Литмир - Электронная Библиотека

Подобные неприятные обстоятельства можно было бы принять за случайность, если бы однажды Савелий ненароком не заприметил взгляда, брошенного в его сторону.

Нехорошие предчувствия усилились и наложили на общее настроение заметный негативный отпечаток.

– Так, значит, вы его упустили? – посмотрел на Мамая Савелий.

Под взглядом Родионова верный слуга чувствовал себя очень неуютно. Вроде бы ничего такого и не сказано, а вмиг превращаешься в постреленка, угодившего в цепкие лапы дворника.

– Упустили, хозяин, – нешуточно повинился Мамай, взмахнув в досаде рукой. – Шустрый оказался, стервец. Кто бы мог подумать! Но ничего, далеко не уйдет. Пароход-то в Россию направился, вот там-то мы его и встретим.

– Да-а, как же это вы так? – посмотрел Савелий на Мамая, но ответного взгляда не отыскал.

Татарин виновато потупился и отвечал:

– Не думали мы, что он из ресторана-то уйдет. Ведь все выходы перекрыли, а он через сортир удрал. Решетка там была слабая, выдернул ее, стервец! Хозяин, а кроме нас, ты за ним никого не посылал?

– А что такое? – насторожился Родионов.

Мамай озадаченно почесал затылок:

– Да за ним какие-то люди бежали, до самой пристани. Кто такие, мы так и не разобрались. Попытались за ними проследить, да они прямо растворились, дело-то ночью было.

– Странно.

– Во-во, и я об этом же! – подхватил Мамай.

– Ладно, выясним. Вот еще что, у меня такое чувство, что за мной кто-то наблюдает. Возможно, я и ошибаюсь, но ты постарайся посмотреть, может быть, кто-то действительно дышит мне в спину.

– Хорошо, хозяин, – пообещал верный Мамай. – Сделаю.

– Сейчас мне надо идти, – поднялся Савелий. – У Лизы день ангела, хочу купить ей букет цветов.

– Ну конечно, – энергично поддакнул Мамай, поднимаясь следом.

Савелий остановился у одного из цветочных магазинчиков. Витрина была красиво выложена нарциссами и фиалками. Стоили они недорого. Даже бедняку по силам купить небольшой букетик. Но Савелия интересовал розарий, приметный уголок Булонского леса.

Махнув тростью, Савелий остановил пролетку и живо распорядился:

– В розарий!

Молодой возничий понимающе кивнул и поторопил лошадку.

Несмотря на ранний час, ворота розария были открыты. В глубине аллей, под прозрачной крышей продавали ярко-алые розы. Садовник, старик с благородной внешностью, знал Савелия в лицо и поздоровался с ним издалека, вежливо наклонив голову:

– Вам, молодой человек, как всегда, розы цвета румянца?

– Да, отберите, пожалуйста, самые лучшие. Семь штук.

– Как вам будет угодно, – слегка поклонился старик.

Склонившись, цветочник стал выбирать подходящие экземпляры. Елизавета любила именно этот цвет. Не кричащие ярко-красные, не дерзкие с фиолетовым отливом, а именно такие, застенчивые, трогательные, будто бы наполненные невысказанной грустью. Вчера она обратила внимание на отсутствие кольца, и Савелию пришлось признаться, что оно нечаянно слетело с его руки. Елизавета сделала вид, что ничего не произошло, но обиду затаила. И теперь ему предстояло загладить вину.

– Пожалуйста, – протянул букет старик.

– Спасибо, – Савелий отдал деньги.

Суммы хватило бы еще на один букет, и старый цветочник был несказанно рад.

– У вас отличный вкус, – вдруг услышал Савелий за спиной чей-то голос.

Родионов резко обернулся и увидел того самого человека, с которым пару раз сталкивался на улицах. Выходит, что предчувствие не обманывало его.

– Вы разбираетесь в цветах? – спросил Родионов, разглядывая незнакомца.

Тонкие черты лица. Далеко не разбойничий вид. Аристократичен. Правда, слегка толстоват, но это не особенно его портит. Люди такого облика – частые гости в светских салонах.

– О да, конечно! – чуть напыщеннее, чем следовало бы, произнес мужчина. – Особенно в парижских.

– А разве есть разница между парижскими цветами и какими-то другими?

