– На вид, вроде, умные мужики, – заметил Снегирёв, – а несёте какой-то бред. Если вам нужна слава, то я могу поделиться ей с вами. Меня знают все!

– Блеф! – возразил Платонов. – Ты просто юный шизофреник, Ваня! Почему тебя должны все знать? Ты что, двуногое солнце?

– Что-то около этого, – на полном серьёзе согласился с таким диковатым предположением Снегирёв, – я – солнце!

Их «попрыгунчик» остановился на сельской улице перед небольшим деревянным домиком.

Платонов выключил двигатель машины, поставив её на ручник и сказал:

– Приехали! Выходим! Тебя это, Ваня, не касается. Ты сиди в автомобиле и не высовывайся.

– Можешь даже вздремнуть или перекусить, – сказал Гиров. – Там у тебя под ногами стоит сумка. В ней – кое-какая еда. Тебе она понравиться. Или просто посиди и поскучай!

Оставив Снегирёва, они направились к скамейке перед небольшим домиком. На ней сидел и грелся под лучами солнца крепкий сухопарый старик с двумя головами. На нём не так уж и плохо сидел изрядно поношенный костюм, смотрелись и рваная рубаха, и стоптанные башмаки. С виду, самый настоящий сельский нищий.

Все его четыре глаза надменно разглядывали непрошенных гостей. В зрачках явно читалась злоба, надменность и неприязнь ко всему существующему.

– Доброе утро, папаша! – поприветствовал его Гиров. – Худо живётся пенсионерам в России? Или терпимо?

– Худо и мерзко, – ответил старик. – Что пенсия? Она – полное издевательство над пожилым человеком. Так с кокосового молока на сухие бананы и перебиваюсь.

– Не прибедняйтесь, Виктор Агафонович, – поставил двухголового старика на место Платонов, – у вас ведь очень… персональная пенсия. Далеко не каждый работяга столько получает от государства. Партия, так называемой, справедливости заботится о своих псах!

Старик встал с места, собираясь уйти в свой небольшой дом.

– Недосуг мне с вами разговаривать, – проговорил старик «хором», сразу двумя своими ртами. – Не имею чести вас знать и не желаю! Меня не интересуют те, кто живёт, как может, всякие лентяи и алкаши! Если вы отсюда не уберётесь, я вызову охрану!

– Ну-ка, старый хрен Моблов, громко и отчётливо приглашай нас в свой дом! – приказал старику Гиров. – Делай это громко, чтобы все соседи слышали. Произноси эти слова с любовью и приветливо! Говори!

– Попрошу в мой дом, гости дорогие! – заорал старик, выпучив от удивления все свои четыре глаза и мотая головами. – Гостям мы рады всегда!

Всё это он делал помимо собственной воли. Виктор Агафонович пытался взять себя в руки, но у него ничего не получалось. Бесцеремонно Платонов и Гиров вошли в небольшой дворик, а потом и в дом.

Они сразу же обратили внимание на то, что обстановка в его, почти что, лачуге была убогой. Две ветхие комнатки, десятки лет не знавшие ремонта, со старыми сундуками, железная кровать в передней, две старые табуретки и шатающийся стул. Имелась, правда, ещё и лавка.

Одним словом, почти ничего, если не считать ещё допотопного показывающего телевизионного устройства, проще говоря, телевизора, который стоял, где-то, в самом углу горницы. Гиров и Платонов сели на лавку без приглашения. Старик занял одну из табуреток.

– Чем обязан? – пролепетал он. – Имейте в виду, что вашу машину уже заметили строгие и принципиальные люди. Прямо сейчас.

– Не слишком богато живёте, Виктор Агафонович, – не обращая внимания на его угрозы, сказал Платонов. – Вся жизнь прошла на партийной и, как бы, на государственной работе, а в доме ничего нет. Да и самого дома, считай, тоже. Как же так, уважаемый? Что за несправедливость? Почему такое происходит?

– Это не главное, – глаза старика лукаво заблестели, – зато я знавал самого…

– И помогали ему воровать и таким, как он, обирать страну и её народ? Лично и вы грабили честных и порядочных людей! Снимали с нищих последние рубашки! Кроме незаконной олигархии, старались ещё и чиновники, процветающие на поборах. Да и, практически, на убийствах, как вы говорите, простых людей. Так? – Перебил Гиров двуглавого старика. – Конечно же, быть у воды и не замочиться – сложно для таких, как вы.

