Церковь в воскресенье наполнялась до отказа. Места почти все заняты. Жители рассаживались на одни и те же ряды, рядом с соседями, не изменяя привычке, иногда пересаживаясь. Споров по этому поводу не было, кто первый сел того и место. Священник в зеленом облачении беседовал с группой женщин в углу храма. Иногда он бросал взгляд на зал, осматривая собравшихся, не дожидаясь опоздавших, строго по часам, начинал мессу. Орган мгновенно заставлял затихнуть собравшихся. Лица у всех преображались в молитвенном единстве. Служение началось.

Трое священников через весь зал проследовала к алтарю. Орган издавал протяжные звуки, переливаясь, ускоряя и замедляя темп. Затихал когда монотонный голос священника читал Евангелие. Запах дыма из кадила заполнил весь храм смешавшись с ароматами принесенными жителями города. Прихожане дружно вставали, в необходимых для этого местах мессы. Брут и София соприкасались плечами. Дочка смиренно держала руки на коленях, теребя ткань белого платья. Каждый был погружен в себя, только Магдалина иногда потихоньку поглядывала на затылки и стреляя глазами надеясь поймать взгляд знакомых мальчиков. Не пристало девочки ее возраста находясь в Божьем Доме вести подобный образом – непременно сказал бы отец, если бы поймал ее блуждающий по церкви взгляд, а мать молча отвесила подзатыльник. Отец Банифаций всегда добрый и внимательный к детям – особым голосом произносил пару наставляющих фраз, когда она брала из его рук святое причастие. София напряженна и взволнована. Сказать, что она боится – значит ничего ни сказать. Накануне сомнения стали одолевать голову несчастной женщины. София засомневалась, сможет ли попасть в рай после смерти совершив такой поступок. Ведьмины проделки считались прямой дорогой в лапы нечистого. Как она сможет объяснить на страшном суде, что воспользовалась рецептом колдуньи, да еще так осквернив Тело Христово. Приготовила оправдание своему поступку. София боролась за сохранение любви в ее семье. Отец Банифаций много раз в своих проповедях объявлял, что Бог – есть любовь. Она не отдаст своего Брута сопернице, во что бы того не стало! Ее долг сохранить семью. Сомневалась, что хлеб превращается именно в тело Христово. По вкусу хлеб смоченный в вине и ничего более. В голове у женщины отлично уживались сомнения относительно хлеба из причастия и вера в омерзительный рецепт от колдуньи. На Софию наводил ужас оказаться в исповедальни рядом со священником. Святой отец неизменно задавал один и тот же вопрос, требуя немедленного покаяния и ответа. Гадкий шепот поинтересуется: вступала ли она в сговор с дьяволом или его подручными, имела ли она разговоры с ведьмами, посещала ли шабаш, брала ли рецепты снадобий для приворота, знает ли она или подозревает кого в дружбе с нечистым. Помнила проницательность отца Банифация, как он умеет уловить нотки сомнения и лжи в голосе, раскручивая попавшую на крючок жертву выдать неправедные деяния, столь осуждаемые церковью.

Служба шла своим чередом. Прочитали символ веры, отче наш. Приближалось главное действие во всей мессе. После принятия причастия, отец Банифаций, верный традиции, намеревался произнести наставляющую проповедь. София предупредила Брута, чтобы тот не искал ее после службы, а оставался вместе с дочкой на проповеди – ей надо посетить соседку, чтобы передать семена голанской фасоли. Муж не стал вдаваться в детали, молча кивнул в знак согласия. Воскресная служба подошла к концу. Все встали со своих мест и выстроились в очередь за причастием. София пропустила вперед мужа и Магдалину. В кулачке сжимала приготовленный платок. Когда священник смочил хлеб в чаше с вином и отдал со словами: «прими Тело Христово». София взяла, отошла сделала вид, что положила в рот хлеб и мнимо стала жевать. Кажется никто не заметил. Она развернулась и быстрой походкой направилась к выходу. От церкви до дома – не далеко. София свернула в проулок и быстрым шагом пошла не оглядываясь, торопясь выполнить задуманное дело.

Брут всю службу как будто чего-то ждал. Ему казалась, что супруга должна сообщить важную новость. Ее остроносое лицо было непривычно сосредоточено и нервно дергалось, губы сжаты, глаза бегают как у затравленного зверя. София всегда внимательно слушала проповедь, а тут – семена, что это могло значить? Брут решил проверить и убедится в правдивости слов жены. Как только София вышла из храма, он схватил за руку Магдалину и потащил к выходу. Оказавшись во дворе, дочка вдруг остановилась, всем видом показывая не желание подчиняться. Потребовала отпустить ее! У нее свои планы, она желает встретиться с братьями и отправиться на озеро смотреть на гнездо аиста, недавно обнаруженным Генрихом. Брут не возражал и отпустил дочь, сам же торопливо зашагал к дому. Подойдя к калитке он заметил Софию, когда она зашла за дальний угол дома. Осторожно ступая – подошел к краю и немного выглянул. Жена сидела на корточках и закапывала ямку под стеной сарая. Немного подождав Брут вернулся и вошел в дом, решив проверить, что это за клады прячет его благоверная. Любопытство и азарт овладели им. Она планировала пойти за семенами, но теперь ясно, что лжет. Он предчувствовал большие перемены в своей жизни. С тех пор как служанка в доме Сансон овладела всеми его мыслями, прошло почти пол года. Желание завладеть этой несчастной сиротой не покидало его днем и ночью. В голове у него роились планы о том как ему изменить свою жизнь. Марта должна уступить ему Изабеллу. Но он был женат. Внебрачные связи не поощрялись и сулили большими проблемами. Благочестивые соседи перестанут приходить в его мастерскую как только узнают о его любовнице. А то что рано или поздно город заговорит об этом – сомнений у него не было.

