– Это вы прибыли на скорой с девушкой? – поинтересовался врач, вышедший из реанимации.

– Я.

– С ней все в полном порядке.

– К ней можно?

– Сейчас она спит. Вы передали данные о ней?

– Нет-нет. Я все это время сидел здесь.

– Тогда пройдите со мной.

Врач передал меня в руки девушки, заполняющей информацию на поступивших больных.

– Как ее зовут? – начала расспрашивать девушка.

– Молли. Молли Холмс, – подглядывая в права, ответил я.

– Дата рождения?

– Двадцать пятое марта, двухтысячного года.

– У нее есть полис?

– Я, я, я не знаю.

– Ладно, присядьте пока, я позову вас, если понадобитесь.

Я расположился на стуле у стены. Смеркалось. Я жутко проголодался и желал покинуть больничные стены. Из-за мучавшей с обеда головной боли, день пошел не по плану.

«Я же в больнице. У них-то точно найдется необходимая мне таблетка», – решил я и подошел к девушке на регистрации.

Она тут же отложила в сторону все бумаги. Копошась в одном из ящиков стола, достала мне обезболивающее.

– Вода в кулере, там же одноразовые стаканы, – прощебетала девушка и вернулась к своим обязанностям.

Я выпил таблетку и вернулся все к той же девушке, с детским голосом.

– Простите, я могу быть свободен? – поинтересовался я у нее.

– О, нет. Я проверила данные мисс Холмс, у нее нет страхового полиса.

Я молча слушал девушку и не понимал зачем она рассказывает это мне. Девушка продолжала говорить:

– За нахождение в больнице вам придется заплатить. И, кстати, ее перевели в общую палату. Она пришла в себя. Можете пройти к ней.

Теперь-то все стало на свои места. В больнице решили, что я имею прямое отношение к незнакомке с прекрасным именем Молли. Конечно, все связанные с ней расходы повесят на меня. Я мог бы отказаться от непредвиденных трат, но внутренний голос уговорил меня в обратном.

Когда финансовый вопрос был улажен, я попросил указать мне номер палаты Молли.

– Двадцать восьмая. Вам сейчас по лестнице, на второй этаж, затем направо. Там уже разберетесь.

Я прошел к лестнице. Повсюду витал неприятный запах медикаментов. Врачи и медсестры бегали в разные стороны, оказывая необходимую помощь пациентам. Я терпеть не мог больниц и все, что с ними связанно. Такая неприязнь была с самого детства. На то, конечно же, были свои веские причины.

Мне было десять. Мы с братом играли в домике на дереве, растущем в нашем дворе. Я отвлекся на минуту, брата не оказалось рядом. На соседней ветке, громко мяукал котенок. Брат полез спасать испуганное животное. Взобравшись на ветку, сам стал диким ором звать на помощь. Я без промедления ринулся к нему. Подстраховывая брата, помог ему слезть с ветки. Итан был чертовски напуган и весь трясся от страха. Убедившись в его безопасности, я повелся на уговоры шестилетнего мальчишки, помочь беззащитному животному. Чем ближе я подползал к котенку, тем выше он карабкался по ветке, в противоположном от меня направлении. С каждым пройденным сантиметром, ветка становилась все тоньше. Я протянул руку, ухватил кота за хвост и медленно подтянул к себе. Оставалось лишь вернуться в домик на дереве, и историю с котом можно было считать благополучно завершенной. Неожиданно котенок начал вырываться из рук, царапаться. Я ускорился, потеряв равновесие, сорвался вниз.

Не помню, было ли мне больно. Очнулся я уже в больнице. Около меня хлопотали медсестры, в сторонке вздыхала мать. Как оказалось, я сломал руку, ногу, два ребра и получил нешуточное сотрясение. Быстро шел на поправку, и в скором времени меня выписали из больницы. Передвигаться самостоятельно мне запретили. Усадили в инвалидную коляску. Я хотел играть во дворе, бегать с ребятами в футбол. Все свободное время мама старалась уделять мне, чтоб я не чувствовал себя одиноко.

