Сейчас весна, начало марта. Через неделю — восьмое число, а у меня до сих пор ни подарков, ни понимания, что делать. Полный ноль, дыра от бублика.
В этом году мы с Маринкой точно не трахались. И в декабре тоже, и в ноябре вроде. В октябре у неё был день рождения, она выпила… Да, вот тогда она мне и дала. Марина вообще последние годы занималась со мной сексом в основном только в не слишком трезвом виде. Весьма страстно и зло, кстати. Мне потом приходилось даже спину йодом смазывать — было впечатление, что я подрался с диким животным.
Значит, в октябре. Почти полгода. Да, Саш, у тебя не жизнь, а полная хуйня.
Неожиданно Марина за столиком зашевелилась, вставая, и я тоже встрепенулся. И что, мне сидеть и смотреть, как она со своим хероем трахаться идёт? Наверняка поедут куда-нибудь, она ведь меня попросила на весь день с девчонками остаться. Я же на маму свои обязанности перекинул, а сам решил проследить за Маринкой. Пару дней как решил, даже следилку на её телефон поставил, чтобы видеть, где она. И постоянно проверял, если её не было дома, где шляется моя жена. Но ничего подозрительного до сегодняшнего дня не было — Марина ходила в магазин или на работу, и всё. Только сегодня вот пошла в кафе, и я отправился за ней, как последний Отелло.
В том, что чувствовал я именно ревность, я не сомневался — а что же ещё? Хотя и не только ревность. В целом, мне кажется, мной ни разу в жизни не владел подобный коктейль разнообразных эмоций, причём ревность была самой банальной. Ещё я хотел напиться, побиться головой о что-нибудь тяжёлое, прибить Маринкиного хероя и сдохнуть самому. И всё это — одновременно. Но сильнее всего, даже желания убить этого мужика, была моя обида. Такая бесконечная и больная, почти детская — когда ты старался-старался, учил уроки, делал домашние задания, пошёл в школу в новых брючках и белой рубашечке, и прям возле крыльца на неё птичка накакала. И грош теперь цена твоим стараниям, потому что все одноклассники до самой смерти будут помнить, что Сашка Яковлев пришёл на экзамен в обосранном костюмчике. Оценки они твои забудут, а вот про костюмчик — ни за что.
Вот и Марина делала то же самое последние четыре года. Она ни хера не замечала моих стараний, ей было откровенно чихать, что я из кожи вон лез по всем вопросам, что я ни разу за всё это время другую бабу даже за задницу не пощупал! Она помнила только мой обосранный костюмчик из прошлого. Я его уже выстирал, отгладил, сам помылся миллион раз, туалетной водой побрызгался — но Марина всё равно мной до сих пор брезговала, как будто я по-прежнему воняю дерьмом.
Да, это было обидно. Но я как-то смирился с её пренебрежением, надеялся, что со временем всё забудется. Прошёл год, два, три… четыре. И на тебе, пожалуйста, — появился этот херой. Который к тому же… Впрочем, об этом лучше вообще не вспоминать, иначе я точно сегодня кого-нибудь убью.
Заметив, что Маринка и её хахаль, оживлённо разговаривая, вышли из кафе, я выбрался из машины и пошёл им навстречу, стиснув зубы и сжимая кулаки.
2
Сашка
Первым меня заметил мужик. Видимо, сработал инстинкт самосохранения — когда на тебя целенаправленно идёт другой мужик со свирепой рожей, трудно не почувствовать чужую агрессию. Вот он и увидел меня, тут же схватил Марину под локоть и остановился, что-то у неё спрашивая. Думаю, нечто вроде: «Ты знаешь этого придурка?»
Марина повернула голову в мою сторону, и её глаза удивлённо расширились, а с губ тут же пропала беззаботная улыбка. Беззаботная, мать её! Марина не улыбалась мне так четыре года. Равнодушно, вежливо, язвительно — бывало. Но не беззаботно, как когда-то давно, когда ещё не знала о моих изменах.
И осознавать это было блядски неприятно.
А ещё Маринка была красивой. Точнее, не так — она в принципе красивая, стройная, в меру высокая, с хорошей фигурой, короткими тёмными волосами — уже много лет Марина ходит с аккуратным и стильным каре — и такими же тёмными глазами. Я всегда сравнивал оттенок её глаз с цветом растопленного шоколада. Раньше, когда она с теплотой смотрела на меня, я даже словно чувствовал сладость во рту.
