Я был уверен, что передо мной стоит Тобенгауз.
Вердикт главы конклава послужил знаком – ко мне приблизилась седовласая женщина-татуировщик.
– Сними кофту.
Я стянул через голову джемпер.
Женщина положила ладонь на мое левое плечо – сейчас там красовался глаз в треугольнике, символ наблюдателя. Серая муть заволокла зрачки колдуньи. Жутковатый омут, затопивший всё внутреннее пространство глазниц.
Жжение.
Старая татуировка начала плавиться, менять очертания. Я почувствовал эти метаморфозы, хотя и не мог ничего рассмотреть. Верхнюю часть руки опалило огнем. Гораздо больнее, чем в прошлый раз…
– Терпи, – отрезала волшебница.
Минута сущего ада.
Мое плечо жгли на костре инквизиторы, а я ничего не мог с этим поделать.
Пламя деформации исчезло. Татуировщица отняла ладонь от моего плеча, извлекла из складок балахона крохотное зеркальце и повернула его так, чтобы я мог рассмотреть получившееся изображение. Круг со вписанным треугольником, внутри которого – горящая свеча.
Метка ритуалиста.
Я поблагодарил женщину кивком.
Плечо всё еще болело.
– Ты перешел на более высокую ступень развития, – главный экзаменатор заговорил голосом Тобенгауза. – Это налагает большую ответственность. Помни о доверии конклава. Не подведи нас.
Собравшиеся начали расходиться.
Ко мне приблизился Сатин.
– Поздравляю.
Я пожал протянутую руку.
– Без тебя я бы не справился.
– Мне повезло с учеником.
Я вернулся домой примерно в час ночи. Сестренка, как и следовало ожидать, мирно посапывала в своей комнате. Зашвырнув рюкзак в угол, я отправился в душ. Быстренько привел себя в порядок и завалился спать. Не подозревая, что худшее ожидает меня впереди.
***
– Подъем, лежебока!
Меня тормошат, бьют по щекам, пытаются привести в чувство. Я неразборчиво мычу. Истошно верещит будильник на телефоне. Боги, какой отвратительный звук!
Шторы раздвинуты.
Открываю один глаз и понимаю, что весь этот хаос породила моя сестренка.
– Что случилось?
– Первое сентября случилось. На линейку опоздаешь.
До меня постепенно доходит смысл услышанного.
– Сегодня – в школу?
– Да! Вставай, дурилка.
Полина, судя по мокрым волосам, уже приняла душ.
Сквозь шторы пробивается утренний свет, но в кухонной зоне горят встроенные лампы. На часах – шесть утра. Таак. Занятия, если мне память не изменяет, начинаются в восемь. А линейка – в девять.
– Так еще три часа! – вырвался из моего рта вопль ужаса.
– Надо собраться, поесть, привести себя в порядок. И выйти заранее, чтобы не опоздать, – рассудительно заявила Полина.
Сестре всего девять.
В этом году Полина поступила в одну из престижных неомосковских гимназий, я же учусь в знаменитом лицее Адамсов. Топать нам в разные школы. И выбираться из общаги в разное время. Так какого…
Ладно.
Спокойствие.
Девочка и раньше подходила к школьным вопросам основательно. Сказывается воспитание покойной матери, как я подозреваю.
Пять часов сна – это еще не катастрофа.
Бывало и хуже.
После обязательных ритуалов в душе отправляюсь на кухню. У нас с Полиной что-то вроде студии. Кухонная зона совмещена с моей спальней и застекленной лоджией. Рабочий кабинет, вписанный в глубокую нишу, расположен в комнате сестры. А еще имеется холл – мы делим его с другими обитателми блока. Всего три квартиры. Вчера утром кто-то заселился – слышались шаги, громкие голоса, хлопали двери. Я не успел познакомиться с соседями – день был расписан по часам. Сходить в ателье, забрать несколько комплектов лицейской формы, притащить всё это добро в кампус. Затариться едой на ближайшие дни. Сходить в дневной рейд. Дождаться, пока Сатин накатает рапорт и приступить к подготовке ночной вылазки. Вернуться домой, наскоро перекусить, сообщить сестре, что жив-здоров. И – в ночную вылазку. На тот самый перекресток, где я развеял локуса. Так что соседи для меня – тайна, покрытая мраком.
