¹⁵³ Завороженный Спутницей (объяснение этого слова последует чуть погодя) — примерно то же, что и «лунатик».

И еще. Прошло недели две — ив голове само собой всплыло знание о том, к какой стене какой нужен подход. Раньше не со всякой справлялся, бывало, стена так и не открывалась, а теперь выяснилось, чем именно нужно сопровождать приказ: на дощатую (как было в первый день, в Школариуме) достаточно просто пристально посмотреть; чтобы исчезла каменная, нужно поднять перед лицом сжатые кулаки, а для кирпичной (как только что) следует поднять руки с растопыренными пальцами. И все получается.

И вот что занятно: это неведомо откуда свалившееся умение не вызвало у Тарика такого уж особенного интереса или любопытства. Видимо, оттого, что непонятно, зачем оно нужно и для чего его приспособить. Просто так заглядывать в чужие дома — а зачем? Что такого уж завлекательного в разговорах людей, которые думают, что они одни и никто за ними не подглядывает (беседа Главного Титора с попечителем тому ярким примером)? В банный день подглядывать за девчонками с улицы Серебряного Волка? Баловство, пристойное лишь Недорослю... Вот и сегодня, глядя на родителей, что он такого любопытного обнаружил? Что они, надо полагать, не впервые занимаются «спаленным лицедейством»... ну и что? Вполне политесно. Как говорит студиозус Балле, мужу с женой много чего ночью дозволено...

Вот и выходило, что приспособить загадочное умение и некуда. Один лишь раз, месяц назад, он в сумерках заглянул в дом Хорька, зная, что тот как раз дома. Любопытно вдруг стало: а каков этот вредный, мерзкий детина дома, когда знает, что никто его не видит? Может, это он на службе такой поганый, а дома какой-то другой?

Оказалось, зря заглядывал: осталось ощущение, будто дерьма наелся. Дома Хорек, чтоб провалиться, еще паскуднее. У него живет кабальница, оставшаяся в наследство от покойной матушки, умершей четыре года назад, симпотная девчоночка двенадцати годочков — только яблочки едва стали наливаться. Все кабальницы робкие, даже с Малышами не водятся (а дети постарше до кабальниц редко снисходят — неполитесно как-то). Но эта вовсе уж нелюдимая, на улице почти и не показывается. А ведь касаемо этого нет никаких запретов, малолетних кабальников и кабальниц на улице Серебряного Волка, не считая этой, восемь, все близких годочков, и у них есть своя ватажка, своя игральня (убогонькая, правда), их отпускают на речку купаться. Но та, что у Хорька, держится в стороне и от них. По улице, как когда-то выразился Чампи, «проскальзывает». Вы не поверите, но неизвестно даже, как ее зовут. Есть человечек — и словно бы его нету...

Тарик увидел... Голенькую безымянную кабальницу и такого же Хорька. Безусловно, то, что он с ней проделывал, мозгоблудством не считалось, но обращался он с ней, как с неразумной вещью. Больше всего Тарика поразило не это, а ее личико — прямо-таки отрешеннейшее, исполненное невероятного равнодушия, что бы Хорек ни приказывал ей делать. Кукла какая-то, а не человек.

И главное... Старинная негласка определяет, что годочки жуль- канья для девчонок — меж тринадцатью и четырнадцатью, смотря какая девчонка, иные и в тринадцать такие, что хоть сейчас замуж выдавай, а не в регламентные пятнадцать (или более обычные шестнадцать). А святых на улице Серебряного Волка нет, святых вообще нет давным-давно на грешной земле. Все знают, что Подмастерье Лукан уже давненько втихомолку жулькает кабальницу своих родителей — но той четырнадцать. А вдовый Мастер Буркуташ живет со своей кабальницей как с женой, за что его давно уже не осуждают. Одевает как свободную (правда, на людях она украшения не носит, хотя точно известно, что ей Буркуташ дарит), его четырехлетнюю дочку она пестует, так что соседки даже слышали, как кроха назвала ее однажды маманей. Но и ей семнадцать... Женщины судачат, что она вполне довольна жизнью, люди сторонние и не поймут сразу, что это кабальница. Робик-Школяр из тридцать пятого нумера с полгода уж рассказывает своей ватажке, как не первый месяц гладит и нацеловывает ихнюю кабальницу (симпотная, заразка, все признали и чуток позавидовали: в собственном доме ловит удовольствие оборотистый Робик!), а через пару недель вообще ее жулькнет, благо она готова. Но и ей опять-таки, как и Робику, скоро четырнадцать стукнет.

