7 августа я приехал в Берлин, сел на поезд и уже через три дня был в Москве, где как раз к этому моменту готовилось открытие военного мемориала у кремлевской стены.

Тут еще со времен Отечественной войны 1812 года горел постоянно поддерживаемый специально выделенными для этого служащими «вечный огонь». Тогда воплотить мою задумку в жизнь мне не дали — денег в казне на «всякие глупости» не нашлось, а своих лишних просто не было — поэтому вместо полноценного комплекса ограничились небольшим теремом, оборудованным хитрой системой подачи масла в горелку и вытяжкой в крыше. На входе в терем стоял почетный караул, а доступ к огню был открыт всем желающим, и нередко в праздничные дни тут собирались ветераны многочисленных имперских войн, чтобы вспомнить павших товарищей. Ну и поприветствовать живых, конечно, не без того.

Вечный огонь горел, не переставая уже больше двадцати лет, теперь же тут появился большой военный мемориал, и московские власти ждали меня чтобы провести церемонию захоронения останков неизвестного солдата в его основание.

Вообще-то у нас каждый боец имел при себе так называемый «смертный» жетон. Тот, где содержалась информация о солдате, и который в случае гибели на поле боя позволял идентифицировать каждого. Теоретически.

На практике многие суеверные бойцы старались не брать маленькие медные квадратики — на жетоне выбивалось только имя солдата и уникальный восьмизначный номер, по которому его потом можно было бы опознать — в бой, их регулярно теряли или сознательно выкидывали. Это даже при том, что в случае смерти бойца на поле боя — и естественно достоверном установлении этого факта — родственникам выплачивалась пусть не слишком большая, но все же компенсация. Понятное дело, человека этим не вернешь, но… В общем и так все понятно.

Ну и конечно были случаи, когда от солдата просто мало что оставалось, и найти этот самый жетон просто не представлялось возможным. В конце концов чугунное ядро при попадании в человека разносит его на куски никак не хуже артиллерийского снаряда из будущего — только ноги-руки в разные стороны разлетаются, какой уж тут медальон.

— Не рано ли мы этим занимаемся? — Рядом со мной стоял наследник и старательно держал скорбное выражение лица. — Не лучше ли бы было сначала дождаться окончания войны? Кажется, не так долго уже осталось.

То, что война уже «перевалила за экватор», стало очевидно практически всем.

— Война не окончится, пока не будет похоронен последний павший солдат. Подумай над этим, — ответил я расхожей в будущем фразой. Ее вроде как там приписывали Суворову, но тут я ее ни разу не слышал. Почему бы и не обогатить таким образом фонд собственных цитат. Мы немного помолчали, глядя как под звуки военного марша в отрытую у кремлевской стены яму опускают гробы с неидентифицированными останками русских воинов, и я продолжил мысль. — И потом, после окончания войны мы будем праздновать, а радость все же плохо сочетается с погребальными настроениями. Пусть даже такими торжественными.

Церемонию мы обставили максимально красиво и даже немного театрально. «Раскрытый» мемориал, собранный из красного гранита. В центре него установлена бронзовая скульптурная композиция, изображающая выстроившихся полукругом солдат, закрывающих своими телами группу женщин и детей.

Скульпторы как-бы выхватили отдельный момент из длящегося уже какое-то время сражения. Один солдат как раз опустил винтовку для перезарядки, другой — целился куда-то в даль. Чуть ниже раненного бойца из зоны обстрела тянул в тыл санитар с медицинской сумкой через плечо. На лицах военных можно было легко прочитать решимость сражаться до последней капли крови, но закрыть собой толпящихся у них за спиной гражданских. Получилось очень живо и даже натурально.

Для двадцать первого века, наверное, такое выглядело бы слишком откровенно… Слезовыдавливающе что ли. Вызывающе совершенно определенные эмоции. Но для местных, которые еще не пресытились льющейся со всех сторон пропагандой, подобная наглядная агитация была в самый раз.