Достаю из морозилки две пиццы.
Загружаю в микроволновку первую коробку.
И начинаю готовить себе кофе.
– Поздно вернулся? – спрашивает сестра.
– В час.
– Ну, сорри.
– Что уж теперь, – бурчу я.
Кофе я варю в турке.
И болтовня сестры немного отвлекает.
– А ты видел наших соседей?
– Еще нет.
– Хочешь, расскажу?
– Нет.
– А я расскажу, – злорадству Полины нет предела. – В пятьдесят второй квартире живет парень твоего возраста, а в пятьдесят третьей – две сестры. Очень красивые, но шумные.
– Здорово.
– Ты будешь с ними знакомиться?
Из турки полезла пена.
Я быстренько снял кофе с индукционной панели и перелил в кружку. По комнате мгновенно распространился бодрящий кенийский аромат.
– Не сейчас.
– Почему?
– Ну, работы много.
– Они реально классные.
– Кто?
– Близняшки.
– Так они еще и близняшки?
– А то.
Звякнула микроволновка.
Я вытащил пиццу и передал сестре. Загрузил в светящуюся утробу вторую коробку и запустил устройство на тех же настройках.
Закипел чайник.
Полине я кофе пить не разрешаю. И больше не держу в квартире богомерзкие пакетики. Заварка – осноава всего сущего.
– Ты во сколько выходишь?
Девочка задумалась.
– В восемь двадцать.
– Тебе же идти десять минут. Или пятнадцать.
– И что? Лучше не опаздывать.
– Как знаешь.
Из окна лоджии открывается чудесный вид на море и частный пляж Адамсов. Погода сегодня отличная, дождей не предвидится. Ветер гонит по небу мелкие облачка.
Я задумчиво наблюдаю за приближением воздушного корабля и пью кофе. Судно массивное и неповоротливое, с кучей подвесов. Контейнеровоз, доставляющий в гипермаркеты Неома заморскую еду. Выглядит так, словно на несколько осей нанизали кучу рефрижераторов, а сверху присобачили рубку управления. Полное нарушение законов аэродинамики… Собственно, о какой аэродинамике может идти речь, если корабли передвигаются на сверхспособностях пилотов?
– Ты форму вчера забрал? – спросила Полина.
– Угу.
– Еще не примерял?
– В ателье.
Звякнула микроволновка.
Мы разложились на обеденном столе и принялись уплетать пиццы.
– Вкуснотища, – сказала сестра с набитым ртом. – Ты крутой.
– Почему это?
– Ну… мамы же нет. А мы сидим тут, учимся в школах для одаренных и больше не голодаем.
– Так и должно быть, – пожимаю плечами.
– Ты же ничем не интересовался. Кроме звездолетов своих.
Хмыкаю.
Что тут скажешь.
Илья Невзоров был ботаником и компьютерным задротом. Выше головы прыгать не собирался. Даже не помышлял о пробуждении и обретении Дара. А потом в этого неудачника попал я. И в одночасье всё изменил. Жаль, что я не в силах вернуть его мать, погибшую в автокатастрофе. Нергал не настолько силен в этом мире.
– Будь осторожна, – предупреждаю сестру. – В твоей гимназии хватает одаренных.
– У нас запрещены дуэли.
– Всё равно.
– Хорошо. Не переживай, я разберусь.
Надеюсь.
Мир, в который я попал, выстроен на классовом неравенстве. Бездарей презирают. Гнобят, всячески пытаются поддеть. И всё это сходит ублюдкам с рук, ведь их прикрывают именитые родители. И законы Европейской Московии, которые ставят простых граждан на низшую социальную ступень.
– Возникнут проблемы – говори.
– Конечно.
Через полчаса сестренка выбралась из своей комнаты, чтобы покрутиться перед зеркалом и похвастаться формой. Консервативная клетчатая юбка до колен, белая рубашка, галстук и жилетка. На ногах – черные туфли. Юбка, галстук и жилетка – в бордовых тонах. Массивный рюкзак с эмблемой гимназии, накладными карманами и бутылкой воды в сетчатом кармашке.
– Как я тебе?
– Превосходно. Ты лучшая.
– Спасибо!
– Вот что, – решил я. – Провожу тебя до гимназии, а потом двину к себе в лицей. Согласна?