На душе было то самое ощущение, когда сходишь с ринга, где только что отстоял двенадцать трудных раундов и вскинул руки в победном жесте.

– Перепишешь потом слова? – спросил вокалист Королёв.

– Обязательно, – кивнул я в ответ. – А сейчас уступаю сцену вам. После грусти люди захотят веселья.

– Хочете веселья? – дурашливо ответил Королёв. – Их есть у меня!

Я подал руку Тамаре, после чего мы вместе спустились со сцены.

А позади нас раздались знакомые аккорды и задорный голос Королёва затянул:

– Мы вам честно сказать хотим – на девчонок мы больше не глядим!

Как удержаться от танца, когда вокруг всё пришло в подобие броуновского движения? Только подхватить подругу под локоток и закружиться с ней в танцевальном гимне молодости, силы и здоровья!

Я и не сдерживался. Подрыгивался, подергивался как мог, стараясь не отставать от окружающих меня танцоров. Да, прыгал как козлик, но тут все так делали, поэтому я не выделялся особо. Допрыгался до того, что Тамара замотала головой и проговорила мне на ухо:

– Я ненадолго тебя оставлю! Не растеряй свой пыл, нам ещё танцевать и танцевать!

– Да я даже не вспотел! – подмигнул я в ответ.

Тамара улыбнулась и двинулась в сторону туалетов. Я посмотрел на округлую попку, прорисовывающуюся сквозь ткань юбки, и невольно вздохнул. Хороша, чертовка! Хороша, но недоступна. Почему-то для себя я строго-настрого наказал не развращать девчонку.

Может, потому что дорожил дружбой? Всё-таки в этом мире у меня не так уж много было друзей, чтобы терять их в сиюминутную угоду удовлетворения страсти.

– Привет, шпунтик не интересует? – подскочил ко мне молодой человек в роговых очках, украшенных мишурой.

Он был весь как на шарнирах, словно пародировал Челентано. Казалось, что у него танцевали даже уши. Красная рубашка и зауженная жилетка вкупе с брюками-дудочками дополняли образ итальянского мачо.

– Чего? Какой шпунтик? – не понял сперва я.

– Ну, шпунтик, дурбазол, винт, – попытался объяснить мне человек. – Да ты чего, вообще не в теме? Есть ещё папиросы с «волшебной травой», затянешься такой и улетаешь. Никакого первача не нужно и комсорг с дружинниками не заметет! Ну так что?

– Так ты про наркотики, что ли? – до меня начал доходить смысл слов «Челентано».

– Тихо ты! – прикрикнул он на меня. – Ты ещё на сцену выйди и скажи это в микрофон. Так что, будешь брать? Одна доза и ты в космосе…

Вот каким надо быть долбо… дятлом, чтобы подвалить ко мне, спортсмену, комсомольцу и просто красавцу? Или он настолько уверен в себе, что никого не боится, или ощущает за спиной очень солидную поддержку.

Я знал, что в шестидесятых в СССР из микстуры от бронхиальной астмы, под названием солутан, начали варить винт (кустарное средство содержащее метамфетамин+йод). Также варили из общеизвестного сосудосуживающего лекарства, которое старшее поколение помнит, как самое распространенные в СССР капли в нос – эфедрин. Из-за наркоманов это лекарство уже с конца 70-х годов нельзя свободно купить в аптеке. Но пока что было можно и вот такие вот «челентанистые» барыги сбывали свой товар по танцам и массовым скоплениям.

– Да ты не бойся, у меня первая доза за полцены. Если не пойдет, то просто больше не будешь брать. Вот и всё, чего ты мысли по черепной коробке гоняешь? Нет? Тогда я отваливаю…

Всегда ненавидел подобный народ. В армейке подобной мрази всегда хватало. Оно и понятно – служба в горячих точках нервная, постоянно рядом с безносой гуляешь. А тут ласковые «братья» подадут тебе расслабляющую штучку и вот уже пускаешь слюни, радуясь неизвестно чему. Потом же к этим «братьям» и бегаешь за очередной дозой, продавая всё, что можно и чего нельзя.

Сам я подобной херней никогда не увлекался. Пару раз пробовал папиросы с дурью, но никакого кайфа не испытал, поэтому и пресек подачки на корню. Всех «братьев» отваживал предупреждением, а если не понимали, то солью в пятую точку. После второго внушения никто не рисковал соваться со своими «вкусняшками» на подконтрольную мне территорию.

