Олег увидел уже не просто бледное и рыжеватое лицо молодого военного, а нервную, искривленную, в некоторых местах потемневшую рожу. Кровь хлестала и текла из глаз и носа пульсирующими и уверенными струями, которые мешали дышать трупу, из-за чего тот и всхлипывал. Глаза при этом лишились зрачков, но слегка покрылись красной пеленой, издалека напоминавшая красные линии под веками. Нижняя челюсть вертелась в разные стороны, словно пыталась отвалиться. Труп постоянно что-то мычал, как зомби.
Подросток открыл огонь, все пули летели прямо в голову трупу, пробивая шлем и входя в голову с характерным кровавым звуком, но военный не хотел снова умирать. Иногда он на пару секунд прекращал двигаться, но потом снова полз к Олегу, у которого уже закончилась первая обойма. Когда вместо выстрелов раздавались щелчки, военный вдруг правой рукой полез в какой-то подсумок, висящий на боку, достал оттуда нож и профессионально, как живой, без дерганий и нервозности, метнул его в Олега. Лезвие насквозь пробило ногу подростку, и тот со стонами и проклятиями упал в сторону трупа и схватился за рану, выбросив разряженный пистолет.
Острая и режущая боль охватила всю ногу Олега и обездвижила его. Пятна крови поступали на джинсы, оставляя темные и мокрые следы. Раненую ногу юноша перестал чувствовать, и когда он полз назад, подальше от меткого трупа, она мертвым грузом волоклась за телом, гладя землю и оставляя ровную дорожку, по которой быстрее Олега, с коварной улыбкой и усмехающимися звуками полз труп, стараясь достать подростка и расправиться с ним.
Страх, отчаяние и ощущение смерти остановили движение Олега и заставили его просто лечь на землю, закрыть глаза и забыться под ударами военного. Он уже предвкушал, что будет с ним делать труп, уже чувствовал, как холодная, мертвая, но дерзкая рука его крепко вцепилась в плечо Олега и начала отрывать ему руку, растягивая шейные мышцы. Нестерпимая боль дернула Олега в плечо, будто рвались связки и растянулись жилы. Психологически было тяжело заставить себя пошевелить этой конечностью. Вторая рука военного ухватилась за шею подростка, пробудив ожог. Тот, кроме темноты в глазах и пасмурного неба ничего не видел. Вылезли из орбит глаза, синеющее лицо с поступившими на лбу жилами опухло, носу стало труднее дышать, в шее, под скулами, пульс болезненно стучал и с каждой секундой, сопровождавшейся усилением сжатия горла, учащался. Где-то сбоку в глазах Олега появилась рожа военного, светившаяся местью. Подросток чувствовал его тяжелое, глубокое и учащенное дыхание, веющее гневом и смрадом, которое идет только от трупов, и лучше слышал рычание и жуткое мычание, доносившиеся оттуда же, откуда шло дыхание.
Олег терял сознание. Военный настолько сильно сжал горло подростка, что тому даже тяжело было представить свою смерть и о чем-то думать, как-то шевелиться, чтобы спасти себя. Это всего лишь нож в ноге, а не пуля в сердце, можно пережить. Но как дальше идти в город с больной и кровоточащей ногой? Олег истечет кровью раньше, чем найдет хотя бы одного человека. А остаться на растерзание трупу?.. Не успел выйти из укрытия – уже убили. У всех по-разному жизнь заканчивается. Ну умер от удушения ожившего трупа, сдался, решил не бороться за существование, за жизнь Насти, и что, сразу все это закончилось? Другие, более сильные, будут, может быть, до самой смерти убивать таких, как этот рыжий, чтобы не просто спасти человека и узнать, что случилось, а чтобы вечером лечь спать, утром проснуться и понять, что не так уж и все плохо…Точно, а Настя? Она же умрет, либо превратится в подобие этого военного и будет также убивать. Подросток не хотел даже вспоминать эти варианты исходов, он твердо решил, что, если он ушел ее спасать, значит спасет ее. Подросток обещал прежде всего себе, что поможет девушке. Лгать самому себе – обесценивать свою жизнь. А в таких условиях невозможно обесценивать свою жизнь и говорить, что не хочешь жить. Так уж устроено, что пока человек не попробует, не ощутит на себе – не поймет.
Собравши силы, прибрав мысли в своей голове, Олег наполнился неистовой смелостью, граничащую с яростью. Позабыв боль, взялся за рукоятку ножа, крепко держащуюся в ноге, и стал вытаскивать нож. Он шел тяжело, резал мышцы и нервы, вызывал новые боли, но преодолев их, окровавленное острие оказалось перед глазами Олега и сразу же, со всей яростью, сопровождавшейся мыслью о мести за Настю, свою жизнь и жизни других, влетело в голову военного, и пробив шлем со звоном, вонзилось в его голову. Тот закатил глаза, что-то прохрипел и замертво упал рядом с Олегом. Руки солдата мгновенно отпустили подростка, позволив ему встать. Отдача от удара по шлему и черепу прокатилась по всей ладони юноши, оставляя за собой раздражение и металлическую боль, сидящую внутри руки.