Когда все кости срослись, мы вновь отправились в больницу. Снова куча обследований, анализов, снимков. Вердикт врача был неутешительным: при первом обследовании из-за опухоли в голове, образовавшейся в результате падения, не разглядели трещину, которая в дальнейшем дала серьезные осложнения. Меня вновь положили в больницу. Я чувствовал себя подопытным кроликом, над которым каждый день проводили различные эксперименты. Перенеся несколько операций, меня то и дело отпускали домой, затем возвращали в больницу, на дополнительные обследования, следили за динамикой выздоровления. Даже не смотря на завершение длительного лечения, меня продолжали беспокоить головные боли, периодически тревожившие и в сегодняшние дни.

Я добрался до двадцать восьмой палаты. Из четырех больничных кроватей, были заняты две. Молли лежала в дальнем углу и в момент моего появления смотрела в окно. Я поздоровался, прошел к девушке, которая, завидев меня, с неподдельным отвращением вытаращила глаза.

– Ты откуда?

– Я рюкзак решил отдать и спросить, как ты себя чувствуешь?

– Нормально я себя чувствую. Рюкзак положи на тумбочку и можешь быть свободен.

Я замер с рюкзаком в руках около кровати девушки. Она вопросительно на меня посмотрела.

– Чего ты замер? Рюкзак на тумбу положи говорю!

В моей голове не укладывалось, почему столь милая девушка, постоянно грубит? Она не просто держала дистанцию, а будто от кого-то оборонялась.

– Я оплатил все больничные расходы, так что, можешь быть спокойна, – зачем-то произнес я.

– Мне теперь тебе что, спасибо сказать, что ли?

– Молодой человек, время посещения окончено. Покиньте пожалуйста палату, – попросила, заглянувшая к нам медсестра.

Положив рюкзак на прикроватную тумбу, я попятился к выходу.

– Я зайду завтра.

– Это еще зачем? – спросила Молли.

– Проведаю, как ты.

Молли больше ничего не произнесла, лишь косо на меня посмотрела.

Я пошел домой. Весь вечер, бродя по своей скромной квартире, вспоминал большие зеленые глаза девушки. Хотелось, чтоб как можно скорее, наступило завтра.

Несмотря на осенние дожди, все еще сохранялась теплая погода. Я открыл настежь кухонное окно. Закурил, глядя с пятого этажа на широкие улицы огромного города.

Здесь, на окраине Чикаго, всегда было шумно. Без конца курсирующий в разные стороны транспорт, жил своей жизнью. С севера, легкий ветер доносил гул двигателей, приземляющегося самолета. Под моими окнами, с включенной сиреной и на полном ходу, пролетела скорая помощь.

Прогнав тяжелые дождевые тучи, над городом повис огненно-желтый месяц. В квартире, которую я снимал уже более пяти лет, невзирая на выключенный свет, стало необычайно светло.

Я докурил, еще немного постоял у открытого окна и отправился спать. Даже сейчас, лежа в кровати, и медленно погружаясь в сон, я думал о ней – о Молли.

Рассвело. Перед работой я заскочил в больницу. Молли не спала, как и прошлым вечером, потупив взгляд, смотрела в окно. Завидев меня, не стала возмущаться. Еле заметно улыбнулась краешком губ.

– Привет! Как ты? – полный решимости, начал я разговор.

– Прекрасно! – приглядываясь ко мне, ответила девушка. – Может ты для начала представишься, лейтенант?

– Джереми. Джереми Скот, – тут же произнес я.

– Кажется, мое имя тебе уже известно. Зачем пришел? Я никаких заявлений подавать не стану.

Молли тут же изменилась в лице. Облокотившись на кровать, приподнялась.

– Я сама ударилась. Слышишь, сама!

Девушка кого-то выгораживала. Увидев меня в полицейской форме, испугалась, что я стану брать у нее показания, задавать вопросы о происхождении огромной гематомы на лице.

– Я здесь не за этим, – пояснил я. – Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Принес тут кое-чего.

Я положил на прикроватную тумбу плитку шоколада и фрукты. Скромный букет цветов, купленный по дороге в больницу, вручил девушке.

– Странный ты какой-то, – добавила она, вместо «спасибо».

– Я тут узнал, завтра тебя уже можно выписывать. У тебя бостонская прописка, как оказалась в Чикаго?

– Послушай, я же сказала, со мной все в полном порядке. Можешь уже оставить меня в покое?