– Ванька, ты совсем обалдел?

Слободкин успокоился – пар вышел, и он стал безопасен для окружающих.

– Что, опять спалился? – спросил вечно хмурый Ломов.

– Да, можно и так сказать… Теперь всё, кранты. Осталась последняя комиссионка. А тебе как удалось сдать?

– Никак. На комиссионку приду, завалю и завяжу с этим всем. Пойду юнгой на буксир, мой дядя там коком работает. А история… Не моё это.

Иван с пониманием слушал Ломова, ведь он также догадывался, что это «не его». Значит, Яков Демидович тоже был прав. Но в отличие от Ломова, у него не было дяди, который позвал бы его хоть кем-то на буксир, даже просто помыть полы. А кафедру истории он выбрал лишь потому, что это вторая дисциплина после музыкалки, где не было математики ни в каком проявлении. Этого он не переносил, и даже как-то уверял в начальных классах, что у него есть медицинские показания для освобождения от «заразных уроков»: от одних только цифр Слободкина резко начинало клонить в сон после приступа не прекращаемой зевоты. К тому же, Иван мечтал прославиться на всю страну, а ещё лучше – на весь мир, совершить какое-нибудь открытие, найти сокровища пиратов, древний храм или просто останки гигантского мамонта. Профессия археолога казалась ему лёгким путём к славе и почёту, и он никак не мог понять, зачем нужно так много изучать лишь для того, чтобы откопать в земле что-то стоящее.

Спустившись в столовую, Иван в весьма подавленных чувствах подсел за столик к Щучкину, который был увлечён в поедание сосисок в тесте.

– Пока ты тут с сосисками в тесте балуешься, у меня полный завал…

– Что, опять не сдал?

– Нет. Последняя комиссионная осталась. И всё. На вылет. Ломов, кстати, тоже. Но он пойдёт на буксир к дяде. А вот мне куда податься. Совсем не знаю.

– Ну и ладно. Ты же всё равно археологом не станешь, ума маловато и скучно это всё, годами в земле копаться. Я хоть и проскочил на трояк, но ещё не решил, может и дальше не буду продолжать.

– Ума? Я, по-твоему, совсем дурак что ли? Я, между прочим, поумнее тебя буду. А на трояк ты сдал, потому что я тебе шпору от Смирновой передал. И почему все лучше знают за меня, что моё, а что нет? Может, мне… уровень образования местный не нравится. Преподы вон, не умеют заинтересовать студента! И… учебники не те, старые какие-то, одним словом, некачественный материал, не дающий должных знаний. Так что, не от меня это всё зависит.

– Эх ты, Ванька, у тебя все виноваты, только не ты сам! Материалы ему не нравятся, ой загнул! Ты в столовке бываешь чаще, чем на парах, а в библиотеке ты не просидишь и десяти минут. Тебе бы на кухне работать, картошку чистить да посуду мыть. Это для твоего ума, но не для твоей лени. Так что тебе никогда не сдать этот экзамен.

– А ты и на это не горазд! Даже помочь толком не сумел. Бестолковый! Ещё и как сдам! Вот увидишь!

– Ну и прекрасно! В следующий раз, на меня не рассчитывай, дурачок-Иванушка.

После этих слов Щучкина, Иван со злостью откинул стул и направился к выходу со столовой. Его настолько вывели из себя все эти разговоры, что теперь он просто не мог уступить обстоятельствам, его главная цель – не просто сдать ненавистный экзамен, а ещё и получть за него твёрдую пятёрку и доказать всем, что он с дураками не в родстве. Выйдя в коридор, он остановился у перепутья: «Куда идти? А куда обычно идут в такой ситуации? Где сказал этот дурак Щучкин, что я и десяти минут не просижу? Вот пойду в библиотеку и просижу там до самого вечера. За это время выучу все-все темы, потом приду и сдам экзамен. Вот все и удивятся».

В библиотеке было довольно просторно, но удручала книжная пыль и глубокая тишина. Несмотря на то, что в этом книжном царстве есть компьютерный уголок, Слободкин был настроен решительно на «классику» – черпать знания он решил из сугубо бумажных источников. Подойдя к высоким шкафам с пометкой «История Древнего мира», Слободкин начал копаться в книгах, переворачивая всё на полках и выбирая учебники просто наугад. Это продолжалось не больше трёх секунд: тяжелая и костлявая рука схватила его за плечо, сердце Ивана спустилось на несколько уровней ниже столовой.

– Что это вы делаете, молодой человек?

Обернувшись, Слободкин увидел пожилую женщину с бейджиком. Нетрудно было догадаться, что это библиотекарь.

– К экзамену готовлюсь, как бы.

– Как бы, вам нужно сначала меня поставить об этом в известность. И назовите мне свою фамилию, я достану карточку.