А Хорьковой двенадцать, и выглядит так, что и подержаться толком не за что. Рановато. Оно конечно, кабальница такая же вещь, как сапоги хозяина или кастрюля на кухне, но все равно, есть же негласки, которые политесные люди соблюдать обязаны. Поневоле вспоминается: вот уже четыре года с тех пор, как мать Хорька умерла, они живут вдвоем в доме, кабальница и Хорек, а зная его мерзопакостную натуру, начинаешь верить, что он тогда и начал...

Самая отвратительная неожиданность ждала очень скоро. Когда кабальница встала на коленки перед Хорьком, обнаружилось, что на спине у нее в три строчки наколоты крупные буквицы: «Собственность Сегедима Гутара, улица Серебряного

Волка, двадцать девять». Тарика аж передернуло. В первый миг он даже подумал: «А кто такой этот Сегедим Гутар?» — и не сразу вспомнил, что Хорька так и зовут.

Это уж... Такие наколки вообще-то регламентами не отменены, но вот уж с полсотни лет почти повсеместно вышли из употребления и сохранились, по пересудам, только в глухих поместьях особенно самодурствующих дворян. А кабальникам делают одну-единственную наколку на левом плече: буквицу «К», легко догадаться что обозначающую. Смягчение нравов, ага, сказал бы студиозус Балле, острослов и насмешник. И добавил бы с непонятным выражением: пусть кабальники не пищат, еще при короле Магомбере им клейма раскаленным железом выжигали, в точности как лошадям, быкам и коровам...

Тарика легонько замутило, и он ушел — и стал относиться к Хорьку с еще более лютым отвращением... И рассказать, что видел, конечно же, никому не мог.

Вообще-то он пытался доискаться до разгадки, но редко и весьма даже вяловато. Не так уж много было у него к тому путей... Нерадивый к делам церковным, он все же, кроме редких посе- ° 1S4 щении церкви, раз в месяц аккуратно ходил на очищение души — неполитесно было бы этим пренебрегать. Так что первым делом

Очищение души — исповедь.

хотел рассказать все отцу Михалику и попросить пастырского совета. Но так и не решился. Главное, был уверен, что ничего черного в загадочном умении нет — иначе непременно случилось бы некое знамение, когда он заходил в церковь, уж такие-то вещи он знал. Святая вода в чаше взбурлила бы, когда он опускал туда кончики пальцев...

Он спросил Чампи, не слыхал ли тот о таких вещах, или, может, читал где-нибудь. Соврал, что купил новую голую книжку о нечистой силе, замешанной в дела потаенки (Чампи голых книжек вообще не читал, так что не мог поймать Тарика на лжи). Стекляшка обстоятельно задумался по своему обыкновению, потом уверенно сказал: ничего подобного в ученых книгах нет. Правда, в

одной о чем-то похожем упоминалось, но мельком, да и речь шла о вовсе уж седой старине, про которую книжникам мало что известно, а потому ее не задевают особенно, чтобы не рисковать ученым именем среди собратьев. Так что врет сочинитель, они на это известные мастера...

Точно так же повели себя худог Гаспер и его друзья-студиозусы, когда Тарик им упомянул, словно бы мимоходом, что прочитал голую книжку про стригальщика, который умел видеть сквозь стены (и описал свои собственные случаи). Как и Стекляшка, все задумались и пожали плечами: никогда о таком не слыхивали... А студиозус Балле с ухмылкой добавил:

— Попадись такой Тайной Страже, всю оставшуюся жизнь у них прослужил бы вроде охотничьей собаки. Уж для них-то бесценное умение — через стены заглядывать, видеть и подслушивать, а их чтоб никто при этом не видел и не слышал....

Больше и поговорить было не с кем. К тому же упоминание о Тайной Страже Тарика не на шутку напугало: и в самом деле, узнают о таком умении, бесценном хотя бы для выслеживания заговорщиков, — и пиши пропало. Всю оставшуюся жизнь будешь вроде охотничьей собаки, и ведь наверняка взаперти держать будут столь ценного умельца, водить, куда им нужно, под строжайшим присмотром, а то и на цепи. А ведь есть еще Гончие Создателя, о которых вообще ничего не известно, — о Тайной Страже хоть голые книжки пишут (наверняка десять раз Тайными и просмотренные перед печатней, сказал студиозус Балле, не зря же в этих книжках Тайные орлы все заговоры разоблачают и всех смутьянов вяжут, а вот в жизни, ходят слухи, порой и на старуху бывает проруха).