– Сразу видно, молодой человек, что вы недавно в Париже. А разница между тем очень большая. – Он говорил тоном профессора, читающего лекцию неподготовленной аудитории. – Все дело в том, что каждый цветок имеет в Париже свой смысл.

– Вот как? – делано удивился Савелий, подыгрывая незнакомцу. Он еще не определился, как следует себя вести. Но все-таки приятно было ощущать в правом кармане пиджака тяжесть «браунинга».

Неторопливо они двигались вдоль галереи, перекладины которой оплетали многочисленные кусты роз.

– Особенно это касается роз. Вы заметили, что розы полны страсти, даже самые целомудренные из них. Что поделаешь, они всего лишь дети своего города и напоминают Париж. Хризантема выражает глубокую печаль. Омела – вечное обновление. Поэтому ее дарят на Рождество. А вот ландыш – это символ нежности и безмолвного излияния. Фиалка – знак скромности и обаяния. Но если вы хотите сказать даме сердца о своих жгучих чувствах, то в этом случае ей лучше преподнести гвоздику. Это, молодой человек, целая наука! Вот так-то. А что касается розы... то она – царица из цариц. Трудно отыскать народ, который не поклонялся бы ей. Давайте присядем, у меня к вам имеется очень серьезный разговор.

– Я тороплюсь...

– О, нет, – взмахнул руками незнакомец. – Я не задержу вас надолго. Давайте устроимся вот на этой скамье. Здесь особенно уютно.

– Ну, если ненадолго, – пожал плечами Савелий.

Сели почти одновременно. Аромат от роз был сладко пряным, пьянил.

– Итак, что вы мне хотели сообщить?

– Можно мне быть с вами откровенным? – серьезно спросил незнакомец.

Савелий усмехнулся:

– Разумеется.

– Тогда хочу представиться... Тимофей Степанович Барановский. Фабрикант. И очень состоятельный человек. Но дело не в этом. Я бы хотел, чтобы вы украли для меня одну картину...

В груди у Родионова похолодело:

– Это шутка?

– Один из главных моих недостатков заключается в том, что я совсем не умею шутить. Только, пожалуйста, не надо притворяться, я знаю о вас очень много. Эта информация стоила мне очень дорого. Но я не собираюсь об этом распространяться. Ну, разумеется, если вы, конечно, не откажете в моей скромной просьбе.

Савелий натянуто улыбнулся и негромко произнес:

– Что-то везет мне в последнее время на шантажистов.

– Что вы сказали?

– Я говорю, если вы такой состоятельный человек, так почему бы вам просто не купить эту картину. Разве я не прав?

– Хм... Сразу видно, что вы никогда не сталкивались с подобными вещами. Деньги у меня действительно есть, но все дело в том, что эта картина не продается... ни за какие деньги!

Вокруг во множестве летали шмели и пчелы. Их басовитое гудение раздражало Савелия, казалось, что они только тем и заняты, что выискивают подходящее местечко для того, чтобы юркнуть за шиворот.

– Понятно... И у кого же вы предлагаете мне выкрасть картину?

Барановский сделал паузу, а потом произнес:

– Из замка графа д'Артуа.

Савелий невольно расхохотался:

– Вы шутите! Этот замок охраняют куда крепче, чем любой банк. Там сигнализация, охрана, огромный штат прислуги...

– Все это действительно так, но картину невозможно украсть только на первый взгляд, – мягко успокоил Барановский. – Граф очень тщеславен и честолюбив, любит показывать полотна своим многочисленным гостям. Разумеется, не все его картины шедевры, среди них есть и откровенные подделки. Словом, в замок можно проникнуть под вполне благовидным предлогом.

Савелий вновь усмехнулся:

– И как я, по-вашему, буду красть эту картину? Возьму ее под мышку и уйду? Так, что ли?

Барановский неопределенно пожал плечами:

– Дело ваше. Напрягите фантазию. Насколько мне известно, отсутствием фантазии вы не страдаете. Кстати, вы случайно не слышали такую фамилию – Винченцо Перуджи?

– Это случайно не тот итальянец, что украл из Лувра «Джоконду»? – спросил Родионов.

– Похвально, что вы осведомлены об этом. Он самый. В свое время эта история наделала немало шума. И знаете, что он ответил, когда у него спросили, как ему удалось украсть величайшую картину всех времен и народов из одного из самых охраняемых музеев мира?

13
{"b":"90537","o":1}