Последние два года пролетели незаметно.

Во многих отношениях Сиэтл стал казаться мне домом. Несмотря на первоначальные потрясения, в мою повседневную жизнь вошло ощущение комфорта.

Ситуация начала меняться к лучшему примерно шесть месяцев назад, когда я наконец стиснула зубы и ушла от Эллиота. Я съехала с нашей временной квартиры, которую арендовала его фирма, и сняла себе квартиру с одной спальней в центре города. Наконец-то у меня есть некоторая свобода и самостоятельность в своей жизни. Я могу гулять, заводить друзей и просто быть собой. Я был с Эллиотом с двадцати с небольшим лет. Мы познакомились в университете; он изучал экономику, а я — юриспруденцию. Эллиот был моим первым и единственным, так как родители всю мою жизнь оберегали меня. Тогда у меня почти не было опыта общения с парнями. Чёрт возьми, у меня его нет и по сей день. С другой стороны, у Эллиотта было более чем достаточно опыта, но это всё равно не помешало нам зачать ребенка, пока мы учились в университете.

Мои двадцатые годы прошли в вихре брака и детей, и хотя я никогда не желала ничего, кроме Джека и Дарси, я бы хотела, чтобы моя взрослая жизнь началась по-другому. В тридцать девять лет я чувствую, что начинаю свою жизнь заново, и у меня наконец-то появился шанс понять, кто я такая, одинокая и свободная от мужского влияния.

Дождь барабанит в окно моего офиса на двенадцатом этаже, и меня выводит из транса ужасный рингтон, который Дарси установила на моём телефоне на прошлой неделе.

— Мам, я жду внизу, в вестибюле, мы можем идти?

— Я сейчас спущусь; выпьем по чашечке кофе? — я смотрю на стопку папок на моем столе; одному богу известно, как мне сегодня нужен кофеин.

— Да, конечно, только захвати свой зонтик. Здесь просто невыносимо, и я только что сделала прическу. Чёртовый город! — Дарси издает разочарованный стон.

— Уже иду, милая, — отвечаю я и кладу трубку.

Дарси никогда не любила Сиэтл; с самого начала она была полна решимости возненавидеть его. Последние два года, с тех пор как Эллиот сообщил эту новость, она не сводила глаз с часов, ожидая возвращения к Лиаму и своим друзьям в Оксфорде. Джек, напротив, преуспел, завел больше друзей, чем я за свои тридцать девять лет на этой земле, и в свои почти восемнадцать у него есть твердый план — поступить в университет, заниматься спортом и пробиться в высшую лигу.

Кафе "Грайнд" стало нашим с Дарси постоянным местом встреч, и мы, как правило, встречаемся по крайней мере пару раз в неделю. Но сегодня она выглядит озабоченной. Мы берем чай-латте, которым я стала совершенно одержима с тех пор, как переехала сюда, и садимся бок о бок на наш любимый плюшевый розовый диван.

Спустя один ворчливый глоток, хмурость Дарси всё ещё не рассеялась.

— Итак, Джек сбросил бомбу вчера вечером. Он не вернется домой; он решил принять предложение Университета Сиэтла и изучать кинезиологию.

Вам знаком этот выжидающий взгляд, которым кто-то одаривает вас, как будто он снова и снова репетировал этот разговор в своей голове и полностью ожидает определенного ответа? Что ж, именнотот взгляд я вижу прямо сейчас. Однако в этот раз я не могу успокоить Дарси потому что я тоже не собираюсь возвращаться. Там меня ничего не ждет. Все друзья, которых я завела в Великобритании, были так или иначе связаны с Эллиотом, а те, кто не был, не поддерживали со мной связи. Мой босс, кажется, ценит меня больше, чем когда-либо ценил мой бывший муж, обеспечив мне грин-карту, спонсируемую работодателем, что позволило мне остаться и работать в Сиэтле.

Через три недели Дарси и Эллиотт сядут в самолет обратно в Хитроу, и прямо сейчас она думает, что у меня есть билет. Наступает решающий момент, и мне нужно сказать ей.

Я откусываю кусочек салата, жалея, что не заказала панини вместо него, потому что этот салат не очень вкусный.

— Да, нам нужно поговорить об этом.

Дарси выпрямляется, её хмурый взгляд становится по-настоящему суровым.

— Что ты имеешь в виду?

