Семенов стремительно вышел в большую комнату. Мужик стоял спокойно, ожидая участи. Эта странная болезнь передавалась испокон веков лишь женщинам. И избавиться от нее было крайне непросто. Он уже принял свою судьбу, как и бесчисленные поколения предков до него.

— Авакумов, как тебя зовут?

— Петр я.

— Петя, — Илья перешел на панибратское отношение, хотя был лет на десять моложе. — А скажи мне на милость, приезжал к вам недавно в деревню кто новенький?

— Так это… — майор тут же встрепенулся. Видимо, эта информация прошла мимо него. — Зинка-свояченица к нам переехала. Вон тот дом на опушке ей и отдали. Все равно ничей, так в него и поселили.

— Ясно! Не с Суры ли родственница твоя? — разом напрягся Иван Кузьмич.

— Не знаю, — пожал плечами мужичок.

— Вот телепень! — не выдержал майор и повернулся к Илье.

Тот уже деловито раскрывал сумку:

— Поля, килий корень заваривай и вливайте в нее хоть силой! Держите, пока все не выпьет. Рецепт помнишь?

— А? — Трескина уже пришла в себя и была как никогда серьезна. Пока Икота не зацепилась внутрях, надо было спешить.

— Выйдет, и в печь её тут же! Хозяин, огонь разводи! Кузьмич, иголку в порог воткни, да такую — покрепче, старинную. Соль приготовьте!

— А ты куда? — майор с некоторым испугом наблюдал за сборами опричника. Он ведал, что ребята там служат лихие, но их непосредственную работу видел впервые. И ему крепко было не по себе. Уж лучше матерых уголовников брать, чем с нечистой силой бодаться!

— Пока икотницу не повяжем, не выгнать болезнь.

— Справишься один?

Семенов поправил сумку-планшет на груди и достал из нее фонарик.

— Поверь, Кузьмич, толку там от тебя не будет.

Илья исчез, полицейский достал из инструментального ящика молоток, Авакумов согнал с печи детей и сноровисто готовил растопку. Кинуть внутрь несколько кусков бересты и нарубать с полена щепок — премудрость небольшая. Трескина с минуту стояла с мешочком сушеного корня папоротника в руках, а затем начала стремительно действовать. Отвар — это хорошо, но без заклинаний такое обычно не срабатывает. Откуда они в эти тяжкие минуты появились в голове? Почему сюда послали именно её? Хватит стоять — время действовать!

— Где чайник? Мне нужна чистая вода! И лучше найти большой заварочный чайник. Из него легче будет вливать. Иван Кузьмич, — она решительно повернулась к майору, — что бы ни происходило, не вмешивайтесь. Ни в коем разе! Хуже всем будет.

Полицейский побледнел, пытаясь вспомнить молитвы. Эх, говорила же бабуля — ходи в церковь, Ванятка!

Илья перехватил Икотницу возле сарая. Он неплохо запомнил уроки Варакиной. Пусть это массовое в былые годы на Пинежье явление, казалось, исчезло, но рецидивы все равно время от времени случались. Так что лишними знаниями никогда не бывают. А человек, подсадивший икоту, поначалу всегда крутится рядом. Никаких окриков: «Стоять!». Семенов просто-напросто догнал побежавшую через сугробы тетку и повалил её в снег, повторно затем окунув её лицо в снежную кашу.

— Сразу будем сознаваться или методы дознания применить?

Оробевшая поначалу Икотница неожиданно взвилась гадюкой:

— Не докажешь, начальник!

— Опа! Да ты у нас бывалая!

— Аааааа! Убериииии!

— Знаешь, откуда я? Хочешь так и сдохнуть неприкаянной?

Семенов отлично помнил, что главной ошибкой христианских священников были их негодные методы изгнания кликушества и бесов изнутри обращенных. На Пинеге попы и монахи столетиями безуспешно пытались выжить Икоту и Икотниц из таежного края. Но успешных примеров практически не случалось. Ну не действовали обычные приемы среди потомков чуди! Все дело в том, что заморскими подходами излечить совершенно невозможно. Духи местные, старинные, укоренившиеся корнями в суровой таежной земле, а Белая вера новая.

