– Договорились. Ну теперь иди! Иди! – подтолкнула она меня в спину.

Куда, интересно, я могла уйти? На улице сыро и холодно, внизу множество встревоженных ожиданием женихов и ещё больше слуг, которые готовят праздничный ужин, он же прощальный. Половина из гостей собиралась уезжать к ночи, не задерживаясь до утра. Всем надоела эта глупое сватовство.

Ноги понесли меня в галерею.

Думается мне, после свадьбы я перестану сюда приходить. Странно, что это место такое пустое, тут только слуги раз в неделю убирают, а так никто не приходит.

Я слышала от фрейлин, что в галерее страшно. Хрупкий на первый взгляд тоннель словно висит в воздухе между зданиями замка и башней, и вот-вот рухнет в пропасть. Архитектор, кажется, пребывал в жуткой депрессии и сделал всё возможное, чтобы вылить её из себя, таким образом и создав этот полумост – полукоридор. Вроде не помогло, и он покончил с собой, но точно не вывалившись из галереи, уж такую интересную подробность я бы знала.

Может, сюда никто не приходит потому, что тут грустно?

Обед, кстати, остался позади, но голода нет. Какая там еда, когда решается вопрос, который не имеет достойного решения.

Солнце скрыто тучами, но оно ещё высоко. И когда оно опустится ниже, настанет время произнести Имя.

Леди Колетт, как хорошо, что ты у меня есть. Раньше я не осознавала… не ценила. Всё жалела себя, что родителям до меня дела нет, что я сирота, что на мне груз ответственности за королевство. Носила скорбную маску на лице, никого не подпускала близко. А нужно было радоваться, каждый день радоваться, что у меня есть такие люди, как леди Колетт и лорд Баскем. Что у меня есть друзья, такие как Рыжий Бес и Лизи. А я не ценила.

Неужели поздно?

– Неужели поздно? – спросила я в пустоту за окном.

А потом услышала звук шагов.

Даск выглядел расхлябанно, как раньше, когда удавалось улизнуть от камердинера до того, как он привёл его в порядок. Как будто вырвался из темницы и теперь собирается украсть в конюшне лошадь и ускакать из замка так далеко, чтобы исчезнуть на горизонте.

Может, ему так сильно хочется вернуться к ней, к жене?

Я смотрела в стекло на то, как он приближается, и молчала. Наверное, стоит сразу попрощаться, тогда вечером будет проще сделать выбор, то есть произнести имя, которое мне назовет леди Колетт. Забавно… замуж выходить мне, а имя произносить будет она.

Но о чём я? Он так близко.

– Я тебя искал.

– Зачем?

Даже здороваться сил не было. К чему эти формальности? Между нами только пустота.

– Как зачем? Я собираюсь тебе кое-что подарить. – Несмотря на бодрый голос глаза его не улыбались. – Собираюсь подарить тебе самое ценное.

Я обернулась, забыв, что переглядываться проще через стекло. Но что он сказал?

– Что?!

– Имею право. Ты сама объявила условие – только самое ценное. Так вот, я хочу тебе подарить самое дорогое, что у меня есть. С недавних пор. Последние три года.

В руке Даск держал потёртый, потрёпанный красный лист бумаги, сложенный пополам в виде книжки. На обложке криво были написаны буквы.

– Что это?

Знакомая вещица трепетала в памяти, желая взлететь, как бабочка, но никак. Алый лист бумаги, согнутый маленькими руками и упрямо не желающие выводиться буквы, написанные простым карандашом.

– Держи.

Он почти впихнул мне в руки эту странную бумагу.

– Много лет назад, когда мне было… лет десять, думаю, наступил Новый год и в парадном зале нарядили огромную ёлку. Тем утром я бежал к ней, чтобы найти подарки, которые наверняка передали нам родители. Я сбежал от слуги, который желал завязать на моей шее красивый платок и почистить платье, бежал по коридору, когда услышал это… плач.

В горле пересохло, когда бабочка взмахнула крыльями и раскрыла их перед полётом.

– Она сидела и рыдала, – продолжал Даск. – Прямо на холодном полу. И бесконечно всхлипывала, потому что опять осталась одна. Её родители были совсем бестолковыми и снова уехали куда-то, и если бы не я с сестрой, она жила бы в своем огромном замке в полном одиночестве. Тогда она не была ещё взрослой и сильной, поэтому рыдала, ничуть не стесняясь. А мне тогда еще не виделись в её светлых глазах райские врата, поэтому все, чего мне хотелось – это быстрее успокоить малявку, да получить, наконец, свои законные подарки. А потом наесться сладостей от пуза.

