– Паш, я за переездом на Циолковского встал. Видимо крепко. Поможешь?

– Через пять, подожди, минут через десять подъеду.

– Спасибо.

Повесил трубку. Пашка, друг еще со школьных, если не с детсадовских времен. У них как-то так сложилось, что он у Пашки и Пашка у него мог попросить любую помощь и в любое время, хоть в три часа ночи, хоть в четыре утра. Причем просить можно было о чем угодно: хоть диван перенести, хоть машину толкнуть, хоть сумму заоблачную в долг, хоть труп в багажник загрузить. До трупа конечно дело не доходило, но шутили они на эту тему частенько.

Дима вышел из машины, достал сигареты, еще раз вздохнул – он обещал Лене бросить курить до свадьбы, оперся о машину, и закурил.

Через десять минут к переезду неторопливо подъехала темно-синяя девятка Пашки, остановилась. Пашка вылез из машины, громко хлопнул дверью, подошел, встал рядом. Не говоря ни слова Дима протянул ему пачку, зажигалку. Постояли, покурили, помолчали.

– Задолбался? – спросил Пашка, когда от сигареты только бычок и остался.

– Есть немного.

– Выпить хочешь?

Димка оглянулся, увидел на заднем сидении, в салоне, Ленины свадебные шмотки, сказал уверенно:

– Надо. Надо выпить.

– Поехали.

Через десять минут Пашка поставил свою девятку на стоянку, еще через пять они вместе дотолкали туда же и Димкнно авто, а еще через три они сидели в Пашкиной квартире перед телевизором. На столе стояла тарелка с толстыми, по варварски нарезанными бутербродами, рядом пара открытых бутылок пива, на кухне слышалось недовольное шипение кастрюли, где медленно и нехотя закипала вода для пельменей, в холодильнике стыла водка.

Громко звякнули бутылки, друзья сделали по глотку, тупо уставились в телевизор, где шел какой-то ментовский сериал. Начинать разговор было рано – еще не дозрели. Они неспешно попивали пиво, трескали крошащиеся бутерброды, откуда-то на столе материализовалась пепельница и в ней уже дымно покоилось четыре кривеньких окурка. На душе становилось тепло, легко и приятно.

– Пойду пельмени закину. – Пашка поднялся, вышел на кухню. Послышался хлопок двери холодильника, деревянный перестук мороженных пельменей и тут же бульканье – посыпались родимые в парной кипяточек! Димка повальяжнее развалился на диване, одним глотком допил пиво и с пристуком поставил бутылку обратно на стол. Ему было хорошо, а скоро будут пельмени, будет водочка и ему станет еще лучше – Димка даже улыбнулся от предчувствия, разомлел и… вновь завибрировал в кармане телефон.

Скрежетнул зубами, натянул милую улыбку, ответил:

– Да, Лена.

– Димчик, солнышко, сегодня надо еще заехать…

– Лен, у меня машина сломалась.

С кухни, с запотевшей бутылкой водки и парой стопок в руках, вернулся Пашка, жестом показал: «будешь?», Димка кивнул. Пашка тут же со скрипом свернул горлышко, мерно, едва ли не тягуче кристально прозрачная водка заструилась в стопки.

– Что случилось? Ты не в аварию попал?

– Нет, что ты. Забарахлила что-то… Не знаю, завтра на сервис отгоню, посмотрим.

– А ты где? – она примолкла на мгновение, видимо прислушивалась, по телевизору тем временем киношные менты как раз устраивали задержания, слышалась прошедшая цензуру ругань, выстрелы. – Это что там у тебя?

– Сериал какой-то. Я у Пашки.

– У Пашки? – еще один пунктик, по которому они с Леной не очень сходились. В принципе, ко всем Диминым друзьям Лена относилась лояльно, а к некотором, как например к высокому статному Антону с рубленным лицом, как у Эдварда из «Сумерек», Дима ее и вовсе ревновал! Но вот с Пашкой у них что-то не сложилось. Нет, она ему мило улыбалась, общалась, смеялась его шуткам, но вот потом… Потом она частенько говорила «этот Пашка», а при упоминании о том, что Паша может зайти в гости, так и вовсе кривила свой прекрасный тонкий носик и спрашивала: «А может не надо?». Пашке же было плевать на всё и он приходил в гости невзирая на Димкины намеки, на гневно округленные глаза Лены и прочие «незначительные» аргументы.

