Главный храм был выделен под это мероприятие: сын одной из самых приличных Высоких Семей возвратился домой после выполнения своего… долга. С недавних времен этот ритуал возобновился на постоянной основе. Раньше он был практически забыт по двум причинам: во-первых, за последние пару веков Центральную Аделию покидали только члены Совета Мудрецов, для которых ритуал не был предусмотрен, а во-вторых, он не посвящался обычным людям. Возвратился не просто сын Высоких Семей. Это был человек-Полубог.
Прибывший домой Полубог из семьи Де-Блу не расставался со своим посохом – оружием Древних – с двух концов которого торчало острие в виде креста. Помимо древних узоров посох ничем не выделялся за исключением своей темно-серой рукоятки по центру – многие до сих пор гадают, из какого материала сделана эта часть.
Мероприятие уже началось. Храм был строго-настрого закрыт. Гвардия охраняла его. Ступать на столь грандиозное мероприятие было разрешено только Высоким Семьям. Они, кстати, уже заняли свои места. Нутро храма напоминало церковь: весь зал бы забит сиденьями для приглашенных (их называют священными местами), к слову, не все приглашенные явились сюда. Для них это не такой же долг, как для семьи возвратившегося. В конце зала находился престол, где выступал священник, приглашая семью прибывшего. Здесь не было никаких драгоценных украшений из золота или алмазов. Это считалось непристойным – украшать Великий Храм. Всё, что украшало храм – это огромная люстра по центру и символы на стенах.
В самом конце главного зала стоял священник – Мурос Де-Ма. Уже третий век род Де-Ма служит Богам в Великом Храме, хотя должности здесь занимают не по наследству. Рядом с ним стоял с посохом за спиной сам Полубог, на которого мечтал взглянуть (и боялся одновременно) каждый мальчишка города. Он был окутан в лишенные металлического блеска доспехи, которые прилегали к плоти вместе с упругой тканью цвета слоновой кости. Ростом по человеческим меркам он был около двух метров. К широким плечам на спине крепился плащ цветом его одеяния, который был соткан из материала, более не существовавшего на Домоусе. Тут же стояли и его родители – среднего роста старик с красивым приятным лицом, начавший седеть, и женщина чуть повыше своего мужа с гордым выражением лица, скрывающим все эмоции. Их одежда и одежда приглашенных были разными, но принадлежала к общему, в отличие от их сына.
Стража немного разошлась – началось событие: Принятие Полубога домой.
– Пусть священная земля и Боги воспримут тебя снова, – вещал священник в своей длинной белой мантии, это был на вид невысокий старик, длинное суровое лицо, узкие глаза, которых со священных мест – там, где сидели приглашенные – почти не было видно. Голос его отдавал величием и почтением. Семья Де-Ма всегда славилась своей верностью храму. – Пусть твой долг будет исполнен. Пусть твоя кровь не прольется в этот день твоего прибытия. Пусть твое прибытие будет отмечено теми, кто тебя послал. Аделия впускает тебя домой! Abero De-dilie! – закончил свою речь священник на адельском языке третьего стиля.
Все приглашенные приподняли свои головы к потолку Великого Храма, закрыв глаза. Здесь были и Де-Круа – самая богатая семья города, занимающая лидирующие места в команде плановой экономики, расположились справа по центру, и Де-Моно – владельцы Великой Гвардией, перестроившие систему обороны и защиты, слева спереди, и Де-Усто, на роду которых лежит развитие технологий электронных сообщений и атмотранспорта Аделии, и множество других семей, но никто из них не волновал сына Де-Блу. Он выражал им почтение, но никогда не знал их. Потому что избрал свой путь.
Путь Хранителя.
Родители Полубога тоже подняли свои головы – таков был обычай. Все, находящиеся в храме, по чьим жилам не течет кровь Богов, обязаны поднять свои головы к небесам, поскольку по произношению слов «Аберо Де Дыли» начинается принятие вернувшегося домой Богами, обычно длящееся не больше минуты. Вернувшийся в это время тоже обязан закрыть глаза и возложить свои руки в виде символа веры, к которой он принадлежит. В данном случае – это вера Хранителей. Полубог сложил свои руки на груди в виде креста, прижав руки к плечам. Его броня из металла Древних издала глухой звук. По звуку опущенных Полубогом рук все опустили головы в привычное положение.