– Слободкин Иван, первый курс исторического факультета. Мне нужно…

– Подождите, подождите… Я пойду искать вашу карточку. Пока сидите здесь и ничего не вздумайте трогать!

Пока Слободкин ждал, ему показалось что стены этого помещения как-то давят на него. Ему хотелось по скорее выйти на свежий воздух. Или вернуться в столовую. Присев за стол, он обхватил руками голову. Время тянулось бесконечно в этом тихом царстве книг…

Проведя минуты три, Слободкина снова «обрадовали» сотрудники библиотеки, что ему нужно ждать ещё, пока ему заведут новую карточку. А тем временем, он может выбрать необходимые книги под зорким наблюдением и добрым советом другой работницы. В итоге, Ивану сгрузили внушительную стопку книг, которую он еле-еле притащил за стол. Усевшись удобно, Слободкин погрузился в мир Древней истории, открыв первый параграф самой верхней книги. Будучи впервые в жизни приличным студентом, он внимательно читал, и читал, и читал, «поглощая» каждую строку. Каменный век, бронзовый век, греки с вином и поэзией, жестокие и ненасытные тавры, метание дисков, генуэзские торговцы с чанами рыбы, римские акведуки, кочевники на лошадях… Какой захватывающий мир! Но вдруг, в царящей книжной тишине раздался вопль:

– Нас захватили! Нас захватили! Лошадь… Кто впустил женщину-лошадь?! – кричал, размахивая турецким кинжалом Яков Демидович в одежде древнегреческого мудреца. Слободкин соскочил с места, заорав на весь институт:

– Убрать женщин и лошадей!!!

– Молодой человек! Молодой человек! – снова, та самая тяжёлая и костлявая рука теребила плечо Ивана. – Проснитесь, здесь не санаторий!

Вот так дела, Слободкин уснул прямо между страниц книги. Неизвестно, сколько бы он проспал ещё, если бы библиотека работала круглосуточно.

– Мы закрываемся. Сдавайте книги обратно и приходите в понедельник.

– В понедельник?! Я не успею! Я могу их взять с собой?

– Вы хотите вынести пол библиотеки? Забрать с собой вы можете не более пяти учебных материалов и спите себе на здоровье, сколько захотите.

Слободкин наспех схватил первые пять книг из длинной до потолка стопки, зарегистрировал их в карточке, и будто ошпаренный, выскочил из ненавистного помещения. Да так выскочил, что на лестнице не заметил своего однокурсника, которого невозможно было не заметить. Тем не менее, от столкновения лоб-в-лоб по коридору раздался хрустальный звон…

– Ай, да ты что! Совсем спятил что ли? Откуда ты взялся? – недовольно скривил лицо Антон Сушкин. Он был довольно упитанным парнем и слыл жутким занудой.

– Да отстань ты, Сушкин, дай пройти! Не видишь, тороплюсь, мой автобус сейчас уйдёт! Откуда, откуда. Из библиотеки, – проворчал Слободкин, поднял упавшие вещи с пола, и скорей побежал к выходу: автобус ждать его точно не будет. Сушкин долго смотрел ему в след, стоя руки в боки и покачивая головой: «Библиотеки? Значит точно, спятил!».

Иван чуть не пропустил свой «сто десятый», но успел проскочить в салон, набитый до отказа, как баночка Рижских шпрот. Автобус скрипел и кряхтел, даже когда стоял, а запах бензина, рыбных консерв, герани и резких духов обволакивал каждый миллиметр пространства. Поскольку в автобусе было яблоку негде упасть, не то, чтобы ухватиться хоть за что-нибудь, Слободкин упёрся в чей-то контрабас в потёртом чехле и принялся запихивать книги в рюкзак. Как это обычно бывает под конец рабочего и учебного дня, водитель автобуса не хотел терять время на светофоре, попытался быстро проскочить на последней минуте, но был вынужден резко затормозить, не сколько по приказу красного света светофора, сколько из опасений наехать на спешащую толпу на зебре. От такого виража пассажиров автобуса взболтнуло, будто из них хотят взбить мягкое домашнее масло – большая часть бедолаг оказалась на полу. Слободкину волею случая зарядили локтем в глаз, по инерции его тело отскочило назад, и он оказался прихлопнутым контрабасом, а стоявшая по соседству внушительная дама отдавила ему ногу. В полнейшей неразберихе и суматохе, помятые и недовольные пассажиры прокричали нелестные жалобы и предложения водителю до следующей остановки, где почти все покинули измученное транспортное средство. Иван был в их числе. Хромой на одну ногу и косой на один глаз, Слободкин решил не испытывать судьбу и дойти домой, пока ещё на своих двоих. Но после экстремальной поездки нужен был небольшой тайм-аут: тенистая аллея с изящными деревянными скамейками казалась райским оазисом.