– И?

– Он попросил присоединиться. Но не волнуйся, я уже сказала ему, что время сейчас не очень подходящее, – она небрежно смахнула нависшие на лоб пряди светлых волос и осмотрелась по сторонам. – А у него дома, кстати, сейчас живёт настоящий француз, прикинь? Парень приехал в Россию, чтобы поступить на политолога. Чокнутый! Только подумай: зачем приезжать в нашу дыру из Европы?! Лишено смысла! В общем, я сама его ещё не видела, но, по описанию Николя, он твой типаж. Можно даже сказать, твой земляк.

– Жаль, конечно, моего земляка.

Катя устало вздохнула и прижалась к Клэр снова.

– Я понимаю, что ты чувствуешь… Не забывай, что после каждой потери появляются новые люди. Одни двери закрываются, другие открываются. Кто-то уходит из нашей жизни, а кто-то приходит. Я хочу отвлечь тебя. Хоть немножко. Не могу смотреть, как ты страдаешь, – девушка замолчала и, взглянув Клэр в лицо, только сильнее почувствовала неловкость. – Прости, зря я это всё…

– Всё нормально. Не парься. Я могу сделать вид, что в твоих словах есть капля здравого смысла. – Клэр опустила лицо к пару над белой кружкой и сделала ещё один глоток сладкого кофе.

Разговор никак не складывался. Пока Катя отвлекала подругу рассказами о последних новостях в школе, о грядущих экзаменах и о парнях, Клэр отрешённо размешивала бархатную кофейную пенку в чашке. Она слушала Катю, но не слышала. В голове звучал голос бабушки. Последние дни её жизни Клэр откладывала встречу с ней. Были дела поважнее. Ни малейшей мысли, что они вот-вот расстанутся навсегда. Её нет уже несколько дней, а в груди до сих пор не может успокоиться обжигающий пожар. Боль разрасталась, словно язва. Хотелось расчесать себе тело, унять её хоть на минуту. Бездонная пропасть из счастливых воспоминаний. Лучше бы они скорее забылись. Лучше бы не беспокоили. Не мучили больше. Воспоминания приносят лишь боль, и не важно, счастливые они или нет.

Пока они ждали оплаченную выпечку, запах от которой сладким шлейфом тянулся по всей кофейне, Клэр всё больше погружалась в себя. Катя не задавала вопросов, поэтому девушке приходилось лишь изредка кивать и не отводить взгляд к окну слишком надолго. К глазам снова стали подступать слёзы. Внутри Клэр выла громче уличного пса, но снаружи из последних сил сохраняла стойкость. Казалось, что именно так нужно поступать.

– Ты не против, если я выйду немного подышать? Что-то здесь стало душновато. – Клэр чересчур болезненно посмотрела на Катю, скрывая под ложью истинную причину.

– Конечно. Тебе плохо? Может, постоять с тобой?

– Не, не! Всё хорошо, правда. Я быстро вернусь. Дождись пока круассанов.

Солгав Кате, Клэр накинула чёрную кожанку на плечи и повернулась к большой массивной двери со стеклянными вставками. В проходе она едва не столкнулась с девушкой, которая в это время пыталась зайти внутрь.

Тяжёлые мраморные тучи словно давили на землю и готовы были вот-вот обрушиться на неё. Клэр перешла дорогу на перекрёстке и, приблизившись к территории Казанского собора, прислонилась спиной к металлическому ограждению. Холод от решётчатого железа пробрался под куртку и мелкой рябью стал ощущаться на пояснице.

Клэр жадно глотала воздух, пытаясь восстановить дыхание. Сердце стучало в груди чересчур громко то ли от разъедающей тоски, то ли от волнения, которое странным образом возникало каждый раз, когда Клэр поворачивала голову в сторону Дворцовой площади.

Оглянувшись на кофейню, где её покорно ждала Катя, Клэр принялась записывать голосовое сообщение: «Я прогуляюсь до Дворцовой и обратно. Круассан и тебя заберу чуть позже. Не злись, просто мне это сейчас необходимо». Нажав на кнопку «отправить», она стремительно зашагала по Невскому проспекту.

Осень в Петербурге.

