Темнота.

"Как мне надоела эта темнота". – Пронеслась первая мысль, когда мое сознание поняло, что пора очнуться.

Опять темнота, но на этот раз с вонью. Болело все тело и ломило затылок. "Опять пробили голову", – подумалось мне и я потянулся к своему затылку рукой. Еще не доходя до головы, рука уперлась во что-то твердое и шершавое. О затылке я тут же забыл и попытался понять, где я нахожусь. С одной стороны тянуло сквознячком, а моя рука упиралась в…, похоже в стену. Это уже никак не могла быть больницей, в которой я находился в последнее время. Стена в той больнице, вернее в той комнате, где я находился, была выложена плиткой и на ощупь была гладкой и теплой. Здесь же стена, если это была стена, холодная и шершавая.

До своего затылка я все же дотянулся и ни крови, ни раны на нем не обнаружил. Все было как всегда. Волосы, гладкая шея и два шрама на затылке, но к этим шрамам я уже привык и не обращал на них внимания. Других изменений на затылке не было. А вот вторя рука, после моего шевеления, начала болеть и неудобно была подвернута под тело.

Попробовал развернуться в сторону больной руки, и не смог, из-за резкой боли. А развернуться в другую сторону, мне мешала стена, у которой я лежал. Кое-как, используя ноги и голову, я смог освободить болевшую руку и понял, что болит не сама рука, а плечо. Садиться или вставать я не спешил, так как в темноте было ничего не видно, и я решил дождаться света.

Если он будет…

Спать мне не хотелось, очевидно, уже наспался на год вперед и я просто лежал с открытыми глазами. Не буду утверждать, вполне возможно, я притерпелся к боли и задремал. Вначале я услышал шуршание шагов, а потом тихие, приглушенные голоса. К тому месту, где я находился, приближались двое. И один выговаривал другому за его неуклюжесть. Судя по голосам, ко мне приближались дети, а по тем выражениям, что я мог разобрать, эти дети жили в очень не культурном обществе, или их родители забыли нормальный язык.

– Спускайся, – потребовал более писклявый голосок.

– Вот еще. – Возмутился второй, прокомментировав свой отказ крепким словечком. – Почему опять я? – И опять выражение, которое можно услышать из уст не подростка, а вполне взрослого, но малость "уставшего" человека.

– А кто еще? – Комментарий к вопросу прозвучал не так звучно, но со смыслом. – Ты у нас старший, вот и спускайся.

– Опять в кровищу испачкаюсь. В темноте… – Колоритное выражение закончило предложение, и подросток спросил. – Может подождем утра?

– Какого утра? – Возмутился писклявый голос с соответствующим комментарием. – Утром здесь другие будут, тогда нас точно лишат еды. – И более настойчиво потребовал. – Спускайся. Мы должны первыми Сопле принести добычу.

– И зачем ему … … …, эти куски мяса?

– Да кто его поймет. Сует куски в какой-то аппарат и потом ругается, козел вонючий. – Услышав знакомое выражение, я усмехнулся, и только потом сообразил, что оно для меня знакомое, только после мысленного перевода на язык в моей голове. Так как было произнесено не козел, а аналог местного животного.

– А ты откуда знаешь?

– Знаю. Я подсмотрела, как он прошлый раз ругался и выгребал из аппарата остатки мяса.

– Дура, лучше бы, что другое подсмотрела, – ехидно хахатнул мальчишка и посоветовал. Ты … … … , молчи об этом, а то он и тебя сунет в аппарат.

– Я уже большая и в него не влезу, – самоуверенно заявил писклявый голос и тут же потребовал. – Спускайся.

Сверху на меня посыпался мусор и песок с мелкими камешками. Вскорости, почти на меня что-то свалилось, звучно шмякнув рядом. М больше некому было – это был мальчишка, так как девчонка осталась наверху, а я получается, лежал в какой-то яме. Мальчишка как и я, наверное ничего не видел и присев, я это понял по шуршанию, начал ощупывать руками около меня. Не дожидаясь, пока он своими лапами найдет меня, я тихо произнес.

– Осторожнее, у меня рука болит.

Как я понял, мальчишка отшатнулся, но не убежал. Через некоторое время молчания, он спросил так же тихо.

– Ты живой?

– Если на меня не наступишь, буду жить.