Я боялась открыть вложенный в руку лист.

– Как только я её не успокаивал! Пришлось, в конце концов, наобещать гору всего. Но малявка была очень упряма, и ей всё было мало и мало. Она утверждала, что её все рано или поздно бросают. Что я тоже её однажды брошу. Пришлось мне идти на крайние меры – я сквозь зубы пообещал никогда её не бросать.

– И нарушил своё слово? – прошептала я.

– Немножко. Не очень сильно. Малявка-то была хитрой и не обошлась одним обещанием. Она заставила меня подписать это… Этот лист, который у тебя в руках. Там она собственноручно, черным по белому заявила, что когда мы достаточно вырастем, я буду вынужден жениться на ней и никогда больше не оставлять одну. Я подписал, чтобы отцепилась, но так случилось – начисто об этом забыл.

Пальцы развернули листок – действительно, там кривыми буквами виднелась надпись: «Подписавший сие принц Даск обязуется жениться на прекрасной, великолепной принцессе Мариетте и пусть его искусают пчёлы, если он посмеет нарушить своё обещание»!

– Как мило…

Всё, что было в детстве, только мне и осталось.

– Я нашел этот лист в вещах гораздо позже, уже после нашей ссоры. После отъезда. Теперь ты понимаешь, что я никак не мог участвовать в глупом соревновании на право получить твою руку? Я, видишь ли, некоторым образом уже женат, данная грамота это подтверждает. И ты, между прочим, некоторым образом замужем, за мной. И никого другого выбрать не можешь.

Он задрал подбородок, снисходительно смотря сверху вниз.

– Что? – с большим трудом удалось выговорить мне.

– Я говорю, что ты не можешь выбирать жениха! Ты его уже выбрала. Много-много лет назад.

– Ты же не серьёзно? – качала я головой. Не знаю даже, какой вариант выбрать. Это дурная, глупая шутка с его стороны? Или он действительно это сделал – действительно соврал, что женат и заставил меня пережить столько жутких ночей, полных отчаяния?

– Я совершено серьёзно.

Я взяла себя в руки и откашлялась, стуча сжатым кулаком по груди.

– Хочешь сказать, что сознательно мне врал… что женат?

– Фактически я говорил правду, о чём свидетельствует переданное тебе доказательство. Ну, пусть и скрывал некоторые маловажные подробности.

– Маловажные? Ты прекрасно понимаешь, о чём я! Не увиливай!

Вот, голос прорезался.

– Осторожно, не помни раритет. – Даск кивнул на листок, который я почти смяла в руке. – Напоминаю – это самое дорогое, что у меня есть.

– Правда? – почему-то захотелось судорожно расправить хрупкий листок, заложить между страницами любимой книги и сохранить навсегда.

– Да. Много времени у меня не было ничего твоего, кроме этого письма. Мы глупцы, верно? Что не разобрались сразу. Но теперь, когда тянуть некуда – не могу же я в самом деле допустить, чтобы ты вышла замуж за другого? – можно раскрывать карты. Леди Колетт пригласила меня и дала возможность увидеть, что произойдёт, если я и дальше буду тянуть резину. Ты выйдешь замуж за кого-то другого. Нет, этот вариант меня категорически не устраивает, как бы я не злился, замуж ты должна выйти только за меня.

– И ты… И ты столько времени врал?

– Умалчивал во имя нашего общего блага!

– Подожди… Но как натурально у тебя вышло, тогда, в первый день. Я сразу поверила.

Он сморщил нос.

– Между прочим, это произошло не специально. Просто сорвалось с языка, и я потом уже понял, что всё сделал правильно.

– Сделал правильно?! Столько меня мучил?

– Ну да. Ты бы себя видела в момент, когда подлетела. Это ужас просто – глаза так и горели торжеством. Ты бы меня затоптала на месте, раздавила бы мою гордость и вытерла бы об моё разбитое сердце ноги. Ты жаждала мести – у тебя на лице это было написано. Если бы я тебя не осадил, мы бы переругались и снова расстались, уже навсегда.