Я подошел к Нине, тронул её за плечо и сказал:

– У меня есть к тебе предложение, подкупающее своей новизной. Поехали ко мне?

***

К моему удивлению, Нина согласилась сразу и без раздумий – лишь слегка наморщила лоб и тут же выдала: «Да». Правда, всю дорогу до «Речного», а потом и от станции вдоль Фестивальной она была задумчивой и часто отвечала невпопад, но с помощью наводящих вопросов я выяснил, что это не связано с мамой или учебой. В институте её ждали через неделю, а сейчас Нина наслаждалась заслуженными каникулами – зимнюю сессию она сдала достаточно успешно, без троек, так что могла рассчитывать даже на крошечную по моим меркам стипендию. Ну а мама... мама, как я понял, привыкла к частым отлучкам дочери и не особенно волновалась по этому поводу. Впрочем, Нина считалась – и была – взрослой и самостоятельной, и если бы пищевики выделили ей общежитие – давно бы съехала. Но Люберцы были почти Москвой, и тамошним обитателям подобные льготы не полагались.

Нина была третьей представительницей слабого пола, попавшей в мою холостяцкую берлогу после того, как я осознал себя в теле Виктора Орехова, и она очень сильно отличалась от Ирины или Татьяны. Те принимали мои легкие ухаживания – ничего особенного, взять пальто, помочь с обувью – как должное, не заостряя на этих моментах внимания. Нина же явно стеснялась, когда я помогал ей разоблачиться, а потом застеснялась ещё больше, когда из обычных, совсем не модных сапог, на свет явились её ножки в очень домашних колготках – примерно таких, в которые одевали детсадовцев. Впрочем, я уже заметил, что по зимней поре многие женщины предпочитают комфорт моде, поэтому сделал вид, что мне всё равно на этот предмет одежды. От предложенных тапочек Нина не отказалась – и даже не поинтересовалась, для кого они были куплены.

Я оставил её в прихожей, поправлять прическу перед зеркалом, а сам прошел на кухню и поставил чайник. Я ещё не представлял, как продолжится этот вечер, но у меня имелось и вино – то самое, что мы не выпили с Татьяной. Я достал из холодильника остатки былой роскоши – то есть новогоднего продуктового набора – и принялся делать нарезку, которая подходила бы и в качестве перекуса, и как закуска. И не сразу заметил, что Нина как-то примолкла. Но потом я спохватился, посмотрел в её сторону – и увидел, что она стояла в дверях кухни, неловко держась за косяк, а лицо у неё было совершенно белым.

– Что-то случилось? – я отложил нож в сторону.

Просто на всякий случай.

– Я с ним не спала! – выпалила она.

– С кем? – спокойно спросил я.

И вернулся к размеренному намазыванию масла на кусок хлеба.

Правда, мне не требовалось уточнять, о ком она говорит. Всё о том же Высоцком. Почему-то сегодня все женщины считают своим долгом поговорить со мной об этом несомненно великом артисте.

– С... Вол... С Владимиром Семеновичем! – она справилась с волнением почти на «пятерку».

– Ты жалуешься или хвастаешься? – я улыбнулся, давая понять, что говорю несерьезно, но Нина всё равно надула губы. – Извини, переборщил. Просто не уверен, что мне стоило это знать. Ты взрослый человек, он взрослый человек... зачем в отношениях двух взрослых людей нужен третий? Правильно – ни для чего он там не нужен. Кроме того, спала ты с ним или нет, но ночь-то вы точно провели вместе?

– Угу...

– Вот тебе и «угу». Значит, теперь ты можешь называть его запросто – Володька. Эй, Володька, билетика нет?

Нина всё-таки рассмеялась.

– Скажешь тоже... – она махнула рукой. – Ночь... я и не помню ничего, а когда проснулась – вообще перепугалась до смерти, непонятно же, куда меня занесло. Начала собираться, а тут из комнаты выходит Он! Я чуть не описалась прямо там...

Нина смущенно замолчала, а я мысленно обозвал себя дураком. Нежелание возиться с малознакомой девушкой могло иметь очень серьезные проблемы – сердце, например, не выдержало бы, у фанаток такое бывает. Правда, сходу я не смог припомнить ни одного случая, но какой-то из фильмов про поклонниц «Битлз» показывал очень экзальтированных девиц, готовых на всё ради того, чтобы увидеть своего кумира. А сейчас Таганка и особенно Высоцкий были для определенной группы – они себя называли «очередь» – центром притяжения и смыслом существования. Был ещё «Современник», но год назад оттуда ушли почти все идейные вдохновители – в первую очередь Олег Ефремов, – и сейчас эта звезда понемногу гаснет. По-хорошему, Таганку тоже надо было бы превратить обратно в обычный советский театр, а «очередь» занять созидательным трудом, но я уже понял, что этот орешек мне не по зубам – за театром Любимова и Высоцкого стояли такие персоны, перед которыми я никто и ничто.

Правда, и этих персон моя активность насторожила – иначе бы меня не убирали в длинную командировку. Или же это могло быть лишь совпадением – например, я мог предположить, что в недрах московского управления существовали некие списки на подобные поездки, и моя очередь подошла именно сейчас.

Свист чайника позволил мне оборвать эту беседу на скользкую тему. Я вернулся к плите, так и не дотронувшись до девушки – чего она, кажется, слегка опасалась.

– Ты с сахаром чай пьешь?

– Что? А, да... одна ложка.

– Ты проходи, садись, я не буду сервировать тебе столик у дверей.

Послышался тихий смешок – как сигнал того, что Нина слегка оттаяла. Она даже не возражала, просто устроилась за столом и, кажется, съела кусочек чего-то, пользуясь тем, что я стою спиной. Я и сам был голоден – в антракте мы общим решением в буфет не ходили, так что последний раз я ел много часов назад. Ну и она тоже.

Я сел напротив неё и обвел широким жестом все тарелки – с колбасой, сыром и безвкусным «длинным» огурцом.

– Всё можно есть, не стесняйся, – сказал я. – Пока чай, но если захочешь – есть вино. Я не хочу, ещё от театра не отошел, может, позже...

Она обвела продукты голодным глазами, схватилась за горячую кружку – и пробубнила, глядя куда-то в стол:

– Мы будем заниматься любовью?

Я не сразу разобрал её бормотание, а когда понял смысл вопроса, меня неудержимо потянуло демонически расхохотаться и сказать: «Конечно».

Но мне категорически не хотелось обижать эту, в общем-то, неплохую девушку. Поэтому я не озвучил и вторую мысль, которая пришла в мою дурную голову – мол, любовь ещё надо заслужить, а у нас будет дикий животный секс. Пришлось собрать всю свою серьезность в кулак и говорить спокойно, чтобы не спугнуть эту студентку, комсомолку и – ладно – красавицу.

– Нина, тебе стоило задать этот вопрос, когда я пригласил тебя к себе домой, – я доброжелательно улыбнулся. – А раз ты приняла это предложение и даже уже добралась до места – поздно уточнять условия и всё такое. Но я тебе отвечу: возможно. Через силу этой твоей любовью всё равно лучше не заниматься, только хуже будет... хотя есть люди, которым даже нравится, и мужчинам, и женщинам. Но я вообще-то над всеобщим счастьем работаю, мне такое не к лицу. Так что прислушайся к себе, чего ты хочешь, чего можешь и всё такое. А я пока тебе во второй комнате постелю.