Потом еще ремонтировал не меньше года: там все рассыпалось, чего ни коснись. Американская мечта держится на гипсокартоне и асбесте, и вся страна построена на этих двух китах. Гэри до сих пор не привык: иногда очень хочется домой. Взять, бросить все здесь, купить билет в один конец и дом где-нибудь в Бикерстаффе. Как тот, у Джима на холме. Завести козу и собаку.
Но это все пустые мечты – братьев он не бросит. Сказали, вместе будут до последнего, значит, надо быть вместе.
Добравшись до супермаркета, Гэри снова вспоминает, чего он не заметил на кухне, и сразу берет тележку. У Пайпер в доме нет ни яиц, ни сосисок, ни даже простейших макарон – живет человек, видимо, на кофе и сэндвичах.
Он с детства готовит: ба все время была на работе, пытаясь одна поднять двоих пацанов. Они помогали как могли и уж обед-то себе делать научились. Гэри всегда больше нравилось готовить, так что уборку Джек брал на себя. Когда потом вместе жили, даже в Нью-Йорке, это сохранилось.
Пайпер приютила его без единого вопроса, без тени сомнения. Кто бы еще это для него сделал, кроме братьев? Нет, он ей теперь точно задолжал, как минимум завтрак.
На обратном пути пакеты тянут руки приятной тяжестью: Гэри подозревает, что в задумчивости набрал продуктов дня на три, не меньше. Но это и здорово: он не знает, когда вернется домой, а впереди у них еще целый уикенд. Но нужно было все же взять машину, хотя идея искать парковку заново не радует. Кстати, нужно еще проверить, не сняли ли колеса.
Когда он открывает дверь «Форда», вспоминает, что есть еще кое-что, чего он не сделал, хотя нужно. Вчера было поздно звонить, но лучше сейчас, пока Пайпер нет рядом.
Гэри забирается внутрь и подключает телефон к динамику машины. Так проще. Набирает знакомый номер.
– Привет, – скрипит старческий голос уже через два гудка.
– Ба, – улыбается он. – Ты как?
– Ничего, у меня наконец первые цветы распускаются, – довольно произносит она, – весна в этом году ранняя. Ты как, Гэри? Ничего не случилось?
– Я тут… – Он не знает, как сказать. Хотя это ба: надо говорить как есть. – Я с Фло расстался.
– Сам? – неожиданно спокойно переспрашивает она.
– Да мы вместе как-то решили.
– Ну что ж, это к лучшему. Не подумай, что я что-то против Флоренс имею, я ее даже не знаю. Но, родной, где мы с тобой, а где искусствоведы.
– А как же Джек? – поддразнивает он.
– Ты меня подловить решил? – недовольно отвечает она. – Джек – мой внук, его любовь к стихам и картинам я как-нибудь переживу. А вот ты… Все, не путай меня. Скажи лучше, как ты после всего?
– Да я уже поспал с этой мыслью, – признается Гэри, – так что в порядке. Хреново, конечно, что так вышло, но пора было.
– А я и думаю, молчишь ты про Флоренс в последнее время.
– А что я тебе расскажу? Как ссоримся?
– Да если бы ты еще звонил не раз в месяц, мог бы и рассказать. Бабка у тебя, конечно, старая и глупая, но совет нет-нет да и может дать внуку.
– Ба… – обиженно тянет он, но ее скрипучий смех заполняет машину.
– Дай поворчать. Родной, главное – чтобы тебе было хорошо.
Ее теплые слова и то, что она не осуждает и не расспрашивает, окончательно помогают успокоиться. Гэри переводит тему: слушает про цветы, новых соседей, отремонтированное крыло больницы. Все, что обычно рассказывает ба. От ее скрипящего родного голоса становится легче.
Забрав ноутбук, Гэри возвращается в квартиру. Слышен шум воды из душа, и самой Пайпер в ее спальне нет – проснулась, значит.
Он находит на кухне сковородку и зажигает плиту. Это лучше любой медитации: смотреть, как продукты превращаются в готовую еду. Порезанные сосиски начинают задорно шипеть, заполняя кухню вкуснейшим запахом. Чуть подрумянить их – и можно добавлять яйцо.
Когда все почти готово, шум воды стихает. Гэри раскладывает еду по тарелкам, краем глаза замечая движение сбоку. Пайпер выползает из душа голая, с мокрыми спутанными волосами, которые она пытается промокнуть полотенцем.
