Поглядывая на часы, Рита припустила к лаборатории. Она дернула дверь, но та не поддалась.
– В смысле? – у двери спросила Рита. – Закрыто?
Дверь отвечать не соизволила. Рита дернула ещё раз, надеясь, что пока она бежала, ослабла, и дверь сейчас откроется. Чуда не произошло. А график работы гласил, что сегодня лаборатория работает на час меньше.
– Блин – расстроилась Рита.
Она вернулась к машине, в пятый раз взглянула на кенгурятник и решила, что пришло время понять насколько велики повреждения трубы. Она нашла в багажнике тряпочку и стала протирать трубу. Нащупав вмятину, Рита расстроилась, и именно в этот момент возле машины остановился отечественный Жигуленок под отказ набитый веселыми мужиками, видимо возвращавшихся со скучной работы, вроде строительного объекта. Естественно самый грустный из работяг решил развеселить народ и себя в первую очередь.
– Красавица, – позвал он – а ты всем так трубы можешь натирать?
Рита одарила его неприятным взглядом, понимая какие пошлости роем летают у него в голове. Дружки прыснули смехом – оживились.
– А машину пеной умеешь мыть?
– Весело вам? – огрызнулась Рита.
– А стекла ты тоже натирать умеешь. Может, и нам натрешь.
– Нам весело – согласился водитель.
– Было бы у меня хорошее настроение, я бы тоже посмеялась. А у меня настроение послать всех к черту. А сейчас выйдет мой муж из вот этого подъезда и вам стекла не помоет, а побьет, вместе с зеркалами и может быть, вашими веселыми личиками.
Мужчины оказались понятливыми и не конфликтными, поэтому быстро ретировались со словами:
– Да мы что? Ни что. Просто мимо ехали.
С их отъездом дела пошли лучше. Вмятина оказалась застарелой и никакого отношения к сегодняшнему происшествию не имела, а сталь блестела, радуя своим идеальным видом.
Но настроение Риты не улучшилось.
В ветеринарную клинику к Джеку, пришлось ехать опять через весь город. Вечером в час пик он напоминал Китайский провинциальный многомиллионный городок, где все жители торопятся по своим делам, не зная, что существуют правила дорожного движения. Рита, понимая, что преувеличивает, просто всунулась в поток движущихся машин, поймала нужную волну и медленно продвигалась по улицам.
На удивление ветеринарная клиника ещё работала.
– Мы до последнего пациента – сообщил доктор и грустно взглянул на двух кошек и одну таксу. – А лаборатория работает до четырех. Так что заберете свои анализы завтра.
– Как Джек?
– Я оставлю его ещё на сутки.
Рита забеспокоилась:
– Что-то не так?
– Всё так – мимоходом говорил доктор, обрабатывая руки перед следующим пациентом. – Понаблюдать надо. Вы не переживайте, мы его уже покормили. Ест с аппетитом – это показатель. Вы должны улыбнуться.
Рита растянула губы в улыбке и быстро сомкнула их:
– Почему тогда я не могу его забрать?
– Забрать можете, но завтра – тон доктора был таков, что Рита не имела право спорить и тем более беспокоиться.
– Я могу к нему…
Доктор перебил:
– Нет. Он только привык, а вы сейчас его обрадуете, обнадежите и уйдете, ему будет тяжело. Нет – повторил он на её молящий взгляд.
В очередной раз убедившись, что день сегодня не задался, она поехала к бабушке.
В бабушкином дворе наблюдалось оживление. Никифоров Стас вышагивал от клумбы до окон и обратно, Кузьминична в компании внучки сидела на лавочке, Петрович курил возле подвала, пару детей повисли на воротах, трое катались на велосипедах (благо, что не во дворе). Такое ощущение, что соседи решили поселиться у Надежды Семеновны, при этом взяв дом штурмом. Надеясь, что бабушка хорошо забаррикадировала двери изнутри, Рита поинтересовалась:
– Что здесь происходит?
Старики оживились – иногда Риту это не радовало, вот как сейчас. Обычно причиной подобных визитов и посиделок была нерадостное дело.
– Ой, Риточка, – обрадовался Петрович, затушив окурок о стену подвала, раздавил его пальцами и спрятал в карман.