Желтеющие листья на корявых ветках ещё хранили в своих трещинках летнее тепло. Клэр шла, не обходя лужи от прошедшего дождя, вдыхая свежий сентябрьский воздух. Машины выстроились в очередь перед светофором. Кто-то просигналил с диким раздражением. Ответный сигнал. Клэр вздрогнула, на секунду оторвавшись от своих мыслей, и затем снова уставилась на влажный асфальт под ногами. Когда на другой стороне Невы завиднелись бирюзовые стены Зимнего дворца, девушка вспомнила, как давным-давно бабушка водила её туда, устраивала экскурсии по внутренним помещениям дома Романовых, рассказывала разные истории о царской династии. «Что, если это поможет отвлечься?» Нестерпимое желание оказаться там заставило Клэр ускорить свой шаг.

Она пронеслась под дворцовой аркой и, минуя уличных музыкантов, напевающих песни группы «Ленинград», оказалась у самых ворот в Эрмитаж. «Вот так удача!» – подумала Клэр, успев купить билет за несколько минут до закрытия кассы.

Это место, начиная с парадного входа, вновь заставило улыбнуться. Как и раньше, у неё захватило дыхание от мысли, что всё, что её окружает: пол, стены, скульптуры, картины, существовало несколько столетий назад.

В детстве бабушка частенько делала замечания своей внучке, когда та, поднимаясь по парадной лестнице, самолюбиво задирала нос, воображая себя принцессой. Сейчас на этой самой лестнице не было ни души. Она свернула по ступенькам направо и обратила взор вверх. Необычайной красоты высокий потолок восхищал золочёной лепниной и античной росписью.

Блуждая по коридорам старого Эрмитажа, Клэр рассматривала висящие на стенах портреты исторических деятелей, учёных, писателей, членов царской семьи и каких-то других, уже малоизвестных людей. Шаги были неторопливыми, с каждым из них Клэр постепенно погружалась в самые счастливые моменты своей жизни, в те, где они с бабушкой были неразлучны.

Оставалось меньше часа до закрытия, поэтому, воспользовавшись отсутствием иностранных туристов, Клэр самозабвенно разгуливала по императорским залам, минуя их один за другим.

Оказавшись в очередном коридоре с картинами на втором этаже, Клэр ускорила шаг, понимая, что ничего нового она здесь больше не увидит. Пробегая мимо тяжёлых золотых рам, украшающих старые полотна, она резко остановилась. Косой и короткий взгляд, упавший на одно из представленных полотен, заставил её вернуться. Сердце на секунду пропустило удар. Паутина тревожности окутала девушку с головы до ног. Клэр медленно подбиралась к тому самому полотну.

Уткнувшись в него носом, так близко, как только это позволяло ограждение, Клэр оцепенела. Нижняя губа опустилась, приоткрывая рот. Очень долго она стояла, вытаращив от страха глаза. На картине она вдруг узнала себя. Портрет был написан неизвестным французским художником в 1812 году в Париже. Девушка с золотыми волосами прикрывала своё тело белой льющейся тканью. Вокруг неё стояли вазы с цветами, позади виднелись мраморные колонны, украшающие стены какого-то дворца. Лицо этой девушки было очень похоже на лицо Клэр. Именно эта схожесть заставила её застыть на месте. Имя позирующей осталось неизвестным.

Простояв у картины словно в трансе, пытаясь найти скорее отличия с собой, нежели сходства, Клэр потеряла счёт времени. Её пробудил лежащий в кармане куртки телефон.

Звонок от Кати.

Клэр взглянула на часы и, вернувшись в реальность, направилась к выходу, срываясь на бег. Телефон всё не замолкал. На пути испуганной девушки, почти у самого выхода, столпились люди. Клэр невнятно попросила дать ей пройти, и собственный голос показался ей до жути чужим. Экскурсионная группа не сразу заметила худенькую девушку, и Клэр ещё какое-то время безрезультатно проталкивалась наружу. После долгих усилий ей всё же удалось покинуть дворец. Прерывистое дыхание оглушало и сводило на нет всякие попытки расслышать звуки вокруг. Сориентироваться. Успокоиться.

От резкого бега и возникшего животного страха у Клэр разболелась голова. Словно чугунным молотом ударили. Она не могла понять, почему эта ноющая боль оказалась такой внезапной. Приступ паники и беспомощность сдавливали горло, отчего Клэр едва могла пропустить воздух в лёгкие. Из последних сил она держала всё под контролем, до последнего стремилась оказаться на улице, не теряя при этом сознание. Парадные ворота Зимнего дворца с сияющим в свете огней золотым двуглавым орлом остались позади.