Он встал и оттряхнул с себя грязь. Боль в ноге и левой руке давали о себе знать и до самого конца пути Олега не покидали его. Приступ злости прекратился, на замену пришла легкость и истерия, от которой подросток засмеялся. Он встал у перевернутого БТРа, облокотившись о бок машины и достал найденную карту, развернул ее и положил на железную поверхность, на которую он, собственно, оперся.
Вся карта была не распечаткой, а хорошо срисованной копией с той карты, которая висела на одном из стендов в доме творчества, куда Олег когда-то ходил еще до школы. Он хорошо помнил изображенные там жилые дома, сады, детские площадки, магазины. Порой юноша подходил к этим стендам и пытался найти свою улицу и свой дом, которые на карте военного тоже имелись и были обозначены почему-то зачеркнутым крестиком, нарисованным черной ручкой. Рядом имелась некая подпись, расплывчатая, неразборчивая, словно написанная наскоро: «Дом Громова». Дом Олега. Но здесь не только Громовы живут… Почему военных интересовал именно этот подъезд? Рядом была еще надпись, которая первыми буквами сливалась с первой подписью: «…сто группировки». Под надписью была стрелка, указывающая на другой район. Были остальные приписки и обозначения, которые в основном указывали места боев, обороны и наступления. Олег совсем не понимал, что происходило в городе.
Ему вспомнилось, как однажды, еще два года назад, он, открыв в интернете панорамные карты с возможностью путешествовать, «ходил» по родному городу, пытался выйти за его приделы, прийти в находившейся рядом поселок городского типа. Он вспомнил, как в картах нашел свой родной дом, как нашел свою школу. Ему тогда казалось, что однажды те фотографии, что там представлены, останутся в прошлом, и им на смену придут стоэтажные здания со стеклянными стенами, заставленные внутри растениями, современным оборудованием, и люди в них будут целыми днями сидеть за компьютерами и работать, зарабатывая разработкой ненужных и зависающих программ и всяких роботов-помощников, которых обычный человек себе не может позволить…
Подросток вернулся в реальность.
Олега осенило, что раз в городе идут какие-то бои, то значит есть люди, которые могут помочь. Возможно, живы и отец с матерью. Подросток тотчас сложил карту в карман, перебинтовал раненную ногу и, невзирая на боль, пошел к ближайшим пятиэтажкам, издалека напоминавшие покинутые обители чего-то таинственного и манящего. Из одного подъезда сочился черный и густой дым, глазницы окон гордо светились мраком, как и в остальных подъездах. Белые стены чуть ли не полностью обуглились, краска покрылась трещинами и пылью. У фундамента, на бывшем газоне лежали какие-то кирпичи, взявшиеся из неоткуда, стекла, гильзы, тряпки и деревянные обломки. Дверь выломана, внутри веяло холодом и запахом свежего дыма. Объединяло все многоэтажные дома и то, что возле них разливались целые озера грязной воды, окружавшие бывшие деревья, скамейки и пожарные цистерны, тоже брошенные и немного почерневшие, хотя в солнечном свете их окрас выглядит наиболее ярким и сочным, и в тишине спокойной непогоды эта яркость осталась.
Олег шел между двумя какими-то пятиэтажками, внимательно вглядываясь в каждую. Внутри подростка нарастали скрытая паника и чувство, что за ним следят. Голые рамки окон, казалось, смотрели на него. Или на него смотрели те, кто шумно шептались, прячась в окнах и оставляя в голове юноши неприятные впечатления и страх перед неизвестным. Впереди Олегу встретилось пару пустых деревьев и разбившийся о них желтый автобус, с металлическими листами на окнах, корпусе, колесах и месте с двигателем. Он подошел к автобусу, а затем зашел в него. Автобус был наполовину пуст. Открытые сдвижные двери с выдвижной лестницей были устланы еле заметными и темными пятнами крови. Кабина была заполнена либо трупами гражданских людей, либо какой-то арматурой и вещами. Тела лежали не в креслах, а возле них или на них. Видимо, в последний момент они хотели бежать. На месте водителя был крепкий мужчина в красном берете и черном футуристичном костюме с белыми кевларовыми пластинами на груди, двумя горизонтальными алыми полосками на плечах на каждой руке. Правая рука хотела взяться за пистолет, выглядывающий из кобуры на правом боку, но что-то убило этого солдата в последний момент. На затылке был яркий след от пули с кровавым пятном, охватившим темные волосы, сделанные пробором на правую сторону, и смуглую шею с одним крупным надрезом, из которого выходили маленькие ручьи крови. Лицо лежало на руле. Окровавленное и обезображенное, кричащее о боли и неисполненном долге: эвакуировать людей. Далее Олег осмотрел трупы гражданских. Они были облачены все в легкую одежду: футболки, майки, шорты, у женщин были топики. Только все лежали мертвые, красные линии крови тянулись вниз по белоснежным лицам с ожогами. Только вокруг глаз были странные красные синяки, которые начинали нездорово зеленеть. Подросток приоткрыл глаз одному из таких и увидел вместо одного зрачка сразу десять и все темные. Бельма вся заполнилась гноем и подобием плесени. В открытых от боли ртах вместо зубов были неровные и острые, как кончики ножа, клыки. Их было очень много во рту. На пальцах имелись странные волдыри, напоминающие то ли колючки, то ли серьезные открытые переломы. Поняв, в чем дело, Олег вышел из автобуса и устремился в один из подъездов, подальше от страшных трупов.