– Риточка, не справляемся – запричитала Кузьминична, хотя это было её постоянное состояние.
– Рита, надо чтоб ты написала.
– Да, мне тоже сказали, что если общественность поднимется, то будет толк.
– Куда поднимется? – Рита устало опустилась на скамейку. Она знала, что задание поднять общественность приберегли для неё. Ей казалось, что старики напрасно переживают, и трагедия, с которой они прибежали во двор Надежды Семеновны, всего лишь дельце, из которого потом будут слагать байки, и поход в гости не требовал вавилонского столпотворения.
Надежда Семеновна вышла из дома, неся огромный поднос с кружками и чайником. Иногда её гостеприимство зашкаливало за рамки доброты.
– Риточка, ты представляешь? – возмущенно заговорила бабушка.
– Нет – честно призналась Рита.
– Это уму непостижимо.
– Возможно. Бабуль, а что вообще происходит?
На этот вопрос решили ответить все, причем сразу.
– Они нас лишили…
– И теперь не будет…
– А я в наследство хотела оставить…
– Обворовали…
– Ироды…
– Как так можно…
– И управы на них нет…
– А ты ведь уже помогла…
Рита переводила взгляд с одного на другого, чувствуя себя героиней юмористического концерта, премьера которого с треском провалилась – не смешно.
– Так – протянула она с нажимом. – Стоп. Сейчас я войду в дом, и попрошу вас, Петрович, зайти со мной.
– Я? – не ожидал мужчина аудиенции, в компании ему было легче разговаривать.
– Вы. Будете рассказывать, что у вас случилось.
– Так говорю же. Украли – начал он, а женщины поддержали:
– Внуки без наследства…
– Где такое видано…
Рита обреченно обвела всех взглядом и молча вошла в дом, следом юркнул Петрович.
– Рита, нам помощь нужна.
– Это я уже поняла.
– Как у Сидельниковых.
Рита недовольно повела бровью. Ох, как слава бежит быстро. Это совершенно неудачно, если учесть, что подобного рода деятельность не приветствуется, ни законом, ни совестью. Что-либо отрицать было бесполезно, скорей всего односельчане уже слышали историю из первых уст, поэтому Рита всего лишь спросила:
– И что, у вас точно такая же ситуация?
– Да – протянул Петрович. – Это ужас какой-то. Что творится? Стариков обижают. А Кузьминична собиралась оставить…
– Я помню. Оставить все в наследство. Ближе к делу, Петрович.
– Ну хорошо, – Петрович устал переживать, плюхнулся за стол, схватил блокнот и ручку и стал вырисовывать кружки и стрелочки. По ходу его рассказа каракули превращались в картину. Пообщавшись с остальными стариками, картина приобрела оттенки. Они оказались не красочными, а серыми и черными, во всяком случае, расклад дел был не оптимистичным.
Когда все разошлись, Надежда Семеновна спросила:
– Риточка, ты все поняла? У меня в голове не укладывается, что такое есть.
– Не укладывается, это ещё не значит, что такого не бывает.
– Так как?
– Бабуль, все так же, как и у Сидельниковых. Только я думала, что это единичный случай, а оказалось системой.
– И что? Ничем нельзя будет помочь? – испугавшись догадки собственного ответа, спросила Надежда Семеновна.
– Не знаю – задумавшись, честно ответила Рита. – Но тем методом уже пользоваться нельзя.
– Каким методом? – поинтересовалась бабушка.
Рита как будто вынырнула из собственных размышлений, поняла, что сболтнула лишнее и сказала:
– Метод помощи Сидельниковым не должен упоминаться в истории. – Она улыбнулась – забыть как страшный сон.
– Так ты же мне ничего не рассказываешь – обиженным голосом проговорила бабушка.
– Нельзя носить работу домой – философски заметила Рита.
– Смотри, как бы дом не стал к тебе на работу ходить – бабушка поддержала философскую волну, но быстро от неё отказалась. – Что же делать?
– Я каждому из них по отдельности, а также всем вместе сказала, что нужно писать в прокуратуру, суд, следственный комитет, куда угодно, а на меня рассчитывать нельзя. Я могу не справиться, а люди на меня зря надеются. И вообще, почему они считают, что я всесильна. В некоторых делах общественная огласка не поможет, а навредит.