Привожу себя в порядок, протягиваю руку к полотенцу, и замираю. Их два – оба бежевые, большие, мягкие. Но, на одном вышито – "ДЕН", а на другом – "ТЕСС". Тесс? Тереза, что б ей пусто было! Думала, имя редкое, ан нет – на каждом шагу попадается. Рядом с полотенцами два халата – такие же махровые, и маняще теплые… Один зеленый, второй розовый. Жена, значит, имеется у брюнета. И дом, значит, его, Данилы-Дена этого! Жена, получается, отправлена к морю, а сам проституток снимает! И именем супруги называет! Во опять вспыхивает пожар ненависти. Козлы! Какие же козлы мужики!

Ладно! Не мое дело, что в этом семействе происходит! Пора отрабатывать помятый бок ровера. И я отправляюсь на кухню. По дороге заглядываю в комнату, вернее в зал, или гостиную. Отделка совершенно мужская, под деревенский дом. Стены под кирпич, потолок – темное дерево, на полу ковер, минимум мебели – современные диван и два кресла, кофейного цвета. Еще столик. Окна задернуты тяжелыми темными портьерами, на стене огромная плазма. Завершает картину камин, с мрачно разинутым темным холодным зевом. Как-то пустовато… Иду на кухню. Здесь интерьер совсем другой – керамогранит, сталь, пластик. Плита, и другая техника – от крутых фирм. По всему увиденному понятно – хозяева далеко не бедные. Но, как и в зале, здесь тоже чего-то не хватает… Мелочей, придающих уют? Принимаюсь освобождать магазинные пакеты. Похоже, качки закупались в супермаркете, и торопились, хватая что под руку попалось. Меня опять начинает трясти – холодно! Надо было козлиный халат надеть.

Хлопает дверь, и мужики являются в дом. Блондин, чье имя я так и не знаю, входит в кухню, держа в руках несколько огромных ножей. Вздрагиваю, и роняю на пол упаковку нарезки-салями. Качок не обращает на меня внимания – будто я пустое место, и принимается мыть тесаки в раковине. Потом тщательно вытирает полотенцем, и уносит. Дом наполняется шумом и голосами, словно мужчин не двое, а целая рота. Например, минут пятнадцать бандиты выясняют, где гирлянда, посылая друг друга искать ее в разные места. Они мотаются туда-сюда, часто заходя на кухню. Когда это происходит, я стараюсь поворачиваться к мужикам спиной, что бы лишней раз не светить своими прелестями. Блондин, который оказывается Тимохой, ибо так его называет брюнет, по прежнему игнорит. Данила же, зайдя первый раз на кухню, с интересом меня рассматривает, словно только что увидел. Однако, мое преображение никак не комментирует, а продолжает давать указания – овощи нарежь, упаковки открой и все разложи по тарелкам, а тарелки вон там. И добавляет:

– Не надумайся сбегать, во дворе Шибо! Порвет, как тряпку!

Я и так понимаю, что собака где-то там. Хотя мысль о побеге присутствует. Ладно, видно будет. Что-нибудь придумаю! Жаль, конечно, что у меня нет телефона. Хотя – кому б я позвонила?Попросить о помощи некого…

Удивительно, но неловкости при виде Данилы не испытываю, словно ничего и не было. Словно тот минет в машине случился не со мной. Или со мной, но во сне. Брюнет тоже ничем о нем не напоминает.

Замечаю, что мои похитители похожи – фигурой, походкой, чертами лица. Братья,что ли? Еще, мне приходит мысль – может, под "отработать" они это имели ввиду? Приготовить, стол накрыть… Ведь не пристают же, и вообще, не смотрят, как на женщину. А тот отсос был случайным, и произошел, потому что я сама проявила инициативу. Размышления так меня приободрили, что я совсем расхорохорилась – и подмести могу, и полы помыть! Только прикажите, господа рабовладельцы!

Тимоха заходит в кухню, берет бутылку шампанского, и три бокала. Три! Прислугу, стало быть, тоже угостят.

– Возьми еды какой нибудь, и вилки! – командует он мне. И оглядев стол, кривится:

– Зачем тарелки? Мыть потом! Из контейнеров похавали бы!

– Я помою посуду! – обещаю с готовностью, показывая, насколько полезна в качестве домработницы, и добавляю – Как есть из контейнеров? Праздник же, Новый Год! Все должно быть красиво!

– Тоже мне, праздник! – кривится блондин, и выходит.

И чем он всегда недоволен?

