Я был уверен, что передо мной стоит Тобенгауз.

Вердикт главы конклава послужил знаком – ко мне приблизилась седовласая женщина-татуировщик.

– Сними кофту.

Я стянул через голову джемпер.

Женщина положила ладонь на мое левое плечо – сейчас там красовался глаз в треугольнике, символ наблюдателя. Серая муть заволокла зрачки колдуньи. Жутковатый омут, затопивший всё внутреннее пространство глазниц.

Жжение.

Старая татуировка начала плавиться, менять очертания. Я почувствовал эти метаморфозы, хотя и не мог ничего рассмотреть. Верхнюю часть руки опалило огнем. Гораздо больнее, чем в прошлый раз…

– Терпи, – отрезала волшебница.

Минута сущего ада.

Мое плечо жгли на костре инквизиторы, а я ничего не мог с этим поделать.

Пламя деформации исчезло. Татуировщица отняла ладонь от моего плеча, извлекла из складок балахона крохотное зеркальце и повернула его так, чтобы я мог рассмотреть получившееся изображение. Круг со вписанным треугольником, внутри которого – горящая свеча.

Метка ритуалиста.

Я поблагодарил женщину кивком.

Плечо всё еще болело.

– Ты перешел на более высокую ступень развития, – главный экзаменатор заговорил голосом Тобенгауза. – Это налагает большую ответственность. Помни о доверии конклава. Не подведи нас.

Собравшиеся начали расходиться.

Ко мне приблизился Сатин.

– Поздравляю.

Я пожал протянутую руку.

– Без тебя я бы не справился.

– Мне повезло с учеником.

Я вернулся домой примерно в час ночи. Сестренка, как и следовало ожидать, мирно посапывала в своей комнате. Зашвырнув рюкзак в угол, я отправился в душ. Быстренько привел себя в порядок и завалился спать. Не подозревая, что худшее ожидает меня впереди.

***

– Подъем, лежебока!

Меня тормошат, бьют по щекам, пытаются привести в чувство. Я неразборчиво мычу. Истошно верещит будильник на телефоне. Боги, какой отвратительный звук!

Шторы раздвинуты.

Открываю один глаз и понимаю, что весь этот хаос породила моя сестренка.

– Что случилось?

– Первое сентября случилось. На линейку опоздаешь.

До меня постепенно доходит смысл услышанного.

– Сегодня – в школу?

– Да! Вставай, дурилка.

Полина, судя по мокрым волосам, уже приняла душ.

Сквозь шторы пробивается утренний свет, но в кухонной зоне горят встроенные лампы. На часах – шесть утра. Таак. Занятия, если мне память не изменяет, начинаются в восемь. А линейка – в девять.

– Так еще три часа! – вырвался из моего рта вопль ужаса.

– Надо собраться, поесть, привести себя в порядок. И выйти заранее, чтобы не опоздать, – рассудительно заявила Полина.

Сестре всего девять.

В этом году Полина поступила в одну из престижных неомосковских гимназий, я же учусь в знаменитом лицее Адамсов. Топать нам в разные школы. И выбираться из общаги в разное время. Так какого…

Ладно.

Спокойствие.

Девочка и раньше подходила к школьным вопросам основательно. Сказывается воспитание покойной матери, как я подозреваю.

Пять часов сна – это еще не катастрофа.

Бывало и хуже.

После обязательных ритуалов в душе отправляюсь на кухню. У нас с Полиной что-то вроде студии. Кухонная зона совмещена с моей спальней и застекленной лоджией. Рабочий кабинет, вписанный в глубокую нишу, расположен в комнате сестры. А еще имеется холл – мы делим его с другими обитателми блока. Всего три квартиры. Вчера утром кто-то заселился – слышались шаги, громкие голоса, хлопали двери. Я не успел познакомиться с соседями – день был расписан по часам. Сходить в ателье, забрать несколько комплектов лицейской формы, притащить всё это добро в кампус. Затариться едой на ближайшие дни. Сходить в дневной рейд. Дождаться, пока Сатин накатает рапорт и приступить к подготовке ночной вылазки. Вернуться домой, наскоро перекусить, сообщить сестре, что жив-здоров. И – в ночную вылазку. На тот самый перекресток, где я развеял локуса. Так что соседи для меня – тайна, покрытая мраком.

