– Этот дом и ещё несколько вокруг построены для высшего офицерского состава, – важно произнёс Алексей и нажал кнопку второго этажа. Лифт плавно тронулся и почти тут же остановился.

– Пижон, можно было бы и пешком подняться для разнообразия.

– Зачем же пешком, если лифт есть. – Алексей достал из кармана связку ключей.

– Я так у себя пешком поднимаюсь на шестой этаж. Надо же как-то форму поддерживать, а то иногда по нескольку дней из дома не выходишь: над картиной пыхтишь.

– Ну, ты у нас всегда в героях числился. Потому и в любимчиках у Азимова ходил, – весело проговорил Алексей, открывая бронированную дверь.

В квартире царил уютный полумрак. Через зашторенные окна в комнаты просачивался слабый дневной свет, и от этого квартира казалась таинственной и уединённой.

– Ты проходи, располагайся, – Алексей широким жестом радушного хозяина пригласил Николая в одну из комнат, – там журналы есть. Полистай их пока, а я чего-нибудь на кухне быстренько соображу. Можешь музыку послушать – там у меня отличный музыкальный центр установлен и записи современные. – После этих слов он растворился в тени длинного коридора, ведущего на кухню.

Николай плюхнулся в мягкое кресло у журнального столика, и его словно неведомая сила отбросила назад, и он мгновенно принял полулежачее положение. Поза оказалась для него настолько непривычной, что он тут же, не без некоторых усилий, вернул себя в вертикальное положение, примостившись на краешке этого непредсказуемого кресла. На журнальном столике лежали толстые иностранные журналы – в основном рекламного характера. От нечего делать он стал их листать. С глянцевых страниц на него туманно смотрели полуобнажённые красотки в неестественных и жеманных позах, рекламировавшие различные товары: от купальников до автомобилей. Вскоре это занятие ему надоело. Он встал и принялся осматривать комнату, надеясь увидеть картины своего друга, но, к своему большому удивлению, даже намёка на то, что здесь живёт художник, не обнаруживалось, скорее наоборот – человек очень далёкий от искусства. Вся комната была отделана в стиле хай-тек – ничего лишнего, всё просто, и только громадный плоский телевизор чёрным прямоугольником занимал чуть ли не половину стены, выкрашенной в палевых тонах. Под телевизором на полу длинная тумбочка с музыкальным центром и простой вазочкой с голыми искривлёнными сухими ветками. У стен стояли стулья упрощённой формы, обтянутые светло-серой материей, и ещё одно красное кресло у окна. Посреди комнаты расположился круглый стол из серебристого металла, а над ним – сделанная из того же металла – дискообразная люстра, напоминающая своим видом летающую тарелку. Вот и весь интерьер. «Может быть, картины находятся в двух других комнатах, и Лёха не хочет, чтобы другие видели их. Спрошу его, когда придёт», – решил про себя Светов. Всё это казалось ему странным и даже чуждым, словно он жил в другом мире. Он постоянно размышлял о живописи, о её значении в жизни людей; для чего человек рождается на земле; почему кто-то стремится к роскоши и комфорту, а кто-то к этому равнодушен и довольствуется малым; почему один за короткую жизнь успевает создать для людей много полезного и прекрасного, а кто-то за долгую жизнь ничего не оставляет после себя… Правда, последние годы он всё меньше думал об этом: до истины всё равно не докопаться. Просто надо жить и хорошо делать своё дело. Главное, найти своё место в жизни, дело по душе, тогда всё остальное отойдёт на второй план и станешь счастливым человеком. Когда он высказывал эту немудрёную философию своим друзьям, те поднимали его на смех, считая все его рассуждения наивными и детскими. Он на них не обижался, а только всё больше уходил в свой иллюзорный мир, отдавая живописи всё своё время. С каждым годом, теряя друзей, он избавлялся от мечтаний, свойственных юности, от «замков на песке», и на смену этому приходило счастье упорного труда и следовавших за этим успехов… Светов постоял у окна, глядя на заснеженный двор и на работу обессилевшего дворника, после чего лёг в откидное кресло и, продолжая размышлять, уставился в хайтековский потолок…

– Привет! – внезапно раздался женский голос.

Светов вздрогнул от неожиданности и сквозь туман своих размышлений увидел стройные ноги в кроссовках и, не понимая, откуда они здесь появились, перевёл яснеющий взгляд вверх и увидел девушку, задорно и весело смотревшую на него.

