– Брр. А как же зарядка? – с надеждой в обоих глазах вопрошаю я.

Но мои красивые просящие ни разу не пробуждают сочувствия в этом раздражающе бодром человеке.

– Пока тарелки с ложками моешь, разомнёшься наилучшим образом.

– Ты бесчувственная зверюга какая-то!

– И тебе хорошего дня, – хохочет он. – Не унывай! Уныние – грех.

– Как скажете, падре Димитрий.

У Ладоги, кроме меня и горы грязной вчерашней посуды, нет никто. Мило. Ладно, приступим. Я с наслаждением тянусь всем телом, в палатке фиг растянешься так. Для начала с визгом залетаю в воду.

– Про посуду не забывай! – несётся от кухни.

– Я не забуду тебя никогдаааа! – ору я старую песню, почему-то пришедшую на ум и громко смеюсь.

Прохлада воды моментально смывает сонное состояние. Сегодня Ладога очень комфортной температуры, нежилась бы и нежилась. Такой кайф, друзья мои! Солнце светит, вода чистейшая, спать больше неохота, скоро погружение в волшебство начнётся. Красота ж.

Оказывается, посуда легче лёгкого моется песком. Я напеваю себе под нос и возвращаю ей девственно-чистый вид.

– С добрым утром, русалка, – его голос мурашит по самое…это самое, и настроение шкалит за отметку max. – Как спалось?

– Великолепно! Здесь вообще всё великолепно, – смеюсь я.

– Согласен.

Алекс располагается умываться.

– Ты уже ныряла?

– Да. Меня этот, главный по тарелочкам, быстро вернул к прямым обязанностям, правда. Не разрешает заплывать за буйки, вредина кухонная.

– А непременно хочется за буйки?

Он внимательно смотрит, и я понимаю, что хочется, очень хочется и не раз и всё время с ним, и чтобы не лез никто.

– Да, – я тоже смотрю в его глаза и чувствую, как затягивает и вытягиваться вот вообще не тянет.

– Эй, сладкие, дежурную ждать сегодня? – кричит из лагеря Петя – Кушать, извиняюсь, чистой ложкой из чистой тарелки охота.

– Невероятно! Опять он!

Мы смеёмся. Боги Светлые, как сближает каждая проведённая вместе минутка. До звёзд и обратно хочу прикоснуться.

– Обними меня опять, – просто говорю я.

– Иди сюда опять.

Когда чувствую его всей собой, начинаю лететь, реально лететь, это состояние не описать по-другому. И снова эта мысль: я знаю тебя, всего тебя и роднее нет никого.

– Простите великодушно, что отвлекаю! – подходит Демон.

– Петя, не ори, помоги лучше донести посуду, если реально есть планируешь, – откликаюсь я.

Мы отпускаем друг друга, и я возвращаюсь в лагерь с Петей и вымытой посудой. Да я каждый день её мыть согласна, если утро будет начинаться так. Ну за исключением некоторых, особенно настойчивых деталей.

После завтрака я со скоростью света отмыла чашки, вилки и всё остальное и присоединилась к группе. Мы расположились на поляне под соснами. Сверху над классом был натянут тент – защита от дождя или солнца, смотря по обстоятельствам, предложенным Ладогой. Перед нами у дерева стояла магнитная доска, перед ней – стульчики в несколько рядов полукругом. Я, естественно, заняла место ровно по середине первого ряда пред ясные очи учителя, ибо ничего пропускать не собиралась и хотела быть максимально близко к нему. Ну и вообще, я наглая. Когда мне что-то очень надо, я это беру, а для чего же мы ещё живём на нашей прекрасной планете, как ни для того, чтобы радовать себя любимых.

Алекс вёл занятие, как и все семинары, которые я смотрела онлайн: никаких бумажек, конспектов, планов. Чистый поток, всё по ситуации и из головы, а знаний в ней таки немерено. Глядя на него, я понимала, что Учитель – это реально призвание. Лето, июль, жара, водичка манит, Лес, никаких забот, хлопот особенно у тех, кто не дежурные, а все сидят тише мышек и, как заворожённые, внимают. Я всегда любила и люблю учиться, обожаю узнавать новое, впитываю информацию и восхищаюсь людьми, которые владеют ей и делятся так талантливо с теми, кто готов постигать.

Вводная часть длилась ровно…минуты четыре, по-моему, потом всё время были практики, и мы учились сканить друг друга на заданную тему, поднимали самое затаённое, сокровенное, тёмное, что лежало в нас долгие годы и куда боялись сами заглядывать.