– Тереза, давай резче! – орет он из коридора – Двенадцать почти!

И чего шумит? Для него это не праздник! Но, я сама хочу успеть выпить шампанского под звон курантов. Хоть сегодня произошли невеселые, даже трагичные события, из которых теперешнее рабство не самое худшее, но Новый Год же! Как можно его не встретить с полным бокалом? Быстро накидываю на поднос тарелки с закусками, и торжественно несу в зал. По дороге замечаю, что ружей на полу уже нет. Прибрали.

Гостиная преобразилась – все залито ярким светом, и красуется елка, воткнутая в обычное пластмассовое ведро, украшенная только мерцающей гирляндой – нашли все таки! Плазма включена, и на ней циферблат с медленно движущейся стрелкой, побирающейся к полуночи. Но, главное – призывно пылающее жаром чрево камина, возле которого лежит кучка поленьев. А мои работодатели стоят возле этого очага с бокалами. Именно стоят, хотя возле камина появились три кресла, окружившие небольшой столик, которого там раньше тоже не было – он располагался возле дивана. Три кресла! Я полноправная гостья?

– Ставь на стол! – командует Данила. Послушно опускаю поднос, Тимоха сует мне бокал, в котором уже пениться шампанское. Раздается бой курантов, и брюнет произносит тост:

– Что б такого поганого года, как прошедший, больше не было!

"Точно! Согласна!"

Мы чокаемся – молча – и так же молча пьем. Мне нужно напиться, что бы не замечать окружающего меня абсурда, и забыть, выкинуть из головы то, из за чего я влипла в такую мерзкую ситуацию. Выпиваю шампанское залпом.

Этот напиток весьма коварен, и почти сразу бьет в голову. Я кручу в руках пустой бокал, намекая, что пора бы повторить… И рассматриваю мужиков, стоящих рядом – один справа, второй слева. Они не переоделись, просто сняли куртки и обувь, и теперь находятся в почти одинаковых, обтягивающие мощные торсы футболках – Тим в белой, Данила в серой. Еще, оба в джинсах. Мужчины очень высокие, я едва дохожу макушкой им до плеч, и очень большие – прямо шкафы, состоящие из сплошных бугров мышц. Хихикаю, ибо в голову приходит стишок:

"Были у Маруси два огромных гуся – один серый, другой белый, два суровых гуся!"

Сейчас, в спокойной обстановке, с расслабленными лицами, мужчины не кажутся угрюмыми или страшными – наоборот, оба весьма симпатичные. У обоих голубые глаза, правильные черты лица, и загорелая кожа, только у Дена волосы темнее, чем у Тима. Возраст этих качков на вид – лет тридцать пять – сорок. Староваты, с высоты моих двадцати четырех! А вот фигуры их, с мощными торсами и широкими плечами, впечатляют. Одни накаченные предплечья чего стоят! Каждое толще, чем моя нога! Наверное, я выгляжу рядом с ними как дюймовочка, или, скорее, как заморыш.

– Вы братья? – спрашиваю я, окончательно осмелев.

– Угу! – кивает Данила, и добавляет – Близнецы!

– Надо же! – удивляюсь я. Для близнецов они, все же, не очень похожи.

Тимоха ставит свой пустой бокал на стол, и отходит. Наверное, за вином пошел, или водкой – что там эти бандиты предпочитает. И того и того много, видела я, в мини—баре.

Неожиданно, сильные руки обнимают меня за талию, отчего я вздрагиваю, и оглядываюсь. Заграбастал меня Тимоха, и был он совершенно голый! Данила забирает у меня пустой бокал, а Тим отступает, уводя меня от стола. А я надеялась, что тем минетом в машине все и закончиться…

Чувствую, как мужчина горячо дышит мне в шею, и чувствую, как его твердое, здоровенное достоинство упирается куда-то в поясницу. Потому, что качок намного выше меня. Тимоха пахнет не так, как его брат – здесь взрыв жгучих специй, укрощенный обволакивающей свежестью зелени. Ладони мужчины, шершавые от мозолей, сжимают мою талию, а губы касаются моей шеи, вначале осторожно, словно пробуя вкус и запах. И набрасываются, словно дикий ненасытный зверь. Тим целует уже страстно и сильно, сминая, забирая в рот нежную кожу. Его рот перемещается по шее вверх-вниз, поцелуи становятся короткими и резкими, но все такими же сильными, еще и с укусами. При этом, легкая небритость мужчины слегка царапает и колется.