– Привет, Элли! Не помешал? – Он замер на пороге, переводя взгляд с меня на жену, все еще говорившую по телефону. – Я могу и уйти, – в его глазах мелькнула улыбка, – и не возвращаться, пока вы все не разложите по полочкам.
– Мы с Эвдорой обсуждали ваше жилище, – объяснила я.
– А-а, замечательно! – Глэдстон бесшумно прошел к дивану и сел, благовоспитанно положив ладони на колени. – Вы эксперт в таких делах, Элли, но если хотите знать мое мнение, то, на мой взгляд, воланы, рюши и побольше розового – мне особенно нравится цвет фуксии – весьма оживили бы эту комнату.
– Да, но… – У меня упало сердце.
– А что вы думаете, дорогая Элли, – только будьте откровенны! – о зеркале в форме сердца в позолоченной раме?
Бог смилостивился надо мной: мне не пришлось отвечать, потому что Эвдора, повесив трубку, обратилась к мужу:
– Глэдстон, звонил твой хирург, мистер Садрани. Он уезжает в отпуск в Индию, и твоя операция переносится на следующий месяц. – Викариса выглядела чрезвычайно расстроенной.
– Какая досада, дорогая. – Лицо мистера Шипа стало цвета той самой фуксии, которую он так обожал. Глэдстон теребил штанины, старательно избегая моего взгляда. – Очевидно, мне придется набраться терпения и подождать еще немножко. – Он попытался мужественно улыбнуться.
– Твои родители могли бы решить эту проблему, когда ты был еще ребенком. – С Эвдорой явно что-то было не так: она даже не заметила, как вогнала в краску своего супруга. Мало того, она, видимо, позабыла и о моем присутствии. – Если бы им хватило духу принять разумное решение, тебе бы сейчас не грозила столь рискованная операция!
– Но операции всегда рискованны, дорогая.
– Эта чревата особыми последствиями для семейной пары. – Эвдора сдернула очки, растерянно моргнула и водрузила очки на место. – Я не виню тебя, Глэдстон, и понимаю, что ты страдаешь больше всех. Но не могу отделаться от предчувствия, что в скором времени ты будешь спать в комнате для гостей…
Эвдора подавила рыдание и выскочила в холл, оставив нас с Глэдстоном одних. Слышно было, как тикают часы на камине.
Глэдстон промурлыкал несколько тактов церковного гимна, отстукивая ритм костяшками пальцев. Я не знала, куда, девать глаза.
– Пойду-ка заварю чай, – произнес Глэдстон после томительной паузы. – Элли, а почему бы вам не присоединиться к Эвдоре и не продолжить беседу об интерьере? Я знаю, она хочет заменить шкаф в нашей… спальне. – Последнее слово далось ему с трудом.
– Может, мне лучше совсем уйти?
– Ни в коем случае! – испуганно воскликнул Глэдстон. Он явно не хотел, чтобы я, как крыса, бежала с тонущего корабля. – Эвдору нужно приободрить, а мне это сейчас не удастся. – Он опустил голову. – В последнее время со мной одни проблемы.
Моим первым побуждением было выразить ему сочувствие по поводу операции, но, поскольку она явно носила интимный характер, я не стала смущать Глэдстона и ограничилась тем, что просто похлопала его по плечу, а потом тихонько выскользнула из гостиной.
Поднявшись по лестнице, – третья и пятая ступеньки скрипели так громко, что могли разбудить мертвых на кладбище, – я нашла викарису в тесном коридорчике. Здесь было темно благодаря темно-зеленым обоям и нестройному ряду дубовых дверей. Однако узкое окно пропускало достаточно света, чтобы заметить, что глаза Эвдоры покраснели от слез.
– Простите меня, Элли, за ужасное поведение. – Она потерла виски, словно хотела стряхнуть невыносимую боль. – Хоть убей, не пойму, что на меня нашло. Глэдстон такой милый и добрый. Многие годы он ставил мою работу выше своих интересов. И вот теперь, когда в нашей жизни что-то должно измениться, я веду себя как трусливая эгоистка. А набрасываться на него в вашем присутствии было уж совсем отвратительно!
Я обняла викарису.
– Вы любите его! А когда мы тревожимся о тех, кто нам дорог, то часто стучим кулаком по столу и обвиняем любимых в самых немыслимых грехах.
– Нет, – Эвдора сжала мою руку, – я думала только о себе. Злилась, потому что он не пошел к врачу много лет назад, когда уже было ясно, что у него проблемы. И обижалась, потому что мне не нравится то, что он собирается сделать. Но Глэдстон имеет права быть самим собой.