– Не надо! – возмутился Виктор Агафонович. – Я вступил в Партию Справедливости не по лотерейному билету. Я в ней почти с детских лет, и для меня существует в мире все две национальности: русский и нерусский. Я патриот своей страны!

– Если бы это было так, – сказал Платонов, – то ваша правящая и коррумпированная орава не уничтожала бы сотни тысяч людей самых разных национальностей и, главным образом, русских. Ты – полный отстой! Ты – протухающий мусор на кухне у нерасторопной хозяйки! Его надо вовремя выносить, на помойку.

Конечно, Платонову было, что ещё сказать двуглавому старику, изображающего из себя нищего и обиженного. Но Родион не стал вступать в дискуссии, в никчемную полемику с великим грешником и государственным преступником, обласканным сворой внутренних интервентов и оккупантов, объявивших себя государством. И не только таковым, но владельцами всего того, что принадлежит российскому народу.

Когда Родион был ещё маленьким мальчиком, смотрители из Партии Справедливости ворвались в дом, где он жил со своими родителями, и убили его отца, мать и двух его старших сестёр. Палачи лишили жизни ни в чём не повинных людей только потому, что на них в специальные органы написали донос добрые и всегда улыбчивые соседи.

В клеветнической бумаге было указано, что мать, отец и сёстры Родиона читали запрещённую художественную литературу, что-то очень глупое, наивное и бездарное о… справедливости. Да когда же им было что-то читать? Задача перед всеми стояла только одна – только выжить, заработать немного денег на самую дешёвую еду. Об одежде речи не было. В России для «простых» людей не имелось почти никакой работы. Только временная подёнщина за мелкие монеты.

Ни одни они пострадали в те давние годы. Причём, ни за что, а по доносам, за какую-то литературную муру, наспех состряпанную явными агентами самых разных специальных служб, истекающей кровью России. А его-то родители и сёстры, безработные, когда-то трудились на частной фабрике искусственных тканей, пока предприятие не закрылось.

Владелец её с миллиардами заокеанских долларов преспокойно уехал в тамошнюю Австралию. Оттуда всячески в средствах массовой информации критиковал тех господ из правительства, которые дали ему возможность внезапно и круто разбогатеть за счёт безропотных людей, обливал грязью «ленивый», «пьяный», «глупый», «дикий» российский народ.

Жаль, что не нашлось доброго молодца, который бы пусть не мечом, а с помощью точного удара обычным кирпичом по черепу мерзкой сволочи отправил бы её в один из тёмных миров, к чертям, то есть к своим.

Спасибо порядочным людям, не пишущим доносы. Они спасли Родиона, который был тогда младенцем. Не просто спасли, но приютили, выкормили, воспитали и даже умудрились дать ему кое-какое образование. Правда, потом и они стали жертвами гнусных доносов. Ведь если на добрую сотню честных и добрых людей, найдётся одна-две двуногих скотины, то этого достаточно, чтобы жизнь для многих стала кошмарным адом.

История жизни Гирова тоже была довольно страшной. Его родителей и уже взрослую сестру при помощи волнового преобразователя сотрудники Службы Безопасности прямо на глазах мальчика превратили в диких гусей. На волю их не выпустили, а просто… сожрали. Деликатес!

Подали на стол в запеченном виде каким-то пузатым гурманам, вроде бы, финансистам. Так распорядился поступить глава их Большого Города, Василий Васильевич Муров. Ему просто показалось, что семейство Гировых принципиально не включает телевизор, когда к народу обращается президент страны.

Но ведь малохольная рожа «первого» человека России Кондрата Кондратовича Друмбы, ставшего президентом по лотерейному билету, почти постоянно торчала на телеэкране. Он никогда не отвечал ни на какие, даже самые простейшие, вопросы. Отшучивался, рассказывал прибаутки, анекдоты и гордился своим политическим рейтингом. Мелкий бес, активно жирующий на крови людской, на службе палачей, грабителей и воров