Во время занятия Алекс мог резко огорошить вопросом из серии:

– Ты хочешь жить?

– Ты счастлив?

– Кто в тебе сейчас стесняется?

– Тебя можно любить?

– Что для тебя жизнь?

Понятно, что все терялись, и начиналось собирание себя истинных по крупицам, по частичкам, где-то со слезами, с неожиданными открытиями, с такими инсайтами, что, блин, да ладно, это реально я такая вот? Мы узнавали про наши тонкие тела, поля, интуицию, память прошлых воплощений. Смотрели своих внутренних детей, долюбливали их и в играх возвращались обратно к себе настоящим, к тем, кто не скован по рукам и ногам социумом и его тупыми правилами, при которых плохо, когда выделяешься, ржёшь слишком громко, напеваешь, если настроение чудесное, говоришь то, что думаешь, дурачишься, как будто никто не видит.

– В Играх вы открываетесь по-настоящему. Тут нет времени в спокойной обстановке обдумать ответ и изобразить нужную, шаблонную эмоцию, здесь всё быстро, обстоятельства меняются молниеносно, поэтому вы вынуждены действовать без раздумий, по чуйке, по интуиции. Очень интересно наблюдать за человеками в игре. Один ходит всегда овечка овечкой, а тут такого волчару выдаёт, что ого-го. И наоборот, кто громче всех хорохорится, тише воды в игре, лишь бы не заметили. Вот так вот легко и познаётся ближний, поэтому наши предки много играли, узнавая друг друга, находя себе пару. Представляете, на большие праздники игрища длились по девять дней. Вы вон сегодня двадцать минут побегали и умерли дружно с одышкой. Девять дней, товарищи! И стар, и млад, все отпускали себя после трудов праведных, полевых работ, и физкультура на полную катушку продолжалась уже в играх.

Надо сказать, что мы в момент этого пояснения сидели-лежали на песке поляны, все сырые, как…после непрерывного бега, прыга, ора, ржача, забывания правил, которые с непривычки в голове перепутались нафиг. Но каааайф! Зато по всему телу разливается сама жизнь, оно совершенно свободно от «взрослости», лёгкое, практически невесомое. Ноги гудят, улыбка с лица не сходит. Передружились резко все, пока гоняли в «мигалки», кошки-мышки, золотые ворота… Стеснение? Неа, не слышала. Счастье? Ага, оно. Задорное, солнечное, моё. И мне его дарит он. Я поднимаюсь с песка, подлетаю к Алексу, глаза горят:

– Ты представляешь вообще, ЧТО ты придумал и воплотил здесь, Алекс? Ты не представляешь! Ты даришь нам нас. Будто пробуждаешь. Эта лёгкость внутри, состояние счастья не от денег, очередной шмотки или загулов по клубам, а от живого во всех смыслах общения. Мы же, блин, потеряли всё это там, выйдя из детского возраста, а ты возвращаешь доиграть, вспомнить, но на совершенно другом уровне.

Я держу его за руки и говорю, говорю, и мне фиолетово, кто там что подумает. Я хочу поделиться и делаю это. Мне не страшно, не стыдно. Напротив, я вдруг с кристальной ясностью понимаю, что кто-то, может, хотел бы так же, но…их сдерживают миллионы «но». И я вижу, что он понимает меня и не надо объяснять, что именно со мной происходит. Глаза говорят обо всём.

Зараза, так поцеловать его хочу! С усилием отвожу взгляд в сторону и отхожу. Надо пойти проветриться что ли уже. Шагаю вдоль воды, ступаю по самой кромке и вспоминаю сегодняшнюю ночь, его объятия, дыхание и лёгкое касание губ. Боги Светлые, как же будоражит! Подойти бы и сказать:

– Алекс, понимаешь, тут такая ситуация: я тебя люблю чуть больше, чем охренеть как сильно, давай срочно будем вместе навсегда, потому что я откуда-то знаю и данные абсолютно точные, что так уже было раньше. И раз уж нас встретили в этом воплощении, значит, сие неизбежно. Так не будем же избегать и длить эту прелюдию, а перейдём сразу к вкусному.

– Бу!

– @@@! Дими, изверг ты, блин!

– Я такой. Пошли-ка со мной, милая.

– Куда-ка это?

– Тут недалеко. Предлагаю устроить романтИк на нашей полевой кухне. Ты как? Согласна?