Но это раньше. Не сейчас, разумеется.
Сейчас во рту у меня была кислая горечь, словно я долго жевал лимонные корки. Кажется, даже изжога начиналась.
Да, Марина всегда была красивой, но сегодня она явно специально навела красоту и была нарочито красивой — с макияжем и укладкой, в светло-кремовом пальто — видимо, новом, потому что я его никогда не видел, — и даже с маникюром. Мне всегда было смешно, что Марина, последние годы работая маникюрщицей в крутом салоне красоты, так и не полюбила делать маникюр себе. Она всегда ходила с коротко стриженными ногтями, ещё и поэтому я удивлялся, когда она умудрялась ими расцарапать мне спину до крови. Сколько же ярости надо испытывать?
— Саша? — тихо спросила Марина, и её негромкий — почти скромный! — голос взбесил меня окончательно и бесповоротно.
— Привет, — процедил я, злобно зыркнув на спутника своей жены. Мне показалось, что он моложе нас с Маринкой лет на десять. Гладко выбритый, голубоглазый, с длинноватыми каштановыми волосами. У меня-то на голове уже много лет был армейский ёжик — а этот, гляди ты, какой волосатый. Почти как девочка, и лицо такое же сладенькое, хоть кремом мажь. — Я думаю, на сегодня тебе хватит. Пойдём.
— Никуда я с тобой не пойду, — помотала головой Марина и поджала идеально накрашенные губы. Значит, вот этот красавчик-слюнтяй теперь целует их вместо меня, да? И минет она ему делает этими губами, наверное. Меня-то Марина давно не целовала, даже во время редкого секса. Сама — никогда. А когда я тянулся к ней за поцелуем, всегда отворачивалась. — Я же сказала вчера, что мне нужно время до вечера. Ещё день. Возвращайся к детям. С кем ты их оставил, кстати?
— С бабушкой, — рявкнул я и на мгновение сжал зубы. Как же бесит это всё! Я ещё и уговаривать её, что ли, должен?! Я собственную жену, с которой прожил в браке больше одиннадцати лет — скоро двенадцать, годовщина, между прочим! — и до этого ещё год с ней встречался, с любовником застал, а она мне: «Никуда я с тобой не пойду». Марина-то моих девок не видела, а я почему должен на её хероя любоваться?! — Перестань, а? По-моему, сейчас нет смысла препираться.
— Очень даже есть смысл, — возразила Марина возмущённо. — Я рассчитывала на приятное продолжение, а не на ругань с тобой. Езжай, куда ехал.
— А я за тобой ехал. И никуда без тебя не поеду. Выбирай — либо ты добровольно со мной в машину сядешь, либо я сам тебя затащу, только перед этим пропишу твоему красавчику пару оплеух.
Марина знала, что дрался я всегда хорошо — с детства занимался борьбой, да и в армии два года от звонка до звонка отмотал. Отец у нас с братом всегда считал, что мальчики должны служить и отмазывать никого не собирался.
Фигура у Маринкиного хероя была ничего — вроде бы не жирдяй, вполне себе стройный парень. Но что-то в его взгляде подсказывало мне, что драться он не мастер.
— Ладно, Мариш, — усмехнулся он, не дожидаясь, когда Марина, в этот момент явно набиравшая воздуха в грудь, чтобы хорошенько на меня заорать, разразится громом. — Я думаю, он не стоит твоих нервов. Иди с ним, а я тебе вечером напишу, передоговоримся.
Марина тут же сдулась, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, и покосилась на своего любовничка.
— Ты уверен?
— Более чем.
— Не хочет быть побит и вывален в грязи, как бездомная собака, — съязвил я и был награждён презрительно-насмешливым взглядом.
— Много ты понимаешь, кобель, — ответили мне, и тут уже не выдержал бы даже святой, а я пока без нимба. Поэтому я, сжав кулак, заехал Маринкиному хахалю в челюсть с размаху.
Точнее, попытался заехать. Парень оказался не промах, перехватил мой кулак, потянул его вниз вместе с корпусом, заставив меня наклониться, а потом заехал ногой мне в грудь, отталкивая с такой силой, что я грохнулся задницей на асфальт. И всё это настолько быстро и с такой ловкостью, что я даже ничего не понял. А главное — никаких травм, только грязь на груди и жопе от удара.