Опричник же сейчас припечатал Икотницу оберегом с символом Сварожича. Земля северная подчинялась детям Сварога, Сварожичам, а главным среди них был Симаргл, небесный кузнец и дух огня. Только его пламенем можно было выжечь невероятно архаичную заразу. И древние новгородцы, что сюда пришли, об этом знали, потому и протекли горячим потоком по землям и весям Биармии. Не страшны им были местные духи и идолы. Сварожичи оказались намного сильнее. Потому и зацепились именно здесь, в Подвинье, русские люди крепче всего, в отличие от Зырянских и Карельских земель. И каждый северянин всегда носил с собой оберег Сварожича. Потомки мудрость предков забыли и потому страдали, предав богов Рода.

— Говори! Или зажгу изнутрях!

Икотница продолжала выть, но корчась, смогла ответить:

— А чё она? У ней все есть — муж, дети. А я? А мне тошно!

— Ты жизнь свою сама по ветру пустила и на сторону нечистых ижиндов перешла! — сурово отвечал Илья. За время работы в конторе он научился главному правилу опричников — никогда не верить тем, кто по жизни встал на «темную» сторону. — Иди со мной и не дергайся. Иначе спалю! Как мои предки с вами поступали. И не думай, что закон за тебя в этот раз заступится. Мы выше его!

Тетка-Икотница больше не сопротивлялась, испуганно ковыляя впереди обратно к избе свояченицы.

— Вливай, вливай до конца все!

Иван Кузьмич не узнавал тусклую девицу, что встречал у поезда. Громогласная и властная молодая женщина с горящими глазами лично заварила килий корень, что-то при этом тихонько приговаривая, а затем без перехода начала командовать. Пока муж держал беснующуюся жёнку, майор насильно вливал ей в рот лечебный взвар.

Трескина встала перед ними, как-то вся вытянулась и, подняв лицо вверх, начала распевать, попутно раскачиваясь и махая руками:

— Лабуда-беда явилася — горе глубокое навалилося! Люди добрые, вспоможите — гортань бесячью уберите. Бешеная гортань закройся, Лабуда-беда, с глаз моих смойся! Нагерь ли няялькесь, лыхк ли пыччкар! Сон сладок, жизнь горька!

Бедолага в этот момент страшно закричала и последний раз икнула. Затем тотчас опала и осунулась, закрыв глаза.

— Глядико-ся! Чтой-то выплюнула! — завыл белугой муж, а Кузьмич тут же метнулся к кровати. Полицейский оказался очень ловок, хоть руки у него и тряслись.

Пелагея приняла от него завернутую в белое полотно икотку и тут же побежала к печке:

— Разойдись!

Пламя ярко вспыхнуло, и тут же в печке бахнуло. Так, что она чуть не подпрыгнула.

— Сделали⁈

В избу ворвался Илья, встревоженно озирая комнаты. Идущую вслед за ним Икотницу чуть не вывернуло на пороге. Это она на иголку наткнулась.

— Все хорошо, Илюша, — Иван Кузьмич вытирал пот со лба, а затем с ослабевшими враз ногами упал на стул. — Выгнали икоту. Размером с таракана вышла, разрастись не успела, зараза эдакая.

— Ну и ладненько.

От Семенова не утаился взгляд, что кинул повидавший всякое полицейский в сторону его напарницы. Значит, не зря девчонку в Отдел взяли! Да и Пелагея в сей момент отнюдь не выглядела малахольной. Глазища ярким пламенем полыхают, на щеках румянец выступил. Бой-девка! К такой на кривой козе не подойди!

Из комнаты еле выполз хозяин, ноги его тоже не держали.

— Ну как она?

— Спит. Кто её так?

— Так свояченица ваша. От зависти. Обычное дело.

— У, злыдня! Да я её!

— Спокойно, Петр — Кузьмич взялся за привычную ему работу. — Отдадим в хорошие руки, и больше эта тварь никому зла не сделает.

Семенов бросил в сторону майора пытливый взгляд.

— Какие указания были сверху?

— От епархии звонили. Заберут ее в дальний погост черные клобуки. Отбегалась, отмучилась.

— Тогда грузимся?

Что-то задерживаться в этом доме никому больше положенного не хотелось.