Она направилась в нашу сторону, и я почувствовал, что Слоан перестала дышать.

Я положил руку на спинку её стула и сжал её плечо.

— Это просто разговор, — сказал я, понизив голос.

Я почувствовал, как она слегка расслабилась.

— Здравствуйте, — сказала Мэри Луиза, выдвигая стул напротив нас и усаживаясь.

— Здравствуйте, — голос Слоан дрогнул. Она прочистила горло и начала снова. — Мэри Луиза, я Слоан Уолтон, а это мой… компаньон Люсьен Роллинс. У нас возникли вопросы по поводу вашего дела и приговора.

— Вы репортёры? — спросила Мэри Луиза, склонив голову набок.

Слоан перевела взгляд на меня.

— Нет.

В другом конце комнаты стоял охранник с непроницаемым и скучающим лицом. У меня по коже побежали мурашки.

— Адвокаты? — Мэри Луиза выглядела обнадёженной.

Слоан покачала головой.

— Нет. Просто… — она снова посмотрела на меня, и в её прекрасных зелёных глазах читалась мольба о помощи.

Я подался вперёд.

— Мисс Апшоу, недавно мы наткнулись на упоминание о вашем деле. Вы когда-нибудь встречались с Саймоном Уолтоном? Он был адвокатом.

Она медленно покачала головой.

— Нет. У меня были только государственные защитники. Саймон был наставником моего сына. Он помог Аллену поступить на юридический факультет. К сожалению, он недавно скончался.

Слоан напряглась, словно готовясь к неизбежному удару горя.

— Мне показалось, что Саймон проявил интерес к вашему делу, особенно к вынесенному вам приговору, — продолжил я. — Можете ли вы пролить свет на то, почему это могло произойти?

Мэри Луиза пожала плечами и переплела пальцы на столе.

— Возможно, потому, что это был один из самых суровых приговоров за хранение и торговлю наркотиками в штате Вирджиния за последние тридцать пять лет.

Слоан прочистила горло.

— Сначала вы сказали, что наркотики, найденные в вашей машине во время остановки на дороге, принадлежали не вам. А потом вы изменили свои показания и признали себя виновной.

Мэри Луиза некоторое время изучала нас прищуренными глазами.

— Кто вы? Почему вы здесь?

— Я Слоан Уолтон. Саймон был моим отцом. Я думаю, он хотел помочь вам, но заболел раньше, чем ему это удалось.

Мэри Луиза вздохнула, в её глазах светилось сочувствие.

— Ваш отец был хорошим человеком. Он изменил жизнь моего сына, поэтому я могу только представить, что он сделал для вас. Я очень соболезную вашей потере.

Слоан протянула руку через стол. Мэри Луиза взяла её и сжала.

И вот она. Та подлая сука, которая приводит только к разочарованию и опустошению. Надежда. Улыбка расцвела на лицах обеих женщин, и я смирился с тем фактом, что всё будет сложно… и дорого.

— Я познакомилась с Алленом в день похорон моего отца, — сказала ей Слоан. — Вы вырастили замечательного сына.

На лице Мэри Луизы появилось выражение материнской гордости.

— Я знаю это. Хотела бы я присвоить эту заслугу себе, но я сижу здесь с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать.

— Что произошло в ту ночь, когда вас арестовали? — спросила Слоан. — Мы здесь не для того, чтобы судить. Мы хотим помочь, если сможем.

Мэри Луиза покачала головой.

— Дорогая, я ценю это, но я сижу здесь уже одиннадцать лет. Я больше не верю в чудеса.

— Мы не предлагаем чудо, — пояснил я.

— Всё, что помогло бы мне выбраться отсюда хоть на день раньше, было бы чудом, — настаивала она.

— Тогда расскажите нам, что произошло той ночью, — попросил я.

Под столом рука Слоан нашла моё бедро и сжала его. Крепко.

— Пожалуйста, — быстро добавил я.

Мэри Луиза закрыла глаза и потёрла затылок.

— Моему сыну было пятнадцать. Мы с его отцом только что расстались, и он попал не в ту компанию. У него были планы. Он собирался стать первым ребёнком в нашей семье, который поступит в колледж.