– Ты человек? – настороженно спросил мальчишка.

– Уже не знаю. Вчера был человеком.

Молчание затянулось, и потом мальчишка спросил.

– Ты говорить, умеешь?

– Сдурел? – возмутился я. – А мы что сейчас делаем?

– Это-то да, – согласился он, выругался, сплюнул, хорошо, что не в мою сторону и тут же крикнул. – Кроль! Тут живой!

С верха долго не было ответа, а потом осторожный голосок спросил.

– Ты уверен?

– Еще бы, он говорить умеет, – заверил мальчишка и предложил мне. – Голос подай.

– Я живой, – громко произнес я и добавил. – Только рука болит.

– Вылезайте оба, – поступило распоряжение с верха, но мальчишка возмутился.

– Ты что, дура? Он же сказал, рука у него болит. Не поднимется он по стене.

– Тогда тяни его в дыру, потом направо и вверх.

Через некоторое время, когда мальчишка меня ощупал, он со смешком, сообщил девчонке наверх.

– Ей, Кроль, а он голый. Давно голых мальчишек не видела.

– Вот еще, нашел чем удивить. Тащи давай.

Тащить меня не пришлось. Кое-как, на коленках и на одной руке, я добрался до выхода, а там уже мне помогли подняться и девочка авторитетно заявила, ощупав мою руку.

– Перелома нет. Надо дернуть сильно, но я не смогу. Это надо к Сопле идти.

– Сопля опять платы потребует, – недовольно предупредил мальчишка.

– Потребует, пусть с него и получает. Мы здесь ни причём.

– Может сами?

– Не, не получится. У него кость вверх торчит, здесь без Сопли не обойдешься.

– Тогда сама к нему этого, поведешь. Сама знаешь, он меня недолюбливает.

– А кто тебя долюбливает? Меньше ныть надо.

Мальчишка промолчал и недовольно отвернулся, а девчонка ухватила Крома за здоровую руку и скомандовала.

– Пойдем, так и быть, отведу тебя к Сопле. Но запомни, если он долг на меня повесит, отрабатывать ты будешь. Согласен?

Я пожал плечами, давая понять, что у меня нет другого выхода, и кивнул головой. Не знаю, что там подумал мальчишка, но он криво усмехнулся и прокомментировал.

– Да уж, этот отработает. Смотри, чтобы самой отрабатывать не пришлось.

– Тебе то, какое дело? – Окрысилась девчонка и болезненно дернула меня за руку. Боль стеганула по мозгам и я упал. Черноты не было, но пришлось сцепить зубы, чтобы сдержать слезы. Девчонка виновато ойкнула, опустилась около меня и пробормотала. – Извини. Вечно этот дурень, под руку всякие гадости говорит.

Внутри я чувствовал себя взрослым человеком и слово "отрабатывать" для меня прозвучало двояко. Другое дело, что девчонка была слишком мала, для "отрабатывать", но кто знал порядки или обычаи в их обществе. Может быть, и я не правильно понял выражение мальчишки, но то, что девчонка ощетинилась и зло глянула на мальчишку, скорее всего, слово "отрабатывать" имело именно ту подоплеку, о которой я подумал.

– Что он имел в виду? – спросил я. Девчонка недовольно хмыкнула, что подтвердило мою догадку и я уточнил. – Тебе не рано?

– Не смотри, что я мелкая. У меня уже грудь начала расти и скоро кровь будет, а тогда только друг или на привязь в схроне. – Она зло глянула на мальчишку и продолжила. – Думала, этот сможет защитить, а его самого надо защищать.

– Ладно с другом, я могу понять, а что значит на привязь?

Девчонка удивилась и состроила не менее удивленное выражение на лице. Глянула на мальчишку и спросила у меня.

– Ты откуда взялся?

– Сама знаешь, из ямы.

– Ну про яму, мог бы и не говорить. Ты откуда в яме взялся?

– Не знаю. Может вы знаете?

– Как тебя привезли эти образины и швырнули в яму, мы видели, но откуда тебя привезли?

– Тоже не знаю. Помню больничку и два мужика в синих одеждах. Что они со мной делали, не знаю.

– И че, вообще ничего не помнишь? – заинтересовалась девчонка, а мальчишка с издевкой посоветовал.