Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Возможно, кожа твоих пальцев покрыта невидимой волшебной пыльцой? – предположила мама, задорно рассмеявшись.

Я залилась смехом, откинув голову назад. Натяжение в скулах стало последствием заливистого хохота.

Иногда я поражалась тому, насколько мы с мамой мыслим одинаково. Теория про волшебную пыльцу прочно сидела в моей голове уже четыре года.

– А я-то думала, откуда у тебя так много новой одежды в шкафу.

– Одежды действительно много, – согласилась я.

– На протяжении года задавалась вопросом: где моя дочь берет деньги на всю эту красоту? – удивлялась мать, растягивая губы, накрашенные красной помадой, в улыбке.

Она торжествующе хлопнула в ладони. Я вскинула брови, завидев этот жест. Мама явно что-то задумала.

– Леона, смастеришь мне несколько платьев и купальников на лето? С помощью твоих волшебных рук можно здорово сэкономить семейный бюджет.

Я захихикала, плюхнувшись на кровать. Всегда восхищалась умением матери из всего извлекать выгоду, находить пользу там, где, казалось, ничего хорошего нет. Она имела талант быстро ориентироваться в самых различных ситуациях.

Мама искренне недоумевала, почему я скрывала настолько важную информацию на протяжении восьми лет, но в ответ получила лишь неопределенное пожимание плечами. Когда-то давно я доверилась судьбе, полагая, что она самолично предоставит мне удобный момент для того, чтобы открыть секрет родителям. Похоже, этот момент частично наступил. Мы с мамой договорились скрывать от отца нашу уже общую тайну. Папа по своей натуре скептик, яро отрицающий все мистическое. Глупо надеяться на понимание с его стороны.

Практически каждый день я находилась в отличном расположении духа, поскольку наши взаимоотношения с мамой значительно улучшились. Нередко я преподносила ей презенты в виде украшений, цветов и одежды. Она не могла налюбоваться на красивые вещи, созданные моей рукой. Новые платья и серьги матери заметил и отец. Он ежедневно одаривал ее самыми разными комплиментами.

Следующий воскресный вечер мы проводили за семейным просмотром фильмов. Мама предложила включить любимую мелодраму пятидесятых годов.

– Монтгомери Клифт – эталон мужской красоты! – визжала мама, не отрывая глаз от экрана телевизора.

Папа показательно недовольно промычал, наблюдая за горящими карими глазами своей жены. Мама смерила отца озорным взглядом, чмокнув его в уголок рта. Он оттаял, просияв довольной улыбкой.

– Дорогой, не ревнуй, – ласково промолвила она. – Этот актер все равно уже давно умер.

Я зашлась смехом, сочувственно покосившись в сторону папы. Мама часто упоминала своих любимых актеров старого Голливуда, пересматривая фильмы с их участием каждые две недели. Поначалу отец демонстративно закатывал глаза, но потом соглашался составить нам компанию в повторном просмотре любимых фильмов матери. Он никогда не мог ответить нам отказом.

Утро в середине сентября стало для меня самым страшным из всех. Я проснулась от громких шагов, прозвучавших рядом с правым ухом. Вымученный стон вырвался из моих уст. Сон все еще не отпускал, но я нашла в себе силы открыть глаза и обнаружить стоящую около моей кровати маму. Ее сверкающие глаза насторожили меня.

– Твой папа ушел по делам, – сухо пробормотала мама, устремив задумчивый взгляд в окно.

Серое небо затянулось плотными облаками. На улице моросил дождь, монотонно стуча каплями по стеклу. Скверная погода безжалостно уничтожала позитивный настрой на день.

Я вскинула брови, безмолвно спрашивая, зачем понадобилось будить меня ранним воскресным утром.

– Леона, я тут подумала....

Мама замялась. Она неуверенно потопталась на месте, чем искренне потрясла меня. Я впервые видела ее такой стеснительной. Обычно она без колебаний говорила обо всем, что приходило в голову. Мама всегда была смелой и прямолинейной. В этой семье именно она отличалась решительностью, которая порой оборачивалась против нее же самой. Мне пришлось привстать с кровати, чтобы приблизиться вплотную к матери. Никогда прежде она не проявляла робость. Значит, дело серьезное.

