Лучше бы он этого не наблюдал. Ему кажется, что Старшая Мать сошла с ума, он боится ее, хотя ей сейчас нет до него никакого дела. Даже если бы он подбежал к ней и закричал, что увидел потрясающий сон, то она отмахнулась бы от него, как от надоедливой мухи, и все!
И вдруг он замечает, что у Старшей Матери закрыты глаза.
Она обходит весь круг с закрытыми глазами, ощупывая руками тела и лица мужчин и женщин. Те стоят спокойно.
Наконец она доходит до Монки и уверенно обнимает ее за плечи.
- Вот! - громко говорит Старшая Мать и открывает глаза.
И Тимус понимает: сейчас произойдет непоправимое.
Монку выберут королевой карнавала, а значит, уже после того, как все закончится и новые маски будут сожжены, Монка на целый год отправится жить в специально построенную хижину, неподалеку, в соседнем распадке, но вход в этот распадок запрещен всем, кроме Старшей Матери.
После веселья королева карнавала целый год молчит и замаливает грехи. За всех обитателей жилища, за женщин и мужчин, подростков и маленьких детей. После чего она возвращается, но ведь Монка - одна из матерей света, так почему Старшая выбрала именно ее? Обычно это бывает просто женщина из обитательниц, слово «племя» Старшая Мать предпочитает не говорить, поэтому и они все его избегают, хотя они и есть племя, только Тимус не знает этого, как не знает и того, почему Старшая Мать сделала сегодня именно такой выбор.
На Старшую уже надели накидку.
Но Тимусу больше и не хочется глядеть на ее большие, тяжелые полукружия.
Прошлая королева все еще там, в хижине.
Она вернется в жилище лишь после того, как Монка отправится на ее место.
Только вот Тимусу будет все равно, он не представляет, как это - целый год жить вдали от Монки, пусть даже до распадка рукой подать. Но этот путь ему не пройти, это даже не правило, это просто запрещено, за ослушание - смерть.
По крайней мере, так об этом говорят обитатели.
И никто никогда не пытался нарушить этот зарок.
Зато Тимус понял, какую маску он сделает себе для карнавала. Он станет котоголовом. Монка любит котоголовов, всегда ведь кто-то кого-то любит, а кто-то кого-то - нет. Старшая Мать котоголовов не любит, она их даже побаивается, хотя и понимает: от них много пользы. А Монка любит. Только вот решить сделать маску котоголова просто, намного сложнее понять как.
Тимус дожидается, пока Старшая Мать и Монка уходят в жилище. Остальные же, пересмеиваясь, направляются в сторону леса. Пришла пора делать маски, Белка идет с ними, она уже стала взрослой, ей тоже надо готовиться к карнавалу.
А ему надо искать котоголова.
Шалфей, шиповник и бересклет…
Бересклета вокруг много, можно провести рукой и погладить цветочки. Маленькие, розовато-красные и очень красивые.
Котоголов греется на солнышке, непонятно лишь, тот этот звереныш или не тот.
Говорят, Монка умеет с ними разговаривать, но у него не получается. Вчера, по крайней мере, не удалось.
Тимус садится рядом, звереныш просыпается и потягивается. «Нет, - думает Тимус, пристально вглядываясь в мордочку котоголова, - мне никогда не сделать такой маски!»
Котоголов жмурится и вдруг опять становится похожим на маленького капризного ребенка.
- Помоги! - просит его Тимус. - Скажи, что мне делать?
Тот начинает умываться, потом принимается тщательно вылизывать лапки.
Можно, конечно, взять кусок бересты и проделать в ней отверстия. Два отверстия - для глаз, и одно - для рта. А углем нарисовать усы. Все хорошо, только котоголовы другого цвета, лучше тогда взять кору сосны, но из нее маски не сделать. Хотя если найти краску, то бересту можно покрасить, краски хранятся в кладовой, их делают вручную из разных растений, этому тоже учит Старшая Мать.
Он даже знает, что какую-то, вроде бы желтую, готовят из бересклета.
А еще из его древесины выжигают уголь для рисования. Старшая Мать учит всему. Она здесь главная.
Ее нельзя любить, ее можно только уважать. Она сама так говорит. Тимус опять думает о том, кто из женщин мог бы быть его родной матерью.
Биологической, как это называет Старшая.
Наверное, она должна относиться к нему более нежно, чем все остальные, только вот нежнее всех к нему относится Монка, а она слишком молода, чтобы быть его матерью. И потом - у матерей света не может быть детей, они матери света, этим все сказано!
- Береста! - говорит ему котоголов и улыбается.
Тимус улыбается в ответ. Понятно, что котоголов не промолвил ни слова, но ведь кто-то сказал «береста», так что придется потом залезать в кладовую и искать там коричневую краску.
Найти и украсть.
Нарушить одно из правил, но ему больше ничего не остается. Нож у него есть. Ножи есть у всех мужчин, а он, пусть еще и маленький, но мужчина. Подросток, которому нож был дан еще при рождении. Его нельзя терять, ему надо петь песни. Он охраняет тебя, он делает тебя сильным. У женщин нет ножей, им они не нужны. У них и без того много силы - так всегда говорит Старшая Мать.
Сейчас Тимус ее ненавидит, лучше бы им не встречаться сегодня. Мы живем в холмах, посреди лесов, У нас матери вместо отцов…
Котоголов направляется в сторону леса, потом вдруг останавливается, будто поджидая Тимуса.
«За березовой корой!» - думает Тимус и вдруг вспоминает, что самые большие и подходящие березы находятся как раз возле таинственного распадка, куда ему вход запрещен.
Тимус машинально проверяет, на месте ли нож, и исчезает в зарослях, в том самом месте, где за мгновение до этого скрылся котоголов.
Еще одно лето призраком стало, значит, пришла пора карнавала!
6.
Иногда Старшая Мать позволяла себе вспомнить, как ее звали много лет назад, когда ей было немного за двадцать и она жила в том самом городе, который, к счастью, невозможно увидеть с этих холмов, давно уже ставших ее жилищем.
Имя всплывало и мельтешило перед ее глазами, Старшая Мать пыталась поймать его в ладонь, чтобы смять, сдавить, навсегда лишить себя той напасти, избавиться от которой пыталась все эти годы, но безрезультатно: в каком-то параллельном мире она все еще была не Старшей Матерью, а молодой женщиной, иногда почти сутками проводившей за компьютером, порой выбиравшейся в кино и в ночные клубы, обожающей итальянскую кухню, и так и не оправившуюся от тех давних дня и часа, когда на ее мобильный пришла sms-ка с незатейливым текстом: «Я устал от всего, больше не позвоню!».