София вернулась в дом. Как только вошла – нос к носу столкнулась с Брутом. Растерялась от неожиданности. Лицо исказилось в испуге. Брут заметил это.

– Зашла домой забрать еще десяток яиц, обещала обменять на творог, – на ходу придумала отговорку София.

Брут молча кивнул и развернулся, чтобы пойти в мастерскую. София засуетилась, забегала, схватила горшочек с яйцами и выбежала на улицу. Дождавшись когда жена уйдет. Брут вышел на крыльцо – замер, прислушался. Вокруг было тихо. Только ветер шумел в кронах деревьев. Редкие голоса птиц перекликались друг с другом. Было по летнему тепло и хорошо. Брут вытащил из того самого сарая лопату и подошел к месту захоронения. Пару раз с усилием ноги вогнал в землю железо лопаты и горшок оказался на поверхности. Спрятан был крайне не умело и торопливо, отметил про себя Брут усмехнувшись. Откупорив – отпрянул от отвратительного зловония. Такого смрада не было даже на городской свалке и во всех известных Бруту мест с самыми блевотными запахами разложения. Вывалив все из банки на траву, он обнаружил тело вспухшей от гниения жабы и хлеб из церкви. В оцепенении замер – соображая, пытаясь разгадать загадку содержимого. Наконец поняв, что означает этот горшок – аккуратно собрал и запихал обратно смердящее наполнение. Вернул земле прежний вид. Заходя в дом он уже знал как поступить.

3.

Инквизиция располагался в монастыре. Там же был суд, большая тюрьма для ведьм, еретиков, отступников веры. Шагая по кривым улочкам – Брут соображал, как ему представить дело так, чтобы полностью изобличить Софию. Он давно перестал испытывать к жене семейные чувства. Только раздражение от ее ежедневного мелькания перед глазами. Когда он оставался ночевать в мастерской, то это было облегчением – не надо было делить супружеское ложе, не говоря уже о том, чтобы быть вместе как муж и жена. Супругами они стали пятнадцать лет назад. Покойный отец Брута женил его на Софии, не спрашивая и не интересуясь мнением сына. Однажды позвал и сообщил: «Нашел тебе жену, завтра поедем знакомится». И Брут повиновался. София тоже не сопротивлялась. Их приставили друг другу и они молча приняли супружество. Свадьба состоялась по всем правилам. Гости гуляли и пили вино. А молодые ничего не понимали и не чувствовали, только улыбались и благодарили за подарки. После смерти отца, Брут почувствовал облегчение. Нет необходимости во всем с ним соглашаться, не перечить. Жена вела себя вполне сносно. Все шло обычным чередом, как у всех семей в их городе. Но однажды появилась Изабелла и Брут потерял покой. Раньше он не испытывал подобного с не одной из известных ему женщин. Была тяга к проститутке Ирме, с ней он впервые попробовал женское тело, но это было давно в дни его несчастливой юности. Тогда прекратить шастать и относить общие семейные деньги Ирме, заставил отец; однажды подловив его, когда тот вытаскивает несколько монет из кошелька. После обязательной порки и допроса – Брут сознался для чего ему нужны деньги. Отец сурово потребовал порвать недостойную связь. Проплакав всю ночь у себя под одеялом; утром проснулся испытывая облегчение – вся тяга к вульгарной девице ушла навсегда со слезами. Прошло много лет и сумасшествие вернулось, усиленное в несколько раз. Изабелла стояла перед глазами, ее голос он помнил и воспроизводил у себя в голове, мысленно разговаривал с ней. Он радовался и с удовольствием общался со всеми жителями дома Сансон. Марта, не смотря на свою необычную красоту, в Бруте не вызывала ничего кроме желания по соседски делиться новостями. Жена была лучше. Ее он хотя бы знал. Как она устроена под платьем изучил давно и больше дух исследователя в нем не просыпался. Костер погас. Изабелла – это нечто другое. От нее исходил аромат леса. Дикой необузданной кошки, ласково трущейся об ноги и томными закатывающими глазками. Лежа на топчане у себя в мастерской он давал волю воображению. Наслаждался ее образом и запрещенной всеми канонами общества способом доставить себе непристойную радость. Но он был женат на Софии. Сначала надо было избавиться от супруги. И это только пол дела. Прежде чем сделать Изабеллу свое законной супругой, необходимо было получить статус вдовца. Тогда священник мог дать согласие на брак. Как убедить Изабеллу стать его женой, давно придумал. Она испытывала к нему нежные чувства, так ему казалось… Отказаться от доли служанки и перебраться в дом к башмачнику в качестве хозяйки – мечта девушки в положении Изабеллы. Убедить Марту он сможет. Иоган уговорит супругу. На крайний случай у него есть небольшая отложенная сумма. Отступные для Марты, должны покрыть возможные будущие издержки. Так размышлял Брут и улицы города подтверждали правильность его замыслов, отвечая ему голосами ворон и соек, истошные крики птиц говорили – правильно! Страсть к Изабелле разгоралась и надежда на обладание ею с приближением к монастырю становилась реальной и осуществимой.