– Нарисуешь портрет своей прабабушки? – прозвучало еле слышно, как будто нас мог кто-то услышать.

Я непроизвольно задержала дыхание. Тело застыло, словно статуя. Зрение затуманилось. Перед глазами стояло лишь размытое лицо матери.

– Это сумасшествие! Мама, это неправильно! – пересохшее горло саднило, заставляя меня поморщиться от болезненных ощущений. – Портреты я никогда не буду рисовать.

Ни за что бы не подумала, что такая безумная идея придет в голову кому-то из членов моей семьи.

Я скрестила руки на груди в защитном жесте. Глаза уставились в потолок, избегая умоляющего взора матери. Одна только мысль о воскрешении человека ужасала настолько, что волосы вставали дыбом. Портреты – это та грань, которую я когда-то запретила себе переходить. Табу. Невозможно знать наперед, как поведет себя человек, появившийся из бумаги. И человек ли это вообще.

– Мы через десять минут сотрем рисунок, – продолжала уговаривать мама. – У нее сегодня должен был быть день рождения. Я скучаю по ней. Бабушка находилась рядом со мной все детство. Хочется хоть на минуту увидеть ее лицо и крепко обнять.

Я до боли закусила губу, неторопливо раздумывая над просьбой мамы. Разум категорически отказывался идти у нее на поводу. Я проанализировала все плюсы и минусы этой бредовой затеи. К сожалению, минусы значительно перевешивали плюсы. Неизвестно, будут ли у клона прабабушки какие-либо эмоции, умеет ли он говорить и осознавать происходящее? Если всего перечисленного нет, тогда воскрешать двойника не было никакого смысла. Неясно, как поведет себя подобие прабабушки.

Сердце упрямо требовало подарить матери счастливые мгновения, потому что она в этом нуждалась и заслуживала, как никто другой. Больше всего на свете мне не хотелось ее расстраивать. Я склонила голову набок, взглянув на маму, стоящую у изголовья кровати. В глубине ее глаз можно было найти искорку надежды, с которой она на меня смотрела. Непроизвольно из моей груди вырвался шумный выдох. Я чувствовала, что моя броня быстро дает трещину. Сложно ответить отказом, когда мама умоляюще смотрит на меня и тепло улыбается.

– Ты же отдаешь себе отчет в том, что это будет всего лишь двойник прабабушки? – на всякий случай уточнила я.

Мама кивнула и торжествующе усмехнулась. Она мечтала побыстрее встретиться с воспитавшим ее человеком, а точнее – его подобием. Я повернула голову к окну, посмотрев на мрачное небо, предвещающее громовой раскат.

Белый письменный стол ломился от карандашей, листков бумаги и выцветших фотографий сорокалетней давности. Это был первый портрет в моей жизни, поэтому шансы на успех казались крайне малы. Я боялась, что человек на рисунке получится кривым или совсем непохожим на прабабушку. На удивление, рука двигалась на автомате, как будто управлялась сама по себе. Глаза постоянно бегали от фотографии прабабушки к полупустому полотну.

Затекшая спина резко дала о себе знать, заставив меня бросить карандаш на стол. В общей сложности портрет я рисовала на протяжении десяти часов.

Я повторно прошлась оценивающим взглядом по конечному результату своих трудов, торжествующе сжав правую ладонь в кулак. Пожилая женщина на бумаге выглядела на семьдесят с лишним лет, уставшей и высохшей со временем.

Как обычно, я страшилась посмотреть на этап преобразования рисунков в жизнь. До сих пор не могла привыкнуть к мистическому навыку. Именно по этой причине мне всегда приходилось поворачиваться спиной к собственноручно созданным изображениям.

Внезапно я ощутила робкое прикосновение к своим волосам. Неторопливо обернулась, встречаясь глазами с копией прабабушки. В просторной комнате раздался мой пронзительный визг.

– Мама! – громко позвала я, едва не свалившись со стула.

Пульсирующий шум в ушах и стук сердца, готовый выпрыгнуть из груди, мешали сосредоточиться. Мне казалось, что я готова встретиться лицом к лицу с двойником ушедшей родственницы, но моя реакция говорила об обратном.

3
{"b":"902586","o":1}