И вот тут, в центре танцующего будущего нашей Родины, появился подобный червяк. Да уничтожить его и дело с концом! Раздавить так, чтобы кишки, кровь и кости смешались с его ядовитым зельем!

Сука, аж рука сжалась в кулак и напряглась перед ударом…

Этот «Челентано» ещё и барыжил винтом… От винта нет физических ломок, но есть дикая, непреодолимая психологическая зависимость. По словам тех, кто сидел на этой гадости, некоторое время было отлично – эйфория, все вокруг прекрасно. Но часов через наступала дичайшая депрессия, полное опустошение. Люди, которых готов был расцеловать, которым в любви всем подряд признавался, внезапно кажутся резиновыми куклами и ублюдками. Даже воздух и стены вокруг становились серыми, зловещими и пустыми. И дико требовалась новая доза. А затем ещё и ещё…

Я глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и в это время заметил смотрящие на меня глаза. Эти самые глаза пялились на нас из-под ирокеза, увешанного праздничными шариками. Как только Гребенщиков увидел, что я заметил его взгляд, так тут же отвернулся. Недалеко от него стояли четыре спортивного вида человека с красными повязками на рукавах.

Ха! Так это меня так подставляют? Это такая гнилая месть? Вроде я сейчас соглашусь, пойду с барыгой в укромный уголок и нас тут же накроет пара дружинников?

Мда, ну и мстительная же мразь этот Борька. Ну что же, месть – это блюдо, которое подается холодным, а вовсе не с пылу с жару.

– А показать можешь? – спросил я у «Челентано».

– Прямо тут? – хмыкнул тот в ответ.

– А чего? Вдруг у тебя и нет ничего, а ты меня просто пробиваешь «на слабо»?

– Ну, не хочешь, как хочешь… – пожал «Челентано» плечами.

– Да если бы и хотел, то у тебя всё равно ничего нет. Только зря воздух сотрясаешь, – покачал я головой. – Давай, вали дальше. Другим на уши приседай.

– Нет, говоришь? А вот это вот видел? – он вытащил из одного кармана жилетки шприц с темно-янтарной жидкостью, а из другого бумажный конвертик, сложенный квадратиком. – Пятерка –«баян», «письмецо» за трёху.

– Всё, базара ноль. Ещё есть? Для подруги тоже хочу взять, – сказал я.

– Это надо к гардеробу идти, сам понимаешь, я с собой такое горстями не таскаю. А у тебя бабки-то есть?

– Деньги есть за это не волнуйся.

– Вообще-то я тебе показал товар, а ты…

Пришлось вынуть кошелек. Несколько десяток, пятерок, трешек и рублей выглянули из дерматинового нутра. «Челентано» кивнул, а после махнул рукой, приглашая идти за ним. Вокруг танцевали студенты, радовались жизни, толкались и весело улыбались в качестве извинения. Именно эту толкучку я и планировал использовать для своей операции.

Мы прошли рядом с Гребенщиковым, почти миновали его, когда меня в спину толкнула одна из танцующих девушек. Я невольно сделал шаг в сторону и налетел на будущего исполнителя дребезжащих песен. Налетел и наступил ему на ногу.

– Прости, я не хотел, – помахал я правой рукой. – Меня толкнули.

– Засунь своё «прости» знаешь куда? – прошипел Гребенщиков, чуть сморщившись от боли.

– Да ладно, всё дуешься на проигрыш? Не дуйся, потом как-нибудь выиграешь. Ладно, пока, извини ещё раз. С наступающим, – я улыбнулся как можно более лучезарно и последовал за «Челентано».

– Ну-ну, с наступающим! – послышалось мне в спину.

Мы подошли к гардеробу, где за деревянными стойками находились три девушки, с которыми активно флиртовали четыре студента. Правда, их флирт находился в пределах допустимого, поскольку рядом с девушками находилась ещё и профессор с факультета прикладной математики – по возрасту она могла быть одноклассницей Сталина.

– Ладно, давай деньги, а я сейчас возьму куртку и передам товар, – сказал «Челентано». – Да не бойся ты, я не убегу.

– А я и не боюсь, ведь я и догнать смогу, – улыбнулся я и вытащил из кошелька десятку, пятерку и рубль.

В этот момент на моё плечо легла ладонь, по размерам превосходящая лопату для снега, а густой бас произнес: