Вовка родился в деревне. Маленькой сибирской деревне, где петухи вместо будильника в шесть утра дружно кричат свое «кукареку»; где стадо коров ещё на рассвете отправляется на пастбище и на вечерней зорьке возвращается домой; где до самого горизонта простираются поля с пшеницей, гречихой и клонятся к солнцу большие головы ярко-жёлтых подсолнухов. Где бабушка и дедушка, а в доме пахнет свежим хлебом и ароматным борщом.

Но когда Вовке исполнилось четыре, а его старшей сестре Наташке шесть, их родители переехали в город, в поисках лучшей жизни. Городская суета, горячий воздух, пропитанный выхлопными газами и раскаленный асфальт – все это не радовало непоседливых детей, которые, в поисках вечных приключений, слонялись по запыленной и скучной улице. Летний городской зной и отсутствие внимания, скукотища и безделие для любознательных брата и сестры были губительны, и поэтому каждое лето родители привозили детей в гости к бабушке и дедушке в деревню, которая манила своими просторами и свободой.

Вот и сегодня машина медленно проезжала по деревенской дороге, объезжая ямки, и сердце Вовки билось в радостном волнении, а грудь наполнялась непонятным, но таким приятным и сладким вкусом счастья.

– Сейчас подъедем, а дедушка Гриша стоит у калитки. Ждёт. Вот откуда он знает, что мы едем? – все время удивлялась мама.

А дедушка действительно стоял и ждал. Он стоял здесь каждый день в каждую свободную минутку и, оперевшись на большую палку, с которой по утрам выгонял коров в стадо, внимательно вглядывался в даль. Он не знал, когда приедет сын с семьёй, «в июне» – так невестка писала в письме и дедушка стоял там вчера и стоял бы завтра. Он скучал и всегда ждал гостей, независимо от времени года, погоды и самочувствия. Ждал всю осень, всю зиму, весну и прихватил немного лета. Но чудо случилось сегодня, в жаркий июньский день.

– Бабка, бабка! Татьяна! Едут! – кричал он, завидев вдалеке белые жигули.

И грузная женщина, вытирая руки о передник, торопилась к калитке. Теперь их было двое. Бабушка плакала, вытирая слезы кончиком платка, что был повязан на ее голове. Она тоже скучала и ждала, но стоять у калитки не успевала, погруженная с головой в ежедневные заботы. Место у калитки было дедовым козырным и сейчас бабушка бежала на его крик.

– Говорил же тебе, что сегодня приедут, а ты завтра, завтра, – ворчал дед, но бабушка не злилась.

И Вовка с Наташкой, выскочив из машины, бежали навстречу, широко раскинув руки. Дедушка, обнимая внуков, трепал по белобрысым головам.

– Худющие-то какие, – говорила бабушка, осматривая их и крепко прижимая к себе.

Вовка был безумно рад. Деревня была его Родиной и вторым домом. Поцеловав бабушку и дедушку, он, взяв за руку сестру, сразу же бежал здороваться с другой бабушкой. Вышагивая по улице как важный гусак, Вовка деловито кивал в знак приветствия всем соседями, отвечая на их вопросы: «Да, на долго», «Конечно, на все лето».

Родители спустя два дня уезжали, а Вовка с сестрой оставались до конца августа. Вовка уже стал совсем взрослым и осенью собирался идти в первый класс, поэтому ему можно было все: пасти уток, кормить молочком маленького теленка Борьку, чесать поросёнка Ваську за ухом, ездить с дедом на рыбалку и с бабушкой по ягоды. Его день был расписан по минутам. «А как же иначе, – говорила бабушка, – Хозяйство – это дело хлопотное и ответственное». Вовка старался успеть все, ведь ему еще нужно было построить в большой луже мост для гусей, сбегать к соседскому парнишке Женьке, чтобы вместе смастерить из палок и кирпичей машину. Он успевал прокатиться пару-тройку кругов на велосипеде, покачаться на качели и даже часик посмотреть мультики. У него получалось все – ведь он уже совсем вырос. Вот только посчитать цыплят он не мог, уж слишком быстрыми и проворными оказались эти маленькие пестрые комочки, которые они с Наташкой охраняли от рыжего кота и коршуна. Коршуна Вовка правды чуть-чуть побаивался, прячась за Наташкину спину, пока та, махая руками кричала: «А ну, лети отсюда, паршивец». Коршун обижался и улетал, а Наташка начинала считать цыплят и это у нее получалось ловко.

