— Без сомнения, ваше величество, — кивнул премьер-министр. — Дело даже не столько в помощи русских…

— А в чем же?

— Дело в отсутствии их противодействия. Если Петербург решит нам хорошенько насолить и начнет завозить в Китай оружие, помогать им инструкторами, продаст корабли. Как показал опыт Мексики, это может изрядно осложнить нам и без того непростое дело.

Эдуард Джордж Джефри Смит-Стенли, 14 граф Дарби уместил свое седалище в кресло премьера всего пару несколько недель назад. Его предшественник и коллега по партии Роберт Пиль на волне неудачной войны и под гнетом общественного осуждения — взрыв в Лондоне был поставлен в вину лично покойному вельможе — попросту вынес себе мозги. Ну во всяком случае валяющийся рядом пистолет и предсмертная записка на это явно намекали.

Возможно не случись взрыва в Лондоне, из-за которого вся политическая жизнь в столице временно умерла, виги уже бы спихнули тори с бочки, а так Дарби торопился воспользоваться моментом и «набрать вистов» на второстепенных направлениях, прежде чем после очередных выборов его партию ждет неминуемый провал. Избежать его было практически невозможно, но вот немного смягчить — вполне.

— И все же я настаиваю на рассмотрении возможности ликвидации императора Николая, — граф Абердин понимал, что сила не на его стороне, но продолжал гнуть свою линию. В отличии от других присутствующих — исключая королеву Викторию — только он близко общался с русским монархом и поэтому чувствовал на себе ответственность донести до остальных очевидную, казалось бы, вещь. Это была далеко не первая встреча, на которой он пытался отстоять свою точку зрения. Граф Абердин за предыдущий год успел не один раз поговорить с премьер-министром, — премьер-министрами — с министром иностранных дел, с первым лордом адмиралтейства, с влиятельными дельцами из Сити, парламентариями и представителями старой аристократии. Однако глобально понимания не нашел. Люди были впечатлены тем жестоким ответом, который русский император дал на убийство своего брата и жены — а подоплека событий в Лондоне в общем-то ни для кого секретом не была — и просто не желали рисковать собственными жизнями. Кто-то еще вспомнил убийство графа Веллингтона, взрыв в доме банкира Ротшильда и еще несколько подобных случаев… В общем, одно дело посылать на смерть солдат, а другое — рисковать собственной жизнью. Второго английская верхушка не желала совершенно. — Уверен, что с его наследником договориться будет проще, а вреда от принца Александра получится меньше.

— Граф Абердин, — вновь в диалог вступила королева Виктория. — Прошлый раз только из-за того, что в городе началась эпидемия холеры и многие достойные люди поспешили оказаться подальше от опасной хвори, мы не лишись сотен представителей знатнейших семейств империи. Погиб всего двадцать один член парламента, а ведь могли погибнуть просто все. Вы можете дать гарантию, что в следующий раз на воздух не взлетит Винздорский замок?

— Нет, таких гарантий я дать не смогу, — покачал головой дипломат.

Английская королева не хотела в этом признаваться даже себе, она боялась. Просто боялась. Об этом не было известно широко, да и лондонские события просто затмили собой все остальные неурядицы, даже неудачную войну, однако за прошедшие с того злополучного покушения — приказ на которое отдал еще ее покойный дядя — так или иначе погибло, умерло или пропало без вести почти два десятка человек каким либо образом причастных к этой грязной истории. Кто-то сгорел в пожаре, кто-то отравился, пару человек умерло от естественных причин, еще двое исчезли в море вместе с кораблем на котором плыли. Наличествовали случаи самоубийства — в том числе и бедный Роберт Пиль был в их числе, заставляя задуматься, а не помогли ли бедолаге, — одного человека задрал кабан на охоте, другой свалился с лошади… Еще один член парламента отправился в войска на прусский фронт и словил там пулю в висок. при том что находился глубоко в тылу собственных войск а врагов казалось не было рядом даже близко.

