Раньше Нина приводила время от времени этих сомнительных личностей к себе домой. На вид они были безобидными, один мужичок даже носил очки, наизусть читал Пушкина и приносил Ване конфетки; сидели у матери в комнате, тихонько переговаривались, чокались и пили. Но некоторое время назад, года примерно полтора, Пашка, придя домой с тренировки, застал в гостях у матери дома типа, которого никогда раньше не видел. Невысокий мужик этот был совершенно мерзкий на вид – непонятного цвета штаны в жирных пятнах, порванная на локте рубаха, грязные нестриженые патлы, свисающие на глаза. Он размахивал руками, что-то громко говорил, обильно перемежая речь матом, дикими глазами оглядывался вокруг. Мать сидела, вжавшись в кресло, а Ваньки не было видно. Пашка бросился в свою комнату в поисках брата, но там его не было. Ваня нашелся в темной ванной, он стоял там, спрятавшись за шторку, и тихонько плакал.

– Эй, парнишка, ты чего, все хорошо! – Пашка взял брата под мышки, вытащил из ванной, поставил на пол и прижал к себе.

– Я боюсь этого дядю, – мальчик всхлипнул и уткнулся брату лицом в живот. – Ты почему так долго не шел?

– Тренировался прогонять плохих дядь, – чуть слышно ответил Пашка, отодвинул от себя Ваню и вышел из ванной. В ушах у него зашумело, в горле пересохло, руки сжались в кулаки.

Пашка влетел в комнату, где пьяный мужик навис над сидящей в кресле испуганной матерью, схватил его за шкирку и поволок к выходу из квартиры. Подросток был выше своего оппонента и, видимо, сильнее, так как три раза в неделю занимался боевым самбо, в то время как мужичок ничего тяжелее бутылки давно не поднимал. Мужик хрипел и извивался, но Пашка держал его мертвой хваткой.

В прихожей Пашка на секунду убрал левую руку с одежды мужичка, открыл входную дверь и со всей силы вытолкнул того наружу. Мужчина отлетел метра на полтора и упал на подъездную плитку задницей, громко визгливо матерясь.

– Если еще раз здесь увижу, убью, – пообещал Пашка и захлопнул дверь. От двери ванной на него восхищенно смотрел Ваня, осмелевший настолько, чтобы выйти в коридор.

– Ну ты как супермен, – присвистнул младший брат.

Ничего не ответив, Пашка снова вошел к матери в комнату и закрыл за собой дверь. Затем подошел к креслу, где сидела испуганная женщина, наклонился к ней и тихо, но очень разборчиво сказал:

– Если еще раз я увижу здесь хотя бы кого-то из твоих дружков, я убью их, я тебе клянусь. Меня посадят, Ваньку заберут в детдом, а ты перестанешь получать на нас пенсию. Ты поняла?

Мать медленно кивнула, не отрываясь глядя в глаза сына. Она не выглядела сильно пьяной, скорее чуть выпившей, значит, должна все понимать, решил Пашка.

Он не знал, чего больше испугалась мать – лишиться детей или денег, – но больше к себе домой она никого никогда не приводила, лишь иногда уходила сама.

***

Пашка прошел в ванную, отвернул кран с горячей водой, снял штаны, мокрые носки и устроился на бортике ванной, с наслаждением подставив красные ноги теплой струе. Вода не была сильно горячей, это было вечной темой для обсуждения в домовом чате, но даже такая температура воды для ледяных Пашкиных ног стала настоящим блаженством.

Минут пять сидел Пашка, счастливо улыбаясь, грея под водой и ступни, и руки, шевеля постепенно оживающими пальцами ног; просидел бы и дольше, но ему нужно было спешить за братом в детский сад. С сожалением закрыв кран, Пашка вытер ноги, руки и пошел переодеваться. Носки сухие и теплые нашлись в его комоде, но что делать с обувью? Надевать мокрые дутики не хотелось просто страшно. Натянув джинсы и божественно-мягкие и теплые махровые носки, Пашка поплелся в прихожую.

– Вот балда! – хлопнул себя Пашка по лбу, наткнувшись в прихожей взглядом на резиновые сапоги. Ну конечно же! Осень была дождливая, и обнаружив, что осенние ботинки ему малы, Пашка решил купить вместо новых ботинок резиновые сапоги. Это было дешевле кожаной обуви (да и не кожаной тоже), и ходить в сапогах с теплым носком можно было до самых морозов.