– Да, у Пашки. А кому я еще должен был позвонить? – он медленно начинал злиться.

– Вите.

– Ага, в одиннадцатом часу.

– Ну тогда Ирине.

– Ага, ты еще про тетю Валю вспомни.

Они замолчали, Пашка воспользовался паузой: сунул стопку Димке в руку, тихонечко звякнул о ней своею и бесшумно, одними губами, проартикулировал: «Поехали!». Оба разом опрокинули стопки, крякнули, Пашка громко занюхал водку колбасой с бутерброда, Димка выдохнул, закашлялся.

– Пьете? – спросила Лена.

Пашка будто вопрос услышал, головой замотал.

– Нет. – слишком быстро ответил Димка.

– Пьете. – уверенно констатировала Лена. – Вы хоть водку сегодня не пейте.

– Нет-нет, мы только пиво. – Пашка тем временем наливал по второй.

– Ладно. Не напивайтесь, тебе завтра на работу.

– Хорошо. – он уже было собрался сбросить звонок, когда Лена вспомнила.

– А, Дим, слушай, там завтра к тебе вечером Эдя придет, мерки снимет.

– Эдя? Это… Эдуард что-ли?

– Ну да, я у него тебе костюм заказала.

– У этого педи…

– Он гей! – перебила его Лена, добавила, – К тому же он очень милый мальчик.

– Ты знаешь сколько он за этот костюм залудит?!

– Я уже договорилась, он сделает скидку.

– Сколько? Восемьдесят процентов?

– Два процента. Все! Разговор окончен. Пока.

Короткие гудки.

– Эдуард? Это этот, у которого элитное ателье что ли? – спросил Пашка.

– Этот… Ты не знаешь, почем у них костюмы?

– Тысяч тридцать, может больше… Не знаю.

– Нда…

– Бахнем?

– Давай.

Они опрокинули по второй, закурили по третьей, помолчали.

– Знаешь как я задолбался с этой свадьбой?

– Представляю.

– Нет, Паш, ты не представляешь. Это… Это страшно. Еще татары эти.

– Какие?

– А, Ленина родня какая-то. Пятьдесят человек из под Сыктывкара, или нет, с Саратова. Короче один хрен – пятьдесят человек и, – он, передразнивая Лену, пропищал, – у них традиции.

– Что за традиции?

– Да хрен знает. Ты знаешь что кошерные татары жрут?

– Татары кошерными не бывают.

– Тем более! – и невпопад, – Деньги есть?

– Да у меня еще две бутылки в морозилке, хватит.

– Да нет, – отмахнулся, – одолжить.

– Тебе сколько надо? – Пашка вытащил из кармана пухленькое портмоне.

– Тысяч двести.

– Двести? – почесал затылок, – Это уже сложнее.

– Ай, ладно… Наливай!

Они жахнули по третьей, закусили безвкусными бутербродами, уставились в телевизор.

– Двести не знаю, но тысяч сто – сто пятьдесят есть. – сказал Пашка, не отрывая взгляда от телевизора.

– Пока хватит. – Дима тоже старался не смотреть на друга. – Знаешь сколько у меня уже вся эта свадебная дребедень сожрала.

– Подозреваю.

– Полквартиры коту под хвост.

– Серьезно.

– А то! – Димка осклабился в злой усмешке. – Лучше бы вообще этой свадьбы не было! Жили бы гражданским и…

– Так и жили бы.

– Теперь то что? Поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Маховик истории не остановить, или как там?

– Нда. – Пашка взял бутерброд, покрутил в руках, сказал мечтательно, – Взять да и обрубить это дело. Разом. Представляешь?

– Что? Не жениться? – Димка вскинул брови, но… в глазах его проскользнул шальной огонек надежды, но тут же и погас. – Не могу, люблю я ее, к тому же… Как теперь все это тормознуть? И вообще… Как ты себе все это представляешь?

Снова замолчали. По телевизору, с умными лицами, говорили о чем то глупом менты.

– Она у тебя суеверная?

– Да вроде не особо, во всяком случае до свадьбы была. А теперь… Представляешь, я ее уже две недели не видел! Говорит – месяц до свадьбы ни-ни! А еще вещи там по цветам какая-то мишура у нее: что-то старое и дорогое, что-то новое, что-то блестящее. Для выкупа какой-то фигни понакупил, говорит, чтобы брак был долгий, надо все по традициям делать! А там одних этих традиций тысяч на семьдесят вышло. А потом еще сверху…