Броня его напоминала какое-то священное одеяние. С головы до ног цветом слоновой кости, за исключением золотистых узоров, которые с каждым разом стирались все больше и больше. Не всё его тело было покрыто металлом – лишь места, которые нужно защищать в первую очередь. На тех же запястьях, например, была ткань, но она была сшита из материала, который не сохранился на планете. Её нельзя было проткнуть ножом или сжечь в костре. Даже бластеры с трудом пробивали её, если это не высоко модернизированная модель. Никакого названия у материала нет – всё одеяние было создано еще в Древние Времена, поскольку Династия Хроно, создавшая её, зародилась еще тысячелетие назад. Её так и называли: шёлк или «плоть» Древних, хотя к шёлку и плоти отношения она никакого не имела. Ткань была грубой.
– Раст, – прошептала Ульяна Де-Блу своему сыну. Именно так звали Полубога, выбравшего путь Хранителя – Раст Де-Блу. – Не хочешь ли ты пройтись перед приглашенными? Они все в нетерпении. Чтобы…
– Не сейчас, мать, – спокойно ответил он, взглянув в её карие глаза. – Я не знаю этих людей. Может быть, позже.
– Всему своё время, – подметил Уинкорн, отец возвратившегося. Он был ниже своего сына. – Не терпеться расспросить тебя обо всём, – как бы мимолётом добавил он.
– Ты узнаешь всё, что я смогу сказать тебе, отец.
Полубог, который вернулся после своего пребывания в Хемпуде – тоже красивом, но опасном городе – выглядел хоть и не самым высоким мужчиной (почти два метра по меркам Земли), но величество его было неотразимо. Как и суровость: на нижней части лица проглядывалась жесткая щетина, несмотря на молодой возраст (молодой для человека и тем более для Полубога), нос был закругленным, не как у матери, зато подбородок тоже выражен, иногда видны и скулы. Брови его не были густыми, бледно-голубые глаза по размеру – самые обычные, человеческие, но невероятно красивые, если засмотреться… Легенда гласила, что глаза его светились при рождении, но потухли, когда он избрал свой путь… В тени же эти глаза иногда казались не голубыми, а серыми. На левой щеке виднелась маленькая, загрязненная отметина, где кровь уже запеклась. Лицо Хранителя было загорелым и грязным, а обросшие за период отбытия густые черные волосы растрепаны. Еще когда Полубог вошел сюда, он снял шлем и оставил его на подогнутом столе священника. Сейчас этот шлем лежал перед ним – главный символ Хранителя, с округленный головой и еле видными золотистыми узорами, но главный узор был в середине, начинаясь со лба – тоже золотистый, в виде креста, похожего на вытянутый по вертикали плюс: горизонтальная линия заканчивалась на висках, а вертикальная доходила до центра черепа. Шлем не закрывал его лица, только лоб, глазам ничего не мешало. Рот с носом могла закрывать тканевая маска, которая крепилась под подбородком на грудном доспехе. Иной раз она могла спасти жизнь, предотвратив попадание токсичных газов или укрыв от бури. На спине слабо покачивался плащ между бронированными плечами.
– Посланный Богами Раст Де-Блу считается вновь верно служащим Аделии! – подводил итог священник. – Пусть первым делом его примет семья!
На этом моменте все сидевшие встали со своих мест. Семьи пришли со своими детьми, многие – именно с дочерью. Полубогам, конечно же, разрешалось продолжать род с обычными людьми в силу своей редкости. Для Уинкорна Де-Блу не было секретом, что некоторые отцы пришли сюда в надежде на то, что сын-Полубог заметит одну из них. Но Уинкорн, осознавая роль своего сына, не решался проронить ни слова по этому поводу. По крайней мере, не сейчас даже несмотря на то, как волновала его эта тема – обретение семьи и продолжение рода. Эти самые отцы и матери, некоторые с разочарованием и даже обидой, заметили, что Раст Де-Блу даже не глянул в их сторону, не то чтобы не подошел… Тем не менее младшая дочь из рода Де-Моно – Аврора Де-Моно – питала особый интерес к Полубогу (была это смесь страсти и восхищения? Раст так и не понял). Он чувствовал на себе их взгляды и даже явные (слабые) эмоции – за это можно поблагодарить учение у его отца и учителя О’Коннелла.
