– Можно надеть что-то твое? Просто в этом я уже давно, поизносилось, порвалось и грязное, – плечиками жмет игриво, показывает на рванный рукав пиджака, – Что угодно, но чистое и целое, если можно.
Ну, да! У меня же тут супермаркет, выбирай, что хочешь, и все твоего размера! Бабы! Ты меня видела? А себя? Моя футболка тебе как платье. Хотя…Я бы посмотрел на это. А трусы я тебе тоже свои дам? Без трусов лучше бы. Так! Все! Стоп!
– Найдем, – говорю хриплым голосом и встаю с ванной.
Какого черта?! Меня двоит. Мысли куда-то не в ту сторону. Кто ты и кто она! Да никогда в жизни не быть этому. Дочь мэра и вор. Точно! Развесил уши. Похлопала глазками, улыбнулась, ты и поплыл! Уймись! Забудь. Да ты ей нахер не сдался! Завтра ее уже здесь не будет, потерпи. Включил кипятильник, брошенный в воду, и только хотел сказать ей, чтобы руки в воду не пихала, проверять воду, а то током шарахнет. Мало ли! Вдруг тупая! Избалованная же. Поворачиваюсь и не успеваю раскрыть рот, как она уже возле меня, не позволительно близко, с сияющими глазами, радостной улыбкой. От неожиданности воздуха рывком втянул.
– Спасибо тебе за все. Что помощь предложил. Правда, спасибо.
Обняла меня всего вместе с руками. Ну, насколько ее размаха хватило, и прижалась, голову на грудь положила. Я бы отступил, но не куда, сзади ванная. Вот черт! А это приятно, но неудобно как-то. Держит, не отлипает. Что там делают в таких случаях? Похлопать по плечу, сказать спасибо, или пожалуйста? Ага! Сейчас! Перебьется! Девчонки они этим и берут. Липнут, обнимают. Не бери в голову! Это она так. Просто слишком эмоциональные создания.
– Ты это…давай…иди… – отдираю ее от себя нехотя, но настойчиво.
– Куда? – поднимает на меня свои глазищи. Опять залипаю, но уже на ее губах, которые так близко. Четко отчерченные, пухлые, нежные, манящие. Сердце в груди ухает бешено. Надо с этим как-то бороться, сопротивляться. Не смотри!
– Раздевайся… – шепчу, но понимаю, что несу чушь, – Чтобы согреться быстрее, все равно еще долго ждать, пока вода нагреется. Я поесть соображу, – фу, выкрутился.
Она кивает, но говорит:
– Я пока не буду это снимать, рваное там сильно. Помочь с едой? – обхватывает свои плечи. Маленький птенчик, обнять, согреть, пожалеть. Держи себя в руках! Но член не слушался, встал в полной боевой готовности, и опадать не собирался, болезненно пульсируя. Твою же мать! Хорошо, что она не заметила, штаны широкие. Та еще будет ночка! Угомонись! Нельзя! Фу! Отставить! Не твоего поля ягода! Забудь!
Пока рылся по ящикам в поисках съестного, немного успокоился. Попутно отвечая на ее вопросы: « У тебя тут миленько. Давно здесь живешь?», « Почему один?», « А в лагере много людей?», « А до него далеко?», « А когда пойдем?», « Сколько тебе лет?», « Ты служил?». Все ей надо знать. Нашел перловку с мясом в консервах, не абы что, но пойдет, сытно. Вывалил в кастрюльку и поставил на газовую плиту, рядом чайник. Вспомнил, что где-то была коробка с зефиром и конфетами. Сладкоежкой не был, поэтому и не съел. А девчонки вроде такое любят. Принялся искать. Зачем пытаюсь ей угодить? Это же бесполезно! О! Нашел! Так и замер с коробкой в руках, она опять подкралась ко мне слишком близко. Прямо спереди. Вообще страх потеряла! Аж прильнула ко мне всем телом. Я замер. Нельзя так со мной, и раньше я никому этого не позволял, себя трогать. Почему ей разрешаю? Она волнует. Я словно сам себя проверяю, до какой черты я выдержу.
– М-м-м! Как вкусно пахнет.
Руки мне на грудь положила, на цыпочки встала и заглядывает в кастрюлю, за моей спиной. Не знаю почему, но втянул носом ее запах. Приятные, слабые нотки сладких духов. На ней брючный костюм серебристого цвета, идеально когда-то сидевший по стройной фигурке, а сейчас помят, порван, испачкан местами. Она все-таки сняла тряпье. А под пиджаком когда-то белая шелковая блузка на тонких лямочках, дорогое кружево на глубоком вырезе. Я впился глазами в ее грудь идеально отчерченную бюстгальтером. В жизни красивее ничего не видел. Восхитительно.