— Дело в том, что, ну…

— Ты тоже не вернешься домой, не так ли?

Я чувствую, как напрягается каждый мускул в моём теле.

— Да, не вернусь.

— Да, я так и думала.

Я продолжаю ковыряться в салате, у меня совершенно пропал аппетит.

— Ты догадалась?

Она беспечно пожимает плечами, но я вижу печаль в её ярко-голубых глазах, и это разбивает мне сердце.

— Поскольку вы с папой расстаетесь, а Джек остается здесь, я думаю, Великобритании нечего тебе предложить.

— Кроме моей прекрасной дочери, — возражаю я.

Она тихо хихикает.

— Нет, серьезно, мам, я понимаю, почему ты остаешься. Я просто чувствую, что мой мир перевернулся с ног на голову.

Я перегибаюсь через диван и притягиваю её к себе, обнимая рукой её стройное тело, её длинные волосы медового цвета падают мне на плечо. Дарси ростом с отца, как и Джек, и, несмотря на то, что я на двадцать два года старше, моя маленькая фигурка в пять футов и три дюйма кажется крошечной по сравнению с её.

— Я знаю, милая. Дело в том, что жизнь иногда выдает тебе карты, которых ты меньше всего ожидаешь, но важно то, что мы делаем с этими картами. Мы можем либо отказаться, либо извлечь максимум из того, что у нас есть. Нам с твоим отцом следовало расстаться много лет назад, но, думаю, я держалась ради тебя и Джека. Но сейчас вы оба взрослеете, и в следующем году вы с Лиамом отправитесь в университет. Я обещаю, что буду навещать тебя так часто, как смогу, — мой голос дрожит от волнения, я отчаянно надеюсь, что она поймет. Но то, как Дарси кивает, говорит мне о том, что в свои семнадцать лет она уже далеко не молода, но это не избавляет от всепоглощающего чувства вины.

Мы заканчиваем наш обед, и Дарси рассказывает мне о своих планах закончить школу и поступить в университет вместе с Лиамом. Мне нравится её взгляд на жизнь, её романтическое сердце, то, что она влюбилась в Лиама в таком юном возрасте, и оба так яростно преданы друг другу. Как её мама, я полностью поддерживаю их отношения, но не могу сказать, что понимаю их. Для меня настоящая любовь была неуловимой, и временами трудно не проецировать её на себя, задаваясь вопросом, почему этого не случилось со мной.

Затем, в тридцать один год, я потеряла своих родителей из-за рака; мама умерла первой, за ней последовал папа, и это стало последней каплей. Я заколотила своё бесчувственное сердце, готовая испытывать чувства только к своим детям. Отдать своё сердце в романтических целях — это твердое "нет" с моей стороны. Была там, попробовала это. Потерпела неудачу.

Дождь прекратился, когда мы вышли на сентябрьский воздух. При приятной температуре в шестьдесят восемь градусов я надела темно-розовое платье и черные босоножки. Я живу недалеко от работы, поэтому мне нравится гулять. В моем возрасте и с двумя детьми мне сложнее оставаться в форме, несмотря на множество занятий в тренажерном зале, заполняющих моё расписание. Я скучаю по фигуре, которая была у меня в двадцатые годы, и, боже, я не могу вспомнить, когда в последний раз надевала джинсы четвертого размера, не сгибаясь при этом, чтобы застегнуть молнию. Итак, сейчас я делаю выбор в пользу комфорта, уверенности в своем теле и изгибах.

Я поворачиваюсь к Дарси.

— Давай встречаться как можно чаще до того, как ты уедешь, хорошо?

— Хорошо, но только не отгораживайся от папы полностью. Он изменился с тех пор, как ты ушла. Я не думаю, что у него всё так уж хорошо получается.

Я не рассказала Дарси и Джеку и половины того, что произошло между мной и Эллиотом. Им не обязательно знать всё, и они пытаются переварить наш развод. Дарси и её отец остаются близки даже после вынужденного переезда в Сиэтл, и последнее, что я хочу сделать, это испортить их отношения. Но Эллиот как отец и Эллиот как муж — два очень разных человека.

Я заправляю прядь волос ей за ухо.

— Не буду, милая, — по правде говоря, я не уверена, насколько хорошо у меня получится сдержать это обещание, но я знаю, что должна попытаться.