Каждый из случае по-отдельности выглядел совсем непримечательно, как случайность, но вот если сложить их все вместе… На спине Виктории начинали бегать мурашки размером с добрую лошадь.

А перед самым началом мирных переговоров с Россией — и это стало одним из поводов надавить на правительство — Виктории передали пришедшее ей письмо. Конверт с оной только надписью «Для Виктории» обнаружили в одном из залов дворца, и как он туда попал, никто так и не понял. Внутри конверта королева обнаружила короткую записку из четырех слов:

«Мене, мене, текел, уфарсин». И подпись «Николай». Более прозрачного намека на совершенно понятные обстоятельства сложно было представить. Вильгельм IV успел вовремя сбежать от мести русского императора на тот свет, но ведь ей еще жить. Желательно долго и спокойно. Не окружая себя толпой охранников и имея возможность выходить на улицу не боясь пули или бомбы.

— В таком случае, предлагаю считать эту тему закрытой, — Виктория повернулась к премьер-министру, — считайте у вас есть мое дозволение на любые разумные соглашения с русскими по Китаю. Я на вас рассчитываю, господа. Хорошего вечера.

Королева поднялась со своего места и удалилась, предоставив решать вопросы тактического характера своим подданным.

Эпилог 4

Тринадцатилетний служка-алтарник, стараясь не дышать и сделаться как можно менее заметным, забился в углу нависающей над основным пространством собора кафедры. Вообще-то он сюда просто прикорнуть немного залез, подальше от бдительного ока настоятеля, который считал любого валандающегося без дела подчиненного практически личным оскорблением. Только попадись ему на глаза — вмиг к работе приставит, и не важно, что свои основные обязанности по поддержанию чистоты вокруг алтаря ты уже выполнил. Помыл пол, протер пыль, убрал застывшие потеки воска… Но мало что еще можно придумать — собор большой, всегда дело найдется.

Когда же начался основной переполох, и внутри здания начали по углам заглядывать вооруженные люди, Ивашка и вовсе потерял всякое желание выходить наружу. Как его не обнаружили в самом очевидном месте — Бог весть, чудо не иначе, однако теперь он фактически становился свидетелем того, что в обычной жизни остается за пределами взоров посторонних людей.

— Здравствуй, Сашенька, — служка не сумел перебороть любопытство, которое оказалось даже сильнее страха, и выглянул одним глазом над ограждением кафедры. Благо по неурочному времени в Петропавловке было темно, горела только часть свечей, и его практически невозможно было увидеть со стороны, зато сам служка видел все просто прекрасно. Рядом с надгробием погибшей два года назад императрицы стоял высокий мужчина, не узнать в фигуре которого действующего монарха было просто невозможно. — Я давно к тебе не заходил. Дела, то одно то другое, сама понимаешь.

Император положил ладонь на холодный гранитный камень и медленно провел рукой туда-сюда. Как будто погладил. Сцена эта явно не предназначалась для чужих глаз, поэтому в соборе никого не было. Ивашка обретался в Петропавловке не первый год, собирался в будущем принять постриг и поэтому уже видел раньше Николая Павловича, навещавшего родных, похороненных в этом месте. Но раньше казаки неизменно выгоняли его наружу, оставляя монарха наедине с собой и Богом, и вот так подсмотреть ему не удавалось.

— Очень по тебе скучаю. Не хватает твоей поддержки. Твоего тепла. Теперь мне некому петь песни и читать стихи. Помнишь, как тогда на поляне? — Мужчина облокотился на гранитную тумбу надгробия и тихо запел, —

В час, когда ветер бушует неистовый,

Снова и снова чувствую я,

Белой акации гроздья душистые

Неповторимы как юность моя.

Снаружи громыхнул приглушенный раскат, начиналась запоздалая в этом году гроза. Алтарник вздрогнул от неожиданности в своем закутке, но все же не выскочил наружу, оставшись сидеть в укрытии. Как будто сама природа отзывалась на голос разговаривающего с покойной женой императора.