Достаю из морозилки две пиццы.

Загружаю в микроволновку первую коробку.

И начинаю готовить себе кофе.

– Поздно вернулся? – спрашивает сестра.

– В час.

– Ну, сорри.

– Что уж теперь, – бурчу я.

Кофе я варю в турке.

И болтовня сестры немного отвлекает.

– А ты видел наших соседей?

– Еще нет.

– Хочешь, расскажу?

– Нет.

– А я расскажу, – злорадству Полины нет предела. – В пятьдесят второй квартире живет парень твоего возраста, а в пятьдесят третьей – две сестры. Очень красивые, но шумные.

– Здорово.

– Ты будешь с ними знакомиться?

Из турки полезла пена.

Я быстренько снял кофе с индукционной панели и перелил в кружку. По комнате мгновенно распространился бодрящий кенийский аромат.

– Не сейчас.

– Почему?

– Ну, работы много.

– Они реально классные.

– Кто?

– Близняшки.

– Так они еще и близняшки?

– А то.

Звякнула микроволновка.

Я вытащил пиццу и передал сестре. Загрузил в светящуюся утробу вторую коробку и запустил устройство на тех же настройках.

Закипел чайник.

Полине я кофе пить не разрешаю. И больше не держу в квартире богомерзкие пакетики. Заварка – осноава всего сущего.

– Ты во сколько выходишь?

Девочка задумалась.

– В восемь двадцать.

– Тебе же идти десять минут. Или пятнадцать.

– И что? Лучше не опаздывать.

– Как знаешь.

Из окна лоджии открывается чудесный вид на море и частный пляж Адамсов. Погода сегодня отличная, дождей не предвидится. Ветер гонит по небу мелкие облачка.

Я задумчиво наблюдаю за приближением воздушного корабля и пью кофе. Судно массивное и неповоротливое, с кучей подвесов. Контейнеровоз, доставляющий в гипермаркеты Неома заморскую еду. Выглядит так, словно на несколько осей нанизали кучу рефрижераторов, а сверху присобачили рубку управления. Полное нарушение законов аэродинамики… Собственно, о какой аэродинамике может идти речь, если корабли передвигаются на сверхспособностях пилотов?

– Ты форму вчера забрал? – спросила Полина.

– Угу.

– Еще не примерял?

– В ателье.

Звякнула микроволновка.

Мы разложились на обеденном столе и принялись уплетать пиццы.

– Вкуснотища, – сказала сестра с набитым ртом. – Ты крутой.

– Почему это?

– Ну… мамы же нет. А мы сидим тут, учимся в школах для одаренных и больше не голодаем.

– Так и должно быть, – пожимаю плечами.

– Ты же ничем не интересовался. Кроме звездолетов своих.

Хмыкаю.

Что тут скажешь.

Илья Невзоров был ботаником и компьютерным задротом. Выше головы прыгать не собирался. Даже не помышлял о пробуждении и обретении Дара. А потом в этого неудачника попал я. И в одночасье всё изменил. Жаль, что я не в силах вернуть его мать, погибшую в автокатастрофе. Нергал не настолько силен в этом мире.

– Будь осторожна, – предупреждаю сестру. – В твоей гимназии хватает одаренных.

– У нас запрещены дуэли.

– Всё равно.

– Хорошо. Не переживай, я разберусь.

Надеюсь.

Мир, в который я попал, выстроен на классовом неравенстве. Бездарей презирают. Гнобят, всячески пытаются поддеть. И всё это сходит ублюдкам с рук, ведь их прикрывают именитые родители. И законы Европейской Московии, которые ставят простых граждан на низшую социальную ступень.

– Возникнут проблемы – говори.

– Конечно.

Через полчаса сестренка выбралась из своей комнаты, чтобы покрутиться перед зеркалом и похвастаться формой. Консервативная клетчатая юбка до колен, белая рубашка, галстук и жилетка. На ногах – черные туфли. Юбка, галстук и жилетка – в бордовых тонах. Массивный рюкзак с эмблемой гимназии, накладными карманами и бутылкой воды в сетчатом кармашке.

– Как я тебе?

– Превосходно. Ты лучшая.

– Спасибо!

– Вот что, – решил я. – Провожу тебя до гимназии, а потом двину к себе в лицей. Согласна?