Лето проходило интересно, за важными делами и веселыми играми Вовка не успевал нарадоваться своему отпуску. Но за беззаботными днями, он скрывал в душе одну большую и важную для него проблему, которая казалась неразрешимой – Вовка еще ни разу не был на сенокосе. Дедушка говорил – мал ещё. А спорить с дедом Вовка не решался. Вовке очень уж хотелось ранним утром, когда солнечные лучи еще не начали греть землю со всей силы, а в воздухе витала летняя прохлада, прокатиться с дедом на мотоцикле к дальнему перелеску, где на поляне росла сочная молодая трава. По утрам, выгнав корову на пастбище, дедушка брал в сумочку скромный провиант: два вареных яйца, кусочек хлебушка, сало, свежий огурчик, наливал в бутылку колодезной воды и на своем стареньком мотоцикле, прицепив большую телегу, ехал на сенокос. А Вовка грустил и ждал, заняв дедово место у калитки, когда ровно в полдень дедушка вернется и Вовка будет помогать разгружать вкусно пахнущую траву.

Вовка выбирал среди травы яркие полевые цветочки и дарил бабушке ароматный пестрый букетик. Бабушка ставила цветы в баночку, украдкой вытирала слезы и думала – какое короткое лето.

В тот вечер, Вовка сидя на толстой жердине, как всегда. ждал парного молочка. Наташка приплясывала рядом, с любопытством наблюдая, как бабушка доит корову Зорьку.

– Баб, а скажи деду, пусть завтра меня с собой возьмёт. Я буду помогать, – Вовка умоляюще посмотрел на бабушку.

– Сынок, – отвечала та, – дед говорит, там оводы. И жара невыносимая. Ты устанешь.

– Бабулечка, родненькая, я взрослый уже. Мужик настоящий. Честное-пречестное я ее буду хныкать, – Вовка сложил ладошки лодочкой и поднес перед собой, – умоляю.

– Баб, поверь ему, – вступилась в разговор Наташка, – он даже гусей не испугался, когда мы от бабы Нюры возвращались.

Вовка закивал, но почему-то покраснел. Он вспомнил как они с Наташкой бежали, взявшись за руки. Наташка громко кричала «А-а-а», а он бежал молча. Вовка молчал не потому, что не боялся, а потому, что от страха во рту пересохло и язык прилип к зубам. В тот день он еще долго молчал и искоса поглядывал за ворота. Но об этом сейчас ни слова – это был его секрет.

Бабушка подумала, что -то тихо поворчала, но согласилась поговорить с дедом.

Всю ночь Вовка не спал. Боялся проспать. В темноте ему мерещились гуси, он зажмуривался и не шевелился, но сон, как назло, не шел.

Набравшись смелости, Вовка на цыпочках подошел к окну, держась за стену, чтобы было не так страшно и выглянул на улицу. Луна ярко освещала двор. Вокруг стояла тишина, и только где-то тихонько пел сверчок. Никаких гусей во дворе не было, и Вовка почти смело вернулся в кровать. Успокоившись, он засопел.

Утром Вовка проснулся от тихого шепота на веранде.

– Ты чего, старуха, мал он еще. Будет ныть и мне никакой работы – стараясь чтобы никто, кроме бабушки не услышал, строго говорил дед.

– Один раз можно, – не сдавалась бабушка, – пусть посмотрит и сам потом больше не поедет.

– Пусть одевается, – сказал дед, – Ох, и маята мне будет.

Дед еще немного поворчал, но внука взять согласился.

Вовка с замиранием сердца слушал, чем закончится разговор. Обрадованный, он наспех натянул штаны и рубашку, и, выглянув из комнаты, услышал, как пастух поскакал на лошади, подгоняя коров. Успел – радовался Вовка. Успел. Он влетел вихрем на кухню и плюхнулся на табурет завтракать. Дед ждать не будет. Засунув в рот свежего хлеба, Вовка запил его парным молоком. Готов. Дед выгонял мотоцикл, и Вовка бежал к нему на помощь.

– Ну смотри, малец, захнычешь – пешком домой пойдешь, – предупредил дедушка, усаживая внука в люльку, пристегивая брезентовой накрывашкой.