Я не совсем понимала, каким образом предстоящая операция связана с правом Глэдстона быть самим собой, но, вероятно, современная хирургия способна творить чудеса. Я предложила Эвдоре спуститься вниз и, поговорив с мужем, облегчить душу. Однако она попросила пятиминутную отсрочку, чтобы взять себя в руки.
– Ему не стоит видеть меня такой. Женщину моего возраста и комплекции слезы не украшают. Почему бы нам, Элли, не пройти в спальню? Шкаф – не единственная проблема, в чем вы сами сейчас убедитесь.
Эвдора двинулась по коридору, но я удержала ее:
– Может быть, в другой раз? Викариса упрямо покачала головой, и я двинулась следом за ней.
– Вот, смотрите! – Эвдора включила свет в просторной комнате с большим камином и огромной кроватью времен второй мировой войны. – Когда мы въехали сюда, то даже не поменяли обои. – Она указала на редкие красные розочки на стенах. – Они страшно не сочетаются с желтым покрывалом. Не заменить ли покрывало пуховым одеялом? Будет проще заправлять постель. Только я немного побаиваюсь: у меня аллергия на пух.
– Мы с Беном спим под одеялом с синтетической начинкой, – сообщила я. – Бен тоже до смерти боится аллергии. Сейчас есть чудесные искусственные заменители. А если вы решите не менять обои и шторы, то белое одеяло с вышивкой – то, что надо. – Я говорила чересчур громко, словно хотела распугать мрачные мысли, одолевавшие викарису.
– Нет, я хочу поменять здесь все, за исключением камина. – Эвдора грустно рассмеялась и поправила очки. – Надо же когда-то начать новую жизнь.
– Не лучше ли повременить с большими переменами? – Я с болью наблюдала, как моя подруга рассеянно топчется на месте. – Когда меняешь обстановку в доме, следует запастись хорошим настроением. Иначе можно остаться с черными обоями и гробом вместо журнального столика.
– Элли, так вам никогда не заработать денег.
– Но я не хочу попусту тратить ваши.
– Все дело в том, что мы с Глэдстоном наконец-то можем позволить себе немного потратиться, – с несчастным видом призналась Эвдора. – Наша дочь вышла замуж и переехала в Австралию, а мы всю жизнь экономили. И… в сложившихся обстоятельствах, – Эвдора тряхнула головой, словно собака после купания, – можно позволить себе шикануть. Но вы правы, Элли, лучше подождать, пока все не уляжется.
– Вот и отлично! А я тем временем разработаю несколько вариантов для гостиной и для спальни, заеду через неделю или даже в следующем месяце, когда операция Глэдстона будет уже позади, а вы сможете перевести дух.
– Очень разумный подход к делу. – Эвдора улыбнулась, очевидно решив, что хватит пугать меня слезами. – Тогда, пожалуйста, спуститесь в гостиную и попросите Глэдстона поставить чайник. Я присоединюсь к вам через несколько минут.
– Мне уже пора домой.
– Нет-нет, без чашки чая и куска бисквита я вас не отпущу. Глэдстон старался все утро. – Эвдора проводила меня до лестницы. – Я только умоюсь и попудрю нос.
– Не торопитесь, пудрить нос – дело серьезное.
Я обняла ее и двинулась вниз, на полпути глянула на часы и обнаружила, что дурацкий механизм остановился в час тридцать. Перегнувшись через перила, я сверилась с часами в холле, и, пока заводила свои, в гостиной зазвонил телефон. Послышался взволнованный голос Глэдстона:
– А, чудесно! Я так ждал вашего звонка! Только вы можете понять, как мне хочется поскорей покончить с этим пороком – быть женщиной в теле мужчины!
Боже всемогущий! Я поднесла руку ко рту и одеревенела. Если бы я могла заставить ноги двигаться, то все равно не рискнула бы ступить на скрипучую ступеньку. Нельзя выдавать своего присутствия! Бедный Глэдстон, что с ним будет, если он поймет, что я знаю его ужасную тайну!
– Я больше не в силах притворяться, – продолжал он дрожащим голосом. – Но моя дорогая супруга, естественно, очень обеспокоена. Как ее прихожане поведут себя, когда узнают, что я – женщина? Эвдоре не нравится имя Цинния, слишком жеманное на ее вкус, но я никогда не мог себя представить Алисой или Рут.