На Красной площади в этот день — благо погода не подвела, светило солнышко, по нему ползали редкие тучки, а ветра как раз хватало чтобы красиво развевать развешанные тут и там флаги — собралось несколько десятков тысяч человек. Такую толпу я, наверное, со времен своей коронации не видел. Последние победы на фоне экономического подъема, вызванного войной, вознесли рейтинг правящего дома не недосягаемую ранее высоту, и простой народ валил валом просто чтобы посмотреть на императора. Даже не посмотреть, что там в такой толкучке вообще можно увидеть-то, скорее просто почувствовать свою причастность к общему делу.

На фронтах европейской войны тем временем воцарилось затишье. Русские войска вышли на границу Баварии и Вюртемберга и остановились для отдыха, восстановления и подтягивания тылов. Наша главная армия под командованием Каменского прошла за лето больше шестисот километров на запад, что по любым меркам выглядело более чем солидно, большего от солдат требовать было сложно, тем более что дальше нас еще ждал очень тяжелый и очевидно кровавый поход в глубь Франции.

Да и со снабжением с каждым километром на запад становилось все сложнее и сложнее. Родные железные дороги остались глубоко в тылу, центральная Европа в этом отношении же была настоящей пустыней, поэтому все снабжение приходилось тащить телегами. Это было настолько сложно, что генералы в серьез заговорили о возможности прокладки временных узкоколейных дорог просто чтобы хоть как-то иметь возможность снабжать ушедшие далеко вперед армии всем необходимым. И если продовольствие еще как-то можно было добывать на месте, то все остальное приходилось везти из России, а это как ни крути две тысячи километров. А тут еще лето заканчивалось, дожди должны были начаться с недели на неделю, с раскисшими же от грязи дорогами идея вести дальнейшее наступление выглядела по-настоящему самоубийственно.

Пруссаки — не без нашей помощи — вышли на границу с Ганновером и тоже остановились. Берлин с одной стороны хотел ухватить еще какую-нибудь «Кемску волость», а с другой стороны — остро нуждался в мире, чтобы наконец заняться восстановлением всего порушенного внутри королевства.

Венгры вовсе хотели снять основную часть армии с западного направления и увести обратно, из-за чего Кошут чуть не лишился титула спустя всего два месяца после его обретения. Пришлось объяснять новоиспечённому монарху, что так дела не делаются, и что последствия от попытки «кидка» Российской империи будут самые плачевные. Как для Венгрии, которая, например, может лишиться своего Секейского эксклава так и лично для него. Венгр вроде все понял и рыпаться на время перестал.

Про других «союзников» и говорить нечего. От них пока пользы в военном плане не было просто никакой. Война продолжалась.

Глава 16

Все-таки «Варяг» — несчастливое имя для корабля в русском флоте. Первый достаточно бесславно погиб в самом начале русско-японской, последний — так и вовсе был продан китайцам в недостроенном состоянии. О существовании других «Варягов» я помнил смутно, но, судя по всему, ничем примечательным они также не запомнились.

Первый «Варяг» в этом мире погиб всего через полгода после входа в состав флота, хоть и успел пошуметь перед смертью так, что слышно было даже в самых отдаленных уголках планеты. Месяцем раньше Соломбальские верфи передали флоту еще два парусно-винтовых крейсера одного с погибшим кораблем типа — «Гридень» и «Боярин» — и теперь команды активно осваивали корабли чтобы как можно скорее выйти в Атлантику на охоту за вражескими купцами. Эти два корабля получили орудия увеличенного до 120 мм калибра — пусть из-за этого и пришлось сократить общее количество пушек в полтора раза — и в бою один на один вероятно могли отправить на дно буквально любой вражеский вымпел. Ну а чтобы одолеть сразу два таких двухтысячника, противнику придется собирать целую эскадру, от которой наши крейсера с легкостью уйдут, пользуясь преимуществом в скорости.