Тем временем следователь 2-го отдела ГУГБ НКВД младший лейтенант госбезопасности Ефименко вёл дело № 18746 по разоблачению «вражеской» деятельности Льва Ландау. Однажды я спросила у Дау, что там с ним делали, в тюрьме.
– Ничего. По ночам водили на допросы.
– Не били?
– Нет, ни разу.
– А в чём тебя обвиняли?
– В том, что я немецкий шпион. Я пытался объяснить следователю, что я не мог им быть. Во-первых, быть шпионом бесчестно, а во-вторых, мне нравятся девушки арийского типа, а немцы запрещают евреям любить арийских девушек. На что следователь ответил, что я хитрый, маскирующийся шпион.
Милый Дау! Он хотел что-то объяснить следователю НКВД! Хорошо ещё, что соседи по камере научили профессора физики, как надо вести себя на допросах: ни в коем случае не конфликтовать, всячески помогать, поддакивать, идти на поводу того, кто ведёт допрос. Это единственный способ избежать побоев. Следователь будет доволен и его начальство тоже: они свою работу выполнили как положено.
«За последнее время, работая над жидким гелием вблизи абсолютного нуля, мне удалось найти ряд новых явлений, которые, возможно, прояснят одну из наиболее загадочных областей современной физики. В ближайшие месяцы я думаю опубликовать часть этих работ. Но для этого мне нужна помощь теоретика. У нас в Союзе той областью теории, которая мне нужна, владел в совершенстве Ландау, но беда в том, что он уже год как арестован.
Я всё надеялся, что его отпустят, так как я должен прямо сказать, что не могу поверить, что Ландау — государственный преступник. Я не верю этому: такой блестящий и талантливый молодой учёный, как Ландау, который, несмотря на свои 30 лет, завоевал европейское имя, к тому же человек очень честолюбивый, настолько полный своими научными победами, что у него не могло быть свободной энергии, стимулов и времени для другого рода деятельности».
Пётр Леонидович не скрывает возмущения:
«Главное, вот уже год по неизвестной причине наука, как советская, так и вся мировая, лишена головы Ландау.
Ландау дохлого здоровья, и если его зря заморят, то это будет очень стыдно для нас, советских людей».
Я слышала от Капицы, что Молотов пригласил его для разговора, беседа длилась минут двадцать и Капице было предложено изложить свои соображения руководству НКВД. Говорил он с Меркуловым и Кобуловым, а это были суперпалачи режима, их даже расстреляли за садизм несколько лет спустя. Вот тогда и возникла идея освободить Ландау на поруки. Посадили лучшего в стране физика-теоретика, учёного с мировым именем, надо же было как-то выходить из этого положения: просто так освободить означало бы, что признали свою ошибку, ну, а на поруки — совсем другой оборот.
Побывав на Лубянке, Пётр Леонидович написал письмо:
П. Л. КАПИЦА — Л. П. БЕРИИ
26 апреля 1939 года
Прошу освободить из-под ареста арестованного профессора физики Льва Давидовича Ландау под моё личное поручительство.
Ручаюсь перед НКВД в том, что Ландау не будет вести какой-либо контрреволюционной деятельности против советской власти в моём институте, и я приму все зависящие от меня меры к тому, чтобы он и вне института никакой контрреволюционной работы не вёл. В случае, если я замечу со стороны Ландау какие-либо высказывания, направленные во вред советской власти, то немедленно сообщу об этом органам НКВД.
П. Капица
Разумеется, надо было любой ценой спасти гениального физика из тюрьмы. Но всё же было что-то унизительное в этом полицейском документе. Недаром бедный Дау никогда ни словом не обмолвился о его существовании.
Вероятно, наличие этого документа наложило отпечаток и на отношения между Капицей и Дау: они никогда не были близкими друзьями. Правда, Пётр Леонидович, будучи отличным директором, всегда соблюдал известную дистанцию в отношениях со своими сотрудниками, но с Дау он держался подчёркнуто отдалённо. По-видимому, письмо, которое он направил Берии, сыграло здесь главную роль.
Надо, однако, сказать, что Дау не принадлежал к числу людей, стремящихся забыть о благодарности тем, кто оказал им услугу; Дау всегда повторял, что Капица спас его от смерти.
Освобождение Ландау рассматривается историками как исключительный случай. Профессор Уолтер Лакуер, один из наиболее серьёзных исследователей, пишущих о Советской России, в фундаментальном труде «Сталин. Откровения гласности» подчёркивает:
«Было мало дел, когда Сталин и Берия были готовы пойти на компромисс. Когда Лев Ландау был арестован 28 апреля 1938 года, ему не было и тридцати, но он уже был всемирно известным физиком. Его обвинили в разного рода контрреволюционной деятельности, и жизнь его висела на волоске. Однако он имел влиятельного друга и защитника — Петра Капицу, который в официальных письмах Молотову и Берии объяснил, что Ландау занимался чрезвычайно важными проблемами, что он незаменим и что его можно было бы освободить под его, Капицы, персональную ответственность. Ландау освободили. Капица проявил огромную смелость, потому что властям ничего не стоило распорядиться об аресте и ликвидации Капицы».
Здесь не упомянут другой, ещё более влиятельный защитник Дау, Нильс Бор. Дау и сам рассматривал своё освобождение как чудо, да это и было чудо.
Но вот дутое дело, состряпанное в недрах НКВД, было прекращено почти через четверть века после смерти Ландау, по всей вероятности после того, как в период гласности пишущая эти строки обратилась к руководству КГБ с просьбой разрешить ознакомиться с делом Ландау. Надо сказать, что разрешение было получено без проволочек, более того, мною был получен бесценный подарок — фотография из дела Ландау. Документ от 23 июля 1990 года гласит:
«1. Постановление НКВД СССР от 28 апреля 1938 года о прекращении дела Ландау Льва Давидовича с передачей его на поруки — отменить.
2. Уголовное дело в отношении Ландау Льва Давидовича прекратить на основании ст. 5 п. 2 УПК РСФСР — за отсутствием в деянии состава преступления».
Нельзя сказать, что тюрьма изменила Дау. Он стал чуть меньше болтать при малознакомых людях — вот и всё. Однако никакой осторожности в том смысле, чтобы не наживать себе врагов резкими замечаниями, у него по-прежнему не было. Вот один из примеров.
Однажды Дау случайно зашёл не в ту аудиторию и узнал, что собравшиеся в ней ожидают сенсационного выступления известного профессора, который сделает доклад о своём открытии. Пригласили журналистов и фотокорреспондентов. Дау с большим недоверием относился к сенсациям и решил послушать.
На кафедру поднялся виновник торжества и начал говорить об открытии. Потом он подошёл к доске и запечатлел на ней свои выводы. Закончив, с видом победителя сошел вниз. Гром аплодисментов.
– Прошу прощения, но здесь слишком много ошибок! — воскликнул Ландау, решительной походкой направляясь к доске.
Воцарилось молчание.
– Если эту задачу решить правильно, эффект данной работы сводится к нулю. — Мелок стремительно подчёркивал ошибки. — Работы как таковой вообще нет. Есть математические ошибки.
Положив мелок на место, Ландау удалился. Все хранили молчание.
– Кто, кто его сюда пустил? — простонал триумфатор.