Колено Слоан сильнее прижалось к моей ноге. Я продолжал держать руку на спинке её стула, но позволил своим пальцам дотронуться до её плеча. Я чувствовал себя лучше, не так тревожно, когда прикасался к ней.

Мэри Луиза посмотрела мне в глаза.

— Он был хорошим ребёнком. Действительно хорошим ребёнком.

— Хорошие дети могут совершать глупые поступки, — сказал я.

Слоан напряглась.

— В то время я работала на двух работах. Меня не было рядом так часто, как следовало бы. Я не замечала признаков. Он начал экспериментировать. Ничего особенного. Но его «друг» сказал Аллену, что у него есть способ, которым они могли бы заработать немного денег. Аллен, будучи Алленом, понимал, что настали трудные времена, и подумал, что это способ помочь семье. Пока я работала в третью смену, они забрали мою машину со стоянки, чтобы встретиться с каким-то дилером.

Она переплела пальцы и положила их на стол.

— Меня остановили на шоссе на полпути между работой и домом. У меня не работала фара. Оказывается, они решили, что безопаснее хранить наркотики в моей машине. Я понятия не имела, что разъезжаю с почти пятью фунтами марихуаны на заднем сиденье. Я даже не знала, что такое «десятка», (пакетик наркотиков стоимостью 10 долларов, — прим.) пока не попала сюда. Я многому здесь научилась.

В её тоне не было ни упрёка, ни злобы. Она просто констатировала факты.

— Когда вы узнали, что наркотики принадлежат вашему сыну, вы изменили своё заявление, не так ли? — предположила Слоан.

Мэри Луиза кивнула.

— У него впереди было блестящее будущее. Я не собиралась позволить одной ошибке разрушить всё это.

Я почувствовал стеснение в груди. Жертва, которую эта женщина добровольно принесла ради своего сына, была непостижимой. По крайней мере, по меркам моей семьи.

— У меня был государственный защитник. Прокурор предложила мне сделку. Если бы я признала себя виновной, она рекомендовала бы мне один год, учитывая уже отсиженное время, плюс возможность досрочного освобождения. Я должна была отсидеть максимум шесть месяцев. Шесть месяцев, и я была бы дома. Я бы увидела, как мой мальчик заканчивает школу. Я бы отправила его в колледж.

— Что случилось со сделкой? — спросила Слоан, подаваясь вперёд.

Мэри Луиза пожала плечами.

— Прокурор дала рекомендацию. Но по какой-то причине судье сделка не понравилась. Он сказал, что наркотики слишком долго проникали в общество, и пришло время подать пример таким преступникам, как я.

Слоан поморщилась.

Моя свободная рука, лежавшая на колене, сжалась в кулак. Я тоже знал, каково это — быть во власти извращённой системы правосудия.

Мэри Луиза подняла ладони.

— И вот я на одиннадцатом году двадцатилетнего заключения. Но я просыпаюсь каждый день такая счастливая, что здесь я, а не мой ребёнок.

В этой комнате было слишком жарко. Мой галстук был слишком туго затянут. Мне нужно было подышать свежим воздухом.

— Мне так жаль, что это случилось с вами, — сказала Слоан.

— Вы не знаете, снимали ли отпечатки пальцев с пакетов или наркотиков? — спросил я.

Она покачала головой.

— Я уверена, что этого не делали. С момента ареста до изменения моего заявления о признании вины прошло всего несколько дней. Я сомневаюсь, что какие-либо доказательства были обработаны. Мой второй государственный защитник рекомендовал нам подать апелляцию. Он думал, что мы сможем доказать мою невиновность, не вовлекая в это моего сына. Он копался в этом деле, готовясь подать ходатайство. Затем он устроился на работу в фирму своей тёщи и переехал в Нью-Йорк, — устало сказала она. — Сейчас я работаю с государственным защитником номер четыре, и она так перегружена работой, что ей требуется неделя, чтобы ответить на мои звонки.

— Это действительно несправедливо. Но вы не кажетесь озлобленной, — сказала Слоан, бросив на меня нервный взгляд.

Она была готова пообещать этой женщине весь мир. Я убрал руку со спинки её стула и сжал её ногу под столом.

— Злоба — это пустая трата энергии. Всё, что я могу сделать — это извлечь максимум пользы из данной ситуации.