Из-за пиратов Дюнкерка английские воды были небезопасны. Корсары из Северной Африки опустошали побережья Девона и Корнуолла, а также Южной Ирландии. Поэтому на африканских рынках рабов иногда замечали светлокожих парней и девушек из Плимута, Барнстейпла и Балтимора.

Король строил сильный флот, чтобы защитить свой народ. Он намеревался пополнять свои военно-морские силы двумя крупными боевыми кораблями каждый год. Одновременно разрабатывался новый тип судна – малые быстроходные корабли. В Детфорде, где все еще стояла на якоре для всеобщего обозрения «Золотая лань» Дрейка, собирались толпы народа. Они приходили наблюдать за поразительными успехами в строительстве самого большого корабля, когда-либо закладывавшегося на верфях Англии. Все еще не имевший названия, он величественно возвышался в доке, а самые лучшие мастера корабельного дела завершали его отделку, занимались позолотой и покраской, что добавляло ему элегантности и внушительности.

Главные королевские верфи располагались на южном берегу эстуария Темзы. В нескольких милях вверх по течению реки гигантский Лондон вместе с окрестными деревнями, центр морской и купеческой Англии, занимал 5 миль северного и 3 мили южного берега реки, где теснились дома, причалы и оборонительные башни. В западном направлении вдоль реки вплоть до Вестминстера тянулся ряд зданий. Раскрашенные просторные барки с подушками-сиденьями были пришвартованы у ведущих к реке задних ворот особняков лордов, фасадом выходящих на Стрэнд. Транспортной артерией была река, по ней адвокаты добирались до Вестминстерского дворца, а чиновники и придворные – до королевского дворца Уайтхолл. К востоку от Тауэра Рэтклифское шоссе соединяло между собой Уоппинг, Шэдвелл и Лаймхаус, моряцкие деревушки, от которых открывался вид на суда, стоявшие на якоре в эстуарии. Позади них расстилались зеленые луга, на которых стояли ветряные мельницы. Здесь закупались продукты Эссекса – твердые сыры и солонина для отправлявшихся в плавание судов. На южном берегу от Ротерхайта до Саутуорка тянулся бесконечный ряд домов и причалов. За ними начинался район пользовавшихся дурной славой мест увеселений, садов удовольствий, пивных пабов, театров и публичных домов Блэкфрайерса и Бэнксайда. Болотистая местность отделяла этот район от лежавшего в низине краснокирпичного архиепископского дворца в Ламбете и полей вокруг него. В теплые летние вечера молодые лондонцы посещали расположенные поблизости купальни. Эта огромная городская агломерация насчитывала почти четверть миллиона жителей. Окрестные деревни охватывали Лондон в виде широкого северного и южного полукружия, а сам город рос навстречу им. Деревни поставляли сено для городских лошадей и овощи к столу лондонцев; деревенские мельницы мололи зерно для пекарен, а трактирщики и работницы молочных ферм в праздничные дни снабжали горожан элем и сливками.

В недавно открытом Гайд-парке, на западной окраине Лондона, зажиточные горожане прогуливались вместе с придворными и приезжими джентри – мелкопоместными дворянами. Владельцы роскошных экипажей совершали выезды по столичному кольцу; здесь устраивались конные состязания в беге на скорость, были устроены две площадки для игры в шары, казино и харчевня; молочницы ходили среди толпы, предлагая для утоления жажды холодное молоко. Для простолюдинов любимым местом прогулок были поля Финсбери, несмотря на то что здесь в последние годы были построены кирпичные заводы для нужд лондонских строителей. В пределах самой столицы для жен горожан и девушек был выделен район Мурфилдс, где они могли развешивать выстиранное белье или сушить его на траве; специально посаженные деревья, дававшие густую тень, носили имена тех, кто их посадил, и были выстроены деревянные укрытия для защиты от дождя. Днем это было замечательное место, но с наступлением темноты оно становилось довольно опасным.

