Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Льет над Крестом Пиньор, над ручьем Альбароной, который стерегут волки, а из Рокиньо, отпугивая их, скрипя осями, едет телега. Улитки зимой превращаются в воду и прячутся в корни сладкой земляники и спят. Души чистилища, как и прокаженные, пьют из ручья Миангейро, а когда им скучно, бродят со святыми вдоль реки. Бенито Гамусо, восьмого брата, звали Лакрау,[16] он уродлив, как скорпион, хоть и без яда. Лакрау глухонемой, но ловок, мастерит очень красивые безделки, умеет полировать, разводить кроликов, жарить плоды – жарит почти так, как Бенисья. Лакрау – холостяк, живет в Карбалиньо со своим братом Чуфретейро, работает в мастерской гробов и получает достаточно. Раз в месяц ходит в столицу к шлюхам и денег не жалеет. С Чуфретейро и Лакрау живет и последний, девятый брат, Салюстио, дурачок и слабосильный; нужно сказать, что и он как-то приспособился, хлопот с ним нет. Чуфретейро не помышляет о женитьбе – тревожится, что будет с братьями.

– Так мне неплохо, и в конце концов братья тоже Божьи создания.

Девятого, и последнего, Гамусо прозвали Михирикейро,[17] так как всю жизнь охает тонким голоском, может, у него что-то болит в нутре, но он не знает, как объяснить.

Адега не хотела б умереть, не повидав моря.

– Плохо не то, что умрешь, этого не миновать, плохо, что живые будут смеяться; я утешаюсь тем, что пережила мертвяка, и на немалый срок пережила. Мертвяк, убивший моего покойника, мертв, и мертв надежно, а я живу; чего я не хочу – это умереть, не повидав моря, оно должно быть очень красивым. Дурная Коза говорила, что, по крайней мере, величиной с провинцию Оренсе, а то и больше. Мертвяк, что убил Афуто и моего, уже мертв, и это всегда утешает. Нужно держаться воды, вода прочнее воздуха. Дурная Коза здорово дрессирует птиц и зверьков, не хуже Поликарпо из Баганейры: сов, ворон… совы глупее ворон… жаб, коз – этих легко; ласок, летучих мышей, кого хочешь. Дурная Коза еще умеет оглушать кур, холостить змей и заставляет лисиц плясать, сунув им в задницу перец, – вот смеху-то! Дурная Коза стоит побольше иных мужчин. Любая из нас, женщин, иногда сойдется с собакой, такой обычай, когда молода, все годится; или с дурачком, еще лучше с сопляком, только б не был слишком холоден и не ревел; мужчина подыщет козу с хорошим выменем, ухватит за рога и давай елозить вволю – это естественно. Ладно. Но Дурная Коза вытворяла с волком то, что другие с собаками, никто не верит, но это правда, своими глазами видела. Звери слушаются Дурной Козы, потому что мать зачала ее на коне, на скаку, во время сен-луренсинской бури, что каждый год убивает одного кастильца, одного цыгана, одного негра и одного семинариста, очень злая, жестокая и опустошительная буря. Дурная Коза своей окариной предупреждает о ненастье беззащитных зверьков – крота под землей, землеройку в лесу, паука на душистом горошке, улитку на листьях репы и прочих…

У всех Каррупо бородавка из свиной кожи на лбу, как фабричное клеймо или каинова печать. У Фабиана Мингелы (Моучо) в жилах кровь Каррупо, закона он не соблюдает, доверять ему нельзя. Неизвестно, откуда Каррупо пришли, не здешние, пожалуй, из Марагатерии, за Понферрадой, бежали от голода или от правосудия, кто знает. Фабиан Мингела (Моучо) всегда натачивает наваху и грозится ею, мол, когда-нибудь напою ее. Каррупо не работают на земле, не растят скота, Каррупо – подкрышники: так называют тех, кто работает, сидя под навесом, по крайней мере, не под дождем: сапожников, портных, приказчиков в лавках, цирюльников, писарей, всех, кому для работы ни силы, ни земли не нужно. Второй признак выродка – низкий лоб. Видишь лоб Фабиана Мингелы? Ладно, такие вот дела.

Мончо Рекейхо Касболадо, которого зовут Мончо Прегисас,[18] так как он хочет одного – ходить и глядеть на мир, воевал вместе с Ласаро Кодесалем, убитым в Марокко, но сам вернулся живым, хоть и без ноги. Мончо Прегисас объехал, причем всегда на голландских судах, весь мир; больше всего ему понравился Гуаякиль.