– Ты словно из глянцевого журнала выскочила, или мне это только кажется, – брякнул он первое, что пришло на ум, кивнув при этом на журнальный столик.

– Что, теперь так принято знакомиться? – не теряя весёлости, спросила обладательница стройных ног и, усевшись на ковёр против Светова, принялась пристально разглядывать его.

– Я вообще предпочитаю не знакомиться, – буркнул Николай, раздражённый бесцеремонностью внезапно появившейся «дамочки».

– Какие мы сердитые. Вы, наверное, издалёка приехали? – подражая деревенскому выговору, насмешливо глядя на него, спросила та.

– Издалёка, отседова не видать, – продолжил игру Николай, – из дярёвни Лапотки, возля северной реки – там у нас одни соседи: зайцы, волки и медведи!

– Ух как интересно! Вы, наверное, тамошний поэт, а ещё что-нибудь почитайте из тамошнего.

– Вам, городским, это ни к чему. У вас другая культура. Вот она, – кивнул он на кипу глянцевых журналов, – вот чему вы поклоняетесь – это ваш бог.

– Надо же, какой вы прозорливый! И что же вам ещё известно о нашей городской жизни? Расскажите нам, грешникам, может быть, тогда мы и пойдём за вами по праведному пути. – С этими словами она отклонилась немного назад, обнажив бёдра.

Светов смутился и покраснел. Это не ускользнуло от внимания девушки. Чувство торжества появилось в её глазах. Она рассмеялась.

– А ты, оказывается, не такой, каким кажешься, хоть и из деревни. – Она наклонилась к нему и хлопнула его по коленке.

Светов раздражённо поднялся с кресла.

– Вы мне надоели своими нагловатыми выходками. Такая симпатичная девушка и такая глупая.

Но не успел он сделать и шагу, как вдруг незнакомка сделала неуловимое движение ногой, и Светов, не успев ничего сообразить, словно подкошенный, ничком повалился на пол, а в следующее мгновенье «симпатичная девушка» уже сидела на нём, придавив его спину коленом и заломив его руки за спину.

– Не люблю, когда меня оскорбляют, особенно такие занудливые умники, как вы.

Светов, ошарашенный таким неожиданным манёвром своей собеседницы, молчал, постепенно приходя в себя, но в это время в комнату вошёл удивлённый Алексей.

– Так, вижу, что знакомство состоялось. Прекрасно! А я слышу: что-то вроде упало тяжёлое, испугался даже. Ладно, Света, кончай свои приёмы отрабатывать на моём старинном друге. Не приведи Господь, без рук оставишь нашего выдающегося художника. Чем он тогда будет заниматься? Он только и может, что картины писать.

– Художник? Тогда понятно. Они все чокнутые.

Света поднялась и села в кресло, непринуждённо закинув ногу на ногу и весело поглядывая на лежащего «спарринг-партнёра».

– Чуть руки мне не вывернула, – сама чокнутая…

– Ну, ты, художник липовый, полегче на поворотах, а то у меня ещё много приёмов имеется. Могу хоть сейчас продемонстрировать.

– Ты с ней поосторожней, – засмеялся Алексей, подавая своему другу руку. – Она у нас девушка современная – мастер спорта по карате. Чуть что и в морду… Что вы не поделили?

– Ничего мы не делили, просто твой друг попросил показать ему приём, правда, Коля?

– Правда, – Николай натянуто улыбнулся.

– Вы уж меня извините, что не успел вас познакомить, но Светка так неожиданно появилась…

– Слушай, Лёха, я пойду, пожалуй, – перебил его Николай, – посмотрел, как ты живёшь, а то у меня работы полно. Новую картину начал – надо закончить. Кстати, у тебя что, мастерская есть или ты свои картины в других комнатах прячешь?

– Это долгий разговор, – вдруг смутился Алексей, – а я тебя никуда не отпущу! Сколько лет не виделись – и нате вам, дела у него, видите ли, неотложные образовались! Ничего не знаю! Сейчас посидим, выпьем, поговорим, как в старые добрые времена. – И, заметив, как его друг недовольно покосился на Светку, добавил: – А Светка нам не помешает. Она свой парень в доску! Ты просто её хорошо не знаешь.