Лондон был прежде всего морским портом. Река во время прилива плескалась в конце улиц; лес высоких мачт со свернутыми парусами мешал увидеть водный простор. Лондон, значительно больший, чем все остальные порты королевства, вместе взятые, был крупнейшим торговым центром всего известного мира. Венецианский посол, специалист в корабельном деле, утверждал, что ежедневно в Лондоне можно было видеть до 20 тысяч больших и мелких судов. Весельные лодки и паромы перевозили горожан вверх и вниз по реке и с берега на берег. Тяжелые баржи везли товары из Лондона вверх по Темзе, а на обратном пути доставляли продукцию ее долины в столицу. Торговые суда из Антверпена и Амстердама, Кале и Бордо, Лиссабона, Ливорно и Кадиса, Бергена, Гамбурга и Архангельска, из Константинополя, Ост- и Вест- Индии становились на якорь немного ниже Лондонского моста. Некоторые суда были частными, другими владели торговые компании, такие как Московская, Левантийская, Вест-Индская и Компания купцов-авантюристов. Самые большие суда принадлежали Ост-Индской компании. Это были настоящие «морские крепости», которые могли сражаться с пиратами и противостоять штормам.

Лондон был огромным портом и огромным городом; ему, как и любому подобному городу, были присущи все возможные пороки. С помощью самого примитивного обмана деревенского простака можно было легко обвести вокруг пальца и вытянуть у него денежки. Оглушительные выкрики торговок устрицами и требухой, отчаянная ругань кэбменов, грохот колес наемных экипажей ошеломляли и оглушали приезжего из провинции. Лондон был опасным местом для таких простаков; но те, кто привык к нему, кто, едва родившись, «вдохнул запах ньюкаслского угля и услышал перезвон колоколов церкви Сент-Мари-ле-Боу», то есть стал истым лондонцем, знал, как избежать грозившей ему опасности и заранее о себе позаботиться. Но деревенские парни и девушки, приехавшие в столицу в тяжелые времена, привлеченные возможностью легкого заработка, очень скоро испытали разочарование, оказались на самом городском дне и умерли в тюрьме либо окончили свои дни на виселице – знаменитом «Тайбернском дереве».

По мере того как рос город, а происходило это стремительно, появлялось все больше потребностей в развлечениях. Места для травли медведей и увеселительные сады располагались в Бэнксайде. В кукольных театрах показывали представление «Красавица и дракон» и разные апокрифические сказания. В столице было два основных театра, их завсегдатаями была богатая и модная публика. В театре «Блэкфрайерс» в Бэнксайде, продолжавшем традиции Шекспира и Бёрбеджа, актер Тейлор создал убедительный образ Гамлета, в то время как другой актер, Суонстон, снискал похвалу за роль Отелло. Дородный комик Лоуин удачно сыграл комичного Фальстафа и всю галерею гротескных персонажей Бена Джонсона; мальчик-актер Стивен Хаммертон вызывал своей игрой слезы зрителей, когда появлялся в роли Джульетты или Дездемоны. Актер Кристофер Бистон собрал собственную труппу и основал театр «Кокпит» на Друри-Лейн, где ставились пьесы современных авторов. Эти два театра пользовались наибольшей известностью, хотя существовали и более мелкие театры, не имевшие постоянного места и показывавшие спектакли в дневное время, которые привлекали множество зрителей. Одна французская театральная труппа привезла из Парижа неоклассическую драму, но лондонцев шокировало появление женщины на сцене, и актеров забросали гнилыми яблоками. Королева, которая взяла труппу под свое покровительство, была возмущена подобным поведением. Спустя короткое время лондонцы отказались от своих устаревших представлений о театре и приняли новшество.

Темза, поднимаясь во время приливов к самому сердцу города по многим заливам и протокам, отчасти смывала копившийся на улицах мусор и тем самым очищала столицу. «Нью-Ривер компани» обеспечила город свежей водой, отведя русло реки Ли в Ислингтон. Но чтобы избавиться от гнилостного запаха улиц и домов, требовалось большое количество розмарина и жасмина. Лондонские дети болели рахитом, и различные эпидемические заболевания, которые называли одним обобщающим словом «мор», стали причиной смерти 10 тысяч жителей в злосчастном 1636 г. Но и на следующий год положение все еще оставалось тяжелым, однако умерло немногим более 3 тысяч человек.