

– Проломленный череп, тупое орудие.

– У-у-у… Я-то надеялась на нечто более экзотическое. Ну что ж, надо довольствоваться тем, что есть.

«Хладнокровная, – подумала Ева, положив трубку. – Хладнокровная и откровенная до жестокости». У нее эти качества вызывали уважение.

А главное, Ева нащупала схему шантажа.

Ева нашла еще двоих. Хотя они не были с ней так откровенны, как Макси, Ева поняла, что им есть что скрывать. Надо будет проверить и их алиби. И еще двоих она не застала на месте.

Ева встала, чтобы налить себе кофе, и зашла в кабинет к Рорку.

– Успехи?

– Все еще в тупике. – Он отодвинулся от стола в явном раздражении. – А мы уверены, что она правильно запомнила цифры?

– Она была в шоке, могла и перепутать. Но она повторила их дважды в той же последовательности. Без запинки.

– Результат – ноль. Я пропущу их через компьютер в разных последовательностях. Посмотрим, может, что и выплывет. А у тебя что?

– Один подтвержденный шантаж. Женщина-адвокат в Калифорнии. Она не убивала, но утверждает, что выложила четверть миллиона за пару лет, прежде чем перекрыла Труди кислород. Это немало из одного источника, а я готова спорить, что это не единственная кормушка и у Труди была пара тайных счетов, не внесенных в налоговую декларацию.

– Ну, вот это я найду запросто.

– Женщина-адвокат дала мне номера двух счетов. Она переводила на них деньги для Труди. Но это было несколько лет назад, может, с тех пор Труди перевела их на другие счета в других банках.

– Тасовать счета – лучший способ сбить со следа налоговую службу. Я начну с этих счетов и найду остальные.

– Если это были электронные переводы, мы смогли бы проследить их до самого начала.

– Детская игра! И она поможет мне отвлечься от этой головной боли.