– Доброе утро, – говорит Гэри.
Она выглядит даже лучше, чем он себе представлял там, в баре. У нее молочно-белая кожа – никогда, наверное, не загорает. Глаза сами останавливаются на небольшой округлой груди с аккуратными розовыми сосками, но вскоре скользят ниже, к линии, где талия переходит в бедра.
Пайпер резко отворачивается, давая ему увидеть еще более соблазнительную задницу, но тут же исчезает у себя в спальне. Гэри на секунду прикрывает глаза, стараясь запомнить то, что сейчас увидел, – на всякий случай. Он даже не знает, удастся ли ему увидеть это еще когда-нибудь.
Возбуждение не утихает даже после того, как она возвращается в футболке и шортах, с пунцовыми щеками и ужасом на лице. Разложить бы ее прямо здесь, на кухонном столе, – но нет же. Пайпер вообще не такая девчонка.
– Прости, пожалуйста, – говорит она быстро, – я просто забыла, что ты здесь. Не хотела…
– Все в порядке. – Гэри садится есть и приглашает ее на стул напротив. – Не хочу доставлять тебе неудобств. Если тебе так комфортно, я тебя поддержу. Я вообще за.
– Издеваешься, – вздыхает Пайпер.
– Нет, – честно отвечает он.
Ее взгляд наконец падает на тарелки и в долю секунды меняется. Глаза загораются голодным огнем – конечно, при таком-то похмелье. После вчерашнего она, наверное, кабана бы затрепала.
– Ты еще и готовишь? – Пайпер взбирается на стул и с восторгом смотрит на еду.
– Ну да. Ты же мою курицу ела недавно, забыла?
– Это ты приготовил курицу?!
Так на его стряпню еще никто не реагировал. Гэри невольно усмехается и накалывает на вилку сосиску, наслаждаясь приливом странной гордости.
– Все свои ланчи я готовлю сам.
– Охренеть! – Пайпер поднимает на него восхищенный взгляд.
Желание разложить ее прямо здесь растет с каждой секундой, но пусть сначала поест.
– А ты вообще настоящий? – спрашивает она. – Мне кажется, я все еще сплю, а как проснусь, будет опять утро пятницы.
– Настоящий, – Гэри вытягивает руку вдоль столешницы, – потрогай.
Она с любопытством касается его, и почему-то по коже бегут мурашки. Это точно что-то новое, и он не знает, что думать.
– Спасибо, – улыбается Пайпер, но тут же добавляет серьезнее: – За завтрак.
– Это тебе спасибо, что приютила.
– Кстати, – она закидывает в рот кусочек сосиски, но болтать не перестает, – ты не разложил диван?
– Ничего не помнишь, что ли? – Гэри старается не улыбаться, чтобы не выдать себя. Но это сложно.
– Что я должна помнить? – Пайпер замирает с вилкой у рта.
– Я же не спал на диване.
– А где?..
– С тобой. В кровати.
Ужас, который появляется у нее в глазах, заставляет тут же пожалеть о глупой шутке. Пайпер готова разреветься: губы начинают подрагивать, и Гэри берет ее за руку и сразу переплетает их пальцы, чтобы успокоить.
– Перестань, ничего не было. Ничего. Вообще ничего. Не бойся.
– А ч-что тогда было?
– Ты вырубилась на диване, я перенес тебя в спальню, и ты попросила не уходить.
– И ты не ушел?
– Нет, – он улыбается и качает головой, – я не ушел. Я сидел на твоей кровати и держал тебя за руку.
– И все?
– И все. – Гэри выпускает ее руку и возвращается к своей тарелке. – Ешь, а то остынет.
Да, так шутить с ней нельзя. Это было некрасиво – она же, скорее всего, не помнит даже, как уснула. Так накидалась, что ее шатало.
Не объяснять же, что он в жизни не стал бы трахать ее в отключке. Это мерзко. Хотя немного неприятно, что ее так пугает идея, что между ними что-то могло быть. Неделю назад ему казалось, что она была бы не против.
Может, ошибся? Может, она правда воспринимает его максимум как друга, а он уже нафантазировал такого, что даже вставать со стула стремно – стояк в этих штанах отлично заметно.
Пайпер ест с отменным аппетитом, на тарелке ничего не остается. Как будто неделю не ела – хотя когда там ее подружка уехала? Неделю назад? Да, все сходится.