– С деревяшкой, если хорошо подогнана, – утверждает он, – живется тоже неплохо, верьте не верьте. У индейцев Нью-Титаника, острова в Тихом океане (его потопили англичане, потому что туземцы хотели ввести метричную систему, потопили снарядами), деревянная нога – признак отличия, меня хотели сделать премьер-министром, но я сказал нет, предпочитаю вернуться домой…

Мончо Прегисас умеет находить древности, он лукав, влюбчив, решителен, захребетник и фантазер. По его словам, на пляже в Бастинаниньо растет редкостное дерево, омбу, листья осенью, сраженные тоской, падают на землю, сворачиваются, как раковины, превращаются в слепых нетопырей, у которых на крыльях нарисован череп. Если подует ветер, они могут подняться и лететь, если нет, лежат на земле, пока не умрут с голоду; убив их, навлечешь беду, если оставить их на земле, ничего не случится и все будет идти своим ходом.

Адега дружила с Мончо Прегисасом, даже были как-то помолвлены, но уже много лет не виделись.

– Слушайте, дон Камило, вам лишь бы тешиться в постели да ублажать плоть. Но лучше всего на свете – это потерпеть и пережить отпетых и приговоренных к смерти мертвяков, у которых смерть написана на лбу, в глазах и на сердце, потому что все хотят, чтобы они умерли. Да, это закон Господа: кто пролил кровь, отравится кровью и потонет в крови. И кроме того, ему не улизнуть, все двери мира закрыты. Народ устал от мертвяков, что бродят, сея смерть, и когда приходит час расплаты (приходит по Божьему усмотрению, но приходит всегда!), те, что плакали, но остались в живых, сажают орех, чтобы вести счет, а также пусть свиньи порадуются. Уже много орехов посажено! – взывали мертвяки, для которых час расплаты еще не настал, – давайте покаемся! Нет, уважаемые, отвечали им, это дикие орехи, известно, они сами выросли, чтобы кабаны ели свежие плоды.

Адега закончила хриплым голосом. Проглотила слюну и улыбнулась. – Извините, хотите, сыграю на аккордеоне польку «Фанфинетта»? Я уже старая, но все-таки получается, увидите.

Адега играет на аккордеоне основательно и со вкусом.

– Вы играете очень хорошо.

– Нет, как убили моего покойника, у меня в голове всегда беспорядок и мне не нужно ни хорошей игры, ни аккордеона. Ничего. Играю без удовольствия, все равно что пианола. Можно поплакать? Сейчас перестану.

Адега уронила две-три слезинки.

– Когда прикончили мертвяка, что убил моего мужа, думала, станет легче дышать, но нет. Раньше ненавидела, теперь презираю, на это у меня уходят силы. Раньше молчала, теперь говорю, пожалуй, больше чем следует. Играть на аккордеоне – что пить воду из ручья, сегодня есть жажда, завтра нет. Я – из этой земли, и отсюда меня никто не сгонит; когда умру, превращусь в землю, буду кормить собой дрок, сделаюсь цветами дрока и так далее, увидите!

Адега умолкла и подала еще две рюмки водки для себя и для меня.

– Ваше здоровье!

Сад за домом сеньориты Рамоны со всеми его папоротниками, тростниками и самоубийствами доходит до реки. Три самоубийства за одиннадцать лет не так уж много. У нас мало самоубийств – старик от беззащитности, девушка от несчастной любви, новобрачная от тоски и угрызений совести; никто не знает, нарочно или нет утонула мать сеньориты Рамоны.

– Раймундо, что из Касандульфов, – говорит она мне, – наш с тобой кузен, тебе со стороны матери, мне – отца. Мы с тобой родня через родных, но поскреби нас, пожалуй, найдешь родство еще глубже. В нашем краю все так или иначе родня, кроме Каррупо, что прилетели из другого мира и растут теперь, как волчий хлеб, у всех у них бородавка из свиной кожи на лбу.

Сеньорите Рамоне лет тридцать, может, немного больше, она гордая, чуточку капризная, но держится уверенно.

У сеньориты Рамоны большие глаза, черные, как антрацит из Компостелы, она смуглая, пожалуй, почти мексиканка, у Касандульфов была бабка или прабабка из Мексики. У сеньориты Рамоны было три жениха, но замуж она не вышла, из гордости. Сеньорита Рамона сочиняет стихи, играет сонаты на пианино и живет с двумя дряхлыми слугами и двумя служанками, старыми ведьмами, – наследство отца, дона Брегимо Фараминьяса Хосина, спирита и любителя банджо, который умер майором интендантства. Слуги сеньориты Рамоны – четверо недотеп, то, что называется четыре несчастья, но их не выбросишь на улицу – умрут от голода и нищеты.

вернуться

16

Скорпион (галисийск.).

вернуться

17

Нюня, плакса (галисийск.).

вернуться

18

Лентяй (галисийск.).

4
{"b":"90472","o":1}