– Что?! Я же говорю, что давно в этом! – поправляет на себе рваные кружева и порванный рукав, поймав мой взгляд.
– Красиво, – прошептал я, явно имея в виду не одежду. Черт! Я бы с удовольствием дорвал бы ее одежду до конца. Странное сочетание невинности и нежности, наглости, легкости будоражит во мне все. И чем ближе, тем сильнее эффект. Я теряю контроль над самим собой. Аж руки подрагивают. Какая она на ощупь?
– Скажешь тоже! – и выхватывает коробку из моей руки, чем вывела меня из ступора, – Ух ты! Вкусняшки! Откуда такая роскошь?
Я очень тяжело вздохнул и принялся освобождать стол от мусора и грязной посуды. Тупо скидывая все в мусорный мешок. Она кстати не сделала замечаний по поводу бардака на кухне. Я скидываю объедки, а она составляет тарелки и бокалы в сторону, чтобы мыть.
– Я бы хотела тебя отблагодарить, за то, что ты спас меня.
Ох! Ты бы отблагодарила, я даже знаю как! Но я же не тварь последняя так поступать. Может прямо спросить? И крику на весь дом на час. Не-е-е!
– Не нужно, – буркаю зло.
Давненько я так на самочек не реагировал. А так сильно не тянуло ни к одной. Старею что – ли или давно не было? Лишнее все это, не нужно. Мелкая она. Не в смысле маленькая по возрасту, а по комплекции, хрупкая, нежная. Если прижмусь… Чуть не рыкнул в голос представив. Не вовремя, не вовремя. Не сейчас. О другом надо думать, например, как выжить. Стараюсь на нее не смотреть. Перетерпеть, забудется. Пройдет. Терпи! Думай о другом.
– Посуду могу перемыть. Хотя бы.
– Воды мало, надо экономить, – едва улавливал о чем она.
– Она все равно уже греется, можно взять оттуда немного и помыть. Ты не против?
Я кивнул «нет», пусть делает, если хочет, я это делать ненавижу. Но следующие слова разозлили почему-то.
– Ты всегда такой бука? Улыбнись, тебе идет. Что не так? Наверху ты улыбался, а здесь… Не любишь гостей? Привык один? Я не задержусь надолго.
Я ей шут гороховый что – ли? Спокойствие, только спокойствие. Утром отведу в лагерь, избавлюсь от назойливой мухи и забуду.
– А есть повод для веселья?! Я целый день бродил по разрушенному городу в поисках провианта и уцелевших! Ты думаешь это легко?! Трижды попадал в засаду! А нашел только не закрывающую рот и везде сующую нос наглую дочь мэра! Бинго! Толку то от тебя! Ты ничего не можешь!
Выпалил сгоряча и понял, что зря. Особенно последнее. Не нужно было, ей тоже досталось. Обидел не за что, она ведь помогает. Я злюсь на нее, потому, что у самого гормоны играют, она не виновата, но поздно, уже все сказал. Разозлилась, метнула в меня злым взглядом, таким, как у дракона, готового изрыгать огонь и рвать на куски. От такого взгляда даже холодок по спине пробежал. Щас грянет гром!
– Я прошла спецподготовку и владею почти всеми видами оружия. Вожу все, что имеет колеса. Я не только картограф, но тактик и стратег. Я полноценная боевая единица, а не дочь мэра! Ясно тебе!
Я рассмеялся ей в лицо от души, не сдерживаясь. Столько важности на лице! Она себя видела?! Пигалица в рванье! Но смеялся я не долго. Эта сучка прямым резким ударом заехала мне в нос, пошла кровь. Встала в стойку, руки наготове. Овца! Больно же блять! Вытер нос рукой, точно кровь, и махнул ей, чтобы исчезла и не доводила до греха. Я женщин не бью. Если я ударю, ты не выживешь! Гордо подняла нос и протопала на кровать, не спуская с меня глаз. Задрал голову, чтобы остановить кровь. А если она говорит правду? Вот эта вот пигалица агент? Не смешите меня! Мозги делает! Но удар поставлен. И я блин не обижаюсь, не хрен было ржать, сам заработал. Зажал нос и помешиваю кашу. А она полна сюрпризов! Извинятся, не собираюсь. Зато мозги на место встали у меня! Снял кашу с плиты, разложил на тарелки. Чайник еще не закипел. Достал ложку и вилку, единственно чистые, я и вилкой поем. Ничего, голод не тетка. Хоть и не красиво этим пользоваться.
– Боевая единица есть идет? – проверил нос, уже остановилась кровь, пошмыгал.
