Спанкмейер, стоя в начале очереди, продолжал жаловаться:
– Черт, мне нужно расслабиться. Как вышло, что нас вот так вот, сразу же отправили обратно? Это нечестно. Парни, нам полагается отдых.
– Ты только что три недели отдыхал, – мягко заметил Хикс. – Хочешь всю жизнь в резерве провести?
– Я хочу сказать, в живом, а не замороженном виде. Три недели в морозильнике – это не настоящий отпуск.
– Да, первый[8], как так вышло? – заинтересовалась Дитрих.
– Ты знаешь, это не мне решать, – Эйпон поднял голос, заглушая ворчание. – Так, кончаем жевать одно и то же. Первое собрание в пятнадцать ноль-ноль. Я хочу, чтобы к этому времени все выглядели как человеческие существа, пусть даже большинству из вас придется хорошенько замаскироваться. Давайте пошевеливаться.
Одежду для гиперсна все просто снимали и швыряли в утилизатор отходов. Проще было сжечь остатки и выдать все новое для обратного пути, чем пытаться повторно использовать шорты и футболки, которые прилегали к телу на протяжении нескольких недель. Цепочка стройных голых тел двинулась в душ.
Пущенная под высоким давлением вода смывала скопившиеся пот и грязь, заставляла гореть нервные рецепторы под отдраенной начисто кожей. Хадсон, Васкес и Ферро через клубы пара наблюдали за тем, как вытирается Рипли.
– Так, что это тут за свежее мясцо? – спросила Васкес, вымывая из волос шампунь.
– Предполагается, что она вроде консультанта. Я мало о ней знаю, – миниатюрная Ферро вытерла плоский и крепкий, как стальная пластина, живот, и добавила театральным тоном: – Она однажды видела чужого. По слухам.
– Ого! – Хадсон скорчил гримасу. – Я впечатлен.
Тут до них донесся окрик Эйпона. Тот уже вышел из душа и теперь вытирал плечи, на которых жира было не больше, чем у морпехов на двадцать лет его моложе.
– Давайте, пошевеливайтесь. Сборище ленивых задниц, вы рециркуляторы досуха выжмете. Двигайтесь. Прежде, чем мыться, нужно еще попотеть.
По традиции в кают-компании царило неформальное разделение. Так получилось само собой. Не потребовалось ни договариваться, ни расставлять таблички с именами у стаканов. Эйпон с морпехами заняли большой стол, а Рипли, Горман, Бёрк и Бишоп уселись за другим. Все потягивали кофе, чай, спритц или воду, ожидая, пока корабельный автоповар выдаст яичницу с эрзац-беконом, тосты и рубленое мясо, приправы и дозы витаминов.
Всех морпехов можно было опознать по форме. Здесь не нашлось бы двух одинаковых, и разница заключалась не в специальных знаках различия, а в личном вкусе.
«Сулако» не являлся казармой, а Ахерон не походил на парадный плац. Время от времени Эйпон устраивал разносы за особенно вопиющие дополнения к униформе. Например, так случилось, когда Кроу появился с изображением последней подружки на наспинной броне. Но по большей части он позволял своим людям украшать костюмы по вкусу.
– Эй, первый, – приставал к Эйпону Хадсон, – что за операция?
– Да, – Фрост побулькал чаем. – Я знаю только, что получил приказ об отправке и даже не успел попрощаться с Мирной.
– Мирна? – рядовой Вержбовски поднял кустистую бровь. – Я думал, ее звали Лейна?
Фрост на мгновение замялся.
– Кажется, Лейна была три месяца назад. Или шесть.
– Это спасательная миссия, – Эйпон потягивал кофе. – Сочные колонистские дочки ждут помощи.
Ферро приняла нарочито разочарованный вид:
– Дьявол, мне тогда там и заняться нечем будет.
Хадсон плотоядно на нее оскалился:
– Это почему?
Ферро швырнула в него сахаром.
Эйпон просто слушал и наблюдал. У него не было причин вмешиваться. Он мог бы их утихомирить, сделать все по уставу, но вместо этого предоставил людей самим себе. Но только потому, что знал: его люди – лучшие.
Он пошел бы в бой с любым из них, не беспокоясь о том, что творится за спиной. Зная, что если кто-нибудь попытается подкрасться сзади, с ним разберутся не хуже, чем если бы у него самого были глаза на затылке.
Пусть играют, пусть ругают Управление внеземной колонизации, корпус, Компанию, да и его самого тоже. Когда придет время, игры закончатся, и все займутся делом.