Натянув на ноги сапоги, Пашка схватил куртку и выбежал из дома. Времени было много, почти шесть, Ванька его заждался уже, наверное.

Вопреки опасениям, Ваня в группе был из детей не последний, еще две милые девочки в платьицах и с бантиками играли в кукольный домик. За девочками скоро придут их такие же нарядные опрятные мамочки, пахнущие духами и, возможно, капучино, заберут их в их теплые уютные прибранные квартирки, где будут готовить им ужин, читать книжки и расчесывать шелковистые волосики.

Паша поймал себя на непонятном раздражении, и тут же запретил себе думать так. Разве эти две девочки виноваты, что у них мамы нормальные, а у Ваньки нет? Неужели было бы лучше, если бы за всеми детьми в садике приходили либо потрепанные тетки с бодуна, либо несчастливые от свалившейся на них ответственности братья – сестры?

Ваня, видимо, уже давно поглядывал на входную дверь, поэтому, когда Пашка зашел в раздевалку, моментально выбежал из группы и бросился брату на шею.

– Пашка, Пашка, ты не какашка, – продекламировал Ваня, хихикая.

– Ну спасибо, – улыбнулся подросток, вынимая из Ваниного шкафчика зимнюю куртку и болоневые брючки.

– А мама дома нас ждет, да? – Ваня прыгал вокруг брата, дергая его за руку.

Пашка вздохнул.

– По делам ушла. А мы с тобой зайдем в магазин, купим макарон, сварим и посмотрим дома мультики.

– А мама? – улыбка сползла с Ваниного лица. За последние пару недель мальчик привык к тому, что мама ждет его дома, и новости о том, что мама куда-то ушла, его встревожили. Когда мама не болела – для Вани мамино «особое» состояние называлось просто словом «болезнь», – то всегда ждала его из садика дома. А вот если «болела», то бывало по-разному.

– Да что ты заладил, мама, мама, – огрызнулся Пашка, стягивая с брата групповую футболку. – Не знаю я, где мама. Одевайся шустрее, есть уже хочется, – у Пашки правда под ложечкой давно сосало, последний раз он ел в школьной столовой поздний завтрак около половины двенадцатого, и больше ему поесть было некогда. Да, в общем, и нечего.

– А погулять?

– Ну погуляем немного, ладно.

Присмиревший и погрустневший Ваня послушно оделся, и, попрощавшись с воспитательницей, братья вышли на улицу.

Забирать Ваню из садика было единоличной Пашкиной обязанностью. Раньше это могла делать и Нина в свои хорошие дни, которых еще год, а тем более два назад, было намного больше, чем сейчас, пока однажды не пришла в сад пьяная. Ребенка ей, естественно, воспитатели не отдали, а позвонили в службу опеки. Благодаря работающей там специалистом Елене Васильевне, которая постаралась разобраться в ситуации со всех сторон, детей из семьи не изъяли, но семью поставили на учет. С тех пор раз в месяц Елена Васильевна наведывалась к ним в квартиру проверить, все ли в порядке, есть ли еда, соответствуют ли условия проживания нормам, а Пашка стал забирать Ваню из сада исключительно сам. Иногда, когда мать была в порядке, он просил ее сходить за сыном, чтобы воспитатели видели, что у них все нормально и мать в наличии имеется, в остальное же время Пашка разводил руками, говоря, что мама много работает и поздно заканчивает, а воспитатели делали вид, что верят.

На улице Ваня первым делом бросился к своей любимой снежной горке сразу за воротами садика. Буквально за десять минут катания с горки на попе и штаны, и куртка мальчика стали сырыми. Воспользовавшись этим, голодный и уставший Пашка утащил брата с площадки.

– Не хватало заболеть, быстро домой пошли, – Пашка стремительно шел по направлению к дому, крепко держа Ваню за руку, а Ваня так быстро, как только мог, перебирал своими пока еще коротенькими ножками. – Только в магазин забежим за макаронами.

– А можно мне вкусняшку? – обрадовался Ваня, услышав про магазин.

– Только чупа-чупс, – прикинув, на что ему хватает, ответил Пашка. Маленькие чупики были самым дешевым лакомством в их магазине.

– Не хочу чупа-чупс, хочу киндер. Или Эмэндэмс. Или сникерс, – скуксился Ваня.