– Тупые колонисты. – Спанкмейер уставился в появившуюся перед ним тарелку. После трех недель сна есть хотелось зверски, но не настолько, чтобы он удержался от непременного солдатского замечания о кухне. – Что это еще такое?
– Яйца, болван, – ответила Ферро.
– Я знаю, что такое яйцо, пустоголовая. Я про эту размокшую плоскую желтую штуковину с краю.
– Думаю, кукурузный хлеб, – Вержбовски потыкал субстанцию пальцем и отсутствующе заметил: – А я бы не отказался заполучить еще разок одну из тех арктурианских проституток. Помните то время?
Справа от него сидел Хикс. Капрал быстро огляделся вокруг, потом снова уставился в тарелку.
– Похоже, наш новый лейтенант слишком хорош, чтобы есть с нами, простыми сошками. Целует задницу представителю Компании.
Вержбовски поглядел за спину капрала, не заботясь о том, что кто-то может заметить, куда он смотрит.
– Ага.
– Не важно, если он знает свое дело, – заметил Кроу.
– Волшебные слова, – Фрост занялся яичницей. – Посмотрим.
Возможно, их беспокоил возраст Гормана, несмотря на то, что лейтенант был старше половины людей в отряде. Но, скорее, виной тому было то, как он выглядел: аккуратная, несмотря на несколько недель в гиперсне, прическа, острые и прямые складки брюк, сияющие подобно черной стали сапоги. Слишком хорошо он смотрелся.
Пока они ели и разговаривали, Бишоп занял пустое место рядом с Рипли. Та подчеркнуто поднялась и пересела на другую сторону стола. Старший помощник принял обиженный вид.
– Рипли, мне жаль, что ты так относишься к синтетам.
Рипли, не обращая на него внимания, обвиняюще уставилась на Бёрка.
– Ты не говорил о том, что на борту будет андроид! Почему? И не ври мне, Картер, я видела его татуировку у душевой.
Бёрк пришел в замешательство.
– Ну, мне это и в голову не приходило. Не понимаю, почему ты так злишься. Уже много лет как правила Компании требуют присутствия синтета на борту любого транспорта. Им не нужен гиперсон, и это обходится гораздо дешевле, чем найм пилота-человека для наблюдения за межзвездными прыжками. Они не сходят с ума, работая в одиночку на дальних рейсах. В этом нет ничего особенного.
– Сам я предпочитаю термин «искусственный человек», – мягко добавил Бишоп. – Что-то не так? Возможно, я могу чем-нибудь помочь.
– Не думаю, – Бёрк вытер с губ желток. – В ее последнем рейсе синтет совершил ошибку. Это привело к гибели людей.
– Я потрясен. Это случилось давно?
– По правде говоря, довольно давно.
Бёрк не стал углубляться в детали, за что Рипли была ему благодарна.
– Тогда это наверняка была старая модель.
– «Хипердайн Системс» 120-A/2.
Изо всех сил стараясь принять примирительный вид, Бишоп повернулся к Рипли:
– Что ж, это все объясняет. Старые A/2 всегда были немного дергаными. Теперь такого случиться не может: в нас встраивают новые поведенческие ингибиторы. Я не в состоянии причинить вред человеку или допустить подобное своим бездействием. Ингибиторы устанавливают в процессе сборки вместе с остальными церебральными функциями. Никто не может вмешаться в этот процесс. Так что, как видите, я довольно безобиден, – он протянул Рипли тарелку с горкой желтых треугольников. – Еще кукурузного хлеба?
Рипли выбила тарелку у него из рук, и она грохнула в дальнюю стену, рассыпая хлебцы. Но не разбилась.
– Просто держись от меня подальше, Бишоп! Ты понял? Держись подальше.
Вержбовски, который молча наблюдал за спектаклем, пожал плечами:
– Ей тоже не нравится кукурузный хлеб.
После чего вернулся к еде. Этим обсуждение вспышки Рипли и закончилось.
После завтрака морпехи перебрались в комнату подготовки. Вдоль стен выстроились ряды экзотического оружия. Несколько человек сдвинули стулья и начали импровизированную игру в кости. Было непросто устроить подпольное казино после трех недель без сознания, но они старались. Когда вошли Горман и Бёрк, морпехи лениво выпрямились, но стоило Эйпону рявкнуть: «Смир-но!», как все резко вскочили с мест. Мужчины и женщины отреагировали одновременно: опустили руки по швам, уставились прямо перед собой